Астрид Линдгрен.

Рони, дочь разбойника

---------------------------------------------------------------
Перевод: Н.Белякова, Л.Брауде
---------------------------------------------------------------

В ту ночь, когда родилась Ронья, над горами гремели грозовые раскаты.
Да, гроза была такая страшная, что вся нечисть, обитавшая в лесу Маттиса,
испуганно заползла в свои пещеры и потайные убежища. Одни только жестокие
дикие виттры, любившие грозовую погоду больше всякой другой на свете, с воем
и криком метались вокруг разбойничьего замка на горе Маттиса. Их вой и крики
мешали Лувис, лежавшей во внутренних покоях замка и собиравшейся родить
младенца. И она сказала Маттису:

- Прогони этих жестоких виттр, мне нужна тишина. Из-за них я не слышу,
что пою.

А дело было в том, что Лувис, рожая ребенка, пела. Она уверяла. что так
ей легче, да и младенец наверняка будет более веселым, если появится на свет
под звуки песни.

Маттис схватился за самострел и выпустил в бойницу несколько стрел.

- Убирайтесь прочь, дикие виттры! - закричал он. - Нынче ночью у меня
родится ребенок! Понятно вам, кошмарихи вы этакие? Дитя грозы!

- Хо-хо, нынче ночью у него родится ребенок! Дитя грозы! Надо думать,
маленький и уродливый! Хо-хо!

И Маттис еще раз выстрелил прямо в стаю. Но виттры только презрительно
хохотали в ответ и, злобно воя, полетели прочь над верхушками деревьев.

Пока Лувис рожала и пела, а Маттис, по мере своих сил, расправлялся с
дикими виттрами, его разбойники сидели внизу у очага в большом каменном
зале, ели, пили и орали ничуть не хуже виттр. Чем-то же надо им было
заняться в ожидании младенца. Все двенадцать разбойников ждали того, что
должно произойти наверху, в башне. Потому что за всю их разбойничью жизнь в
замке Маттиса не родился еще ни один ребенок.

А больше всех ждал младенца Пер Лысуха.

- Когда же родится это разбойничье дитя?! - спрашивал он. - Я уже стар
и немощен, и скоро придет конец моей разбойничьей жизни. Хорошо бы перед
смертью увидеть нового разбойничьего х°вдинга1.

Только он произнес эти слова, как двери отворились и в зал ворвался
совершенно обезумевший от радости Маттис. Ликуя, он обежал весь зал, вопя
как сумасшедший:

- У меня родилось дитя! Слышите, что я говорю? У меня родилось дитя!

- Мальчик или девочка? - спросил сидевший в своем углу Пер Лысуха.

- Дочь разбойника, радость и счастье! - заорал Маттис. - Дочь
разбойника, вот она!

Х°вдинг - здесь: предводитель разбойничьей шайки, вожак.

197

И через широкий порог перешагнула Лувис с ребенком на руках. Среди
разбойников воцарилась мертвая тишина.

- Ну, сейчас вы у меня захлебнетесь пивом! - сказал Маттис. Взяв
девочку у Лувис из рук, он обошел с нею весь зал, показывая дочку каждому
разбойнику.

- Вот! Если хотите видеть самого красивого ребенка, который когда-либо
родился в разбойничьем замке, пожалуйста!

Дочка лежала у него на руках и смотрела на него ясными, широко
раскрытыми глазками, в которых и капли сна не было.

- Сразу видно, этот детеныш знает кое-что и уже разбирается кое в чем,
-- заявил Маттис.

- А как ее назовут? - спросил Пер Лысуха.

- Ронья, - ответила Лувис. - Я решила это уже давным-давно.

- Ну, а если бы родился мальчик? - поинтересовался Пер Лысуха.

Лувис спокойно и строго взглянула на него.

-- Раз я решила, что мой ребенок будет зваться Ронья, значит и
появилась на свет Ронья!

И, повернувшись к Маттису, спросила:

- Хочешь, теперь я возьму ее?

Но Маттис не желал отдавать дочку. Он стоял, удивленно глядя на ее
ясные глазки, на маленький ротик, на черные волосики, на ее беспомощные
ручки, и просто дрожал от любви к девочке.

- Да, малышка, в этих вот маленьких ручонках ты держишь уже мое
разбойничье сердце, - заявил он, - Не знаю, как это случилось, но так оно и
есть.

- Можно, я подержу ее немножко? ~ попросил Пер Лысуха, и Маттис положил
Ронью ему на руки так бережно, словно она была золотым яичком.

- Вот тебе новый разбойничий х°вдинг, о котором ты столько болтал.
Смотри, не урони ее, а не то настанет твой последний час. Но Пер Лысуха
только улыбнулся Ронье беззубым ртом.

- Она словно бы ничего и не весит, - удивленно произнес он и несколько
раз поднял ее вверх и опустил вниз. Тут Маттис разозлился и рванул ребенка к
себе.

- А чего ты ждал, баранья твоя башка? Что родится здоровенный,
бородатый разбойничий х°вдинг с толстым брюхом?

Тут все разбойники поняли, что скалить зубы тут ни к чему, да и вообще
касаться этого ребенка тоже, если не хочешь, чтобы у Матти-са портилось
настроение. Да и в самом деле, незачем приводить его в ярость. Поэтому они
тотчас же начали хвалить и прославлять новорожденную. Они также опрокинули
несколько кружек пива в ее честь, чем несказанно обрадовали Маттиса. Он сел
на свое почетное место во главе стола и время от времени показывал им свое
необыкновенное дитя.

- Борка, поди, лопнет от злости, - радовался Маттис. - Пусть сидит в
своей жалкой разбойничьей конуре и скрипит зубами от зависти, да, гром и
молния! Тут такой вой и скрежет зубовный пойдет,

198

что всем диким виттрам, да и серым карликам г. лесу Борки придется
заткнуть уши, уж поверьте мне!

Пер Лысуха радостна кивнул головой и, хихикнув, сказал:

- Да уж,' Борка точно лопнет от злости. Потому что теперь роп Маттиса
продолжится, а роду Борки - конец!

- Да, - согласился Маттис, - его роду конец, это уж точно. Нет у Борки
детеныша и не будет, так и останется он бездетным.

И туг вдруг раздался громовой раскат, какого никогда не слыхивали в
лесу Маттиса. Грохот был такой, что даже разбойники побледнели, а Пер Лысуха
повалился на пол. Ведь он был такой слабый. Ронья неожиданно жалобно
всплакнула, и этот плач потряс Маттиса больше, чем раскат грома.

- Мое дитя плачет! - вскричал он. - Что делать? Что делать? Но Лувис
спокойно взяла у него девочку, приложила к груди, и малышка сразу перестала
плакать.

- Ну и громыхнуло! - немного успокоившись, восхитился Пер Лысуха. -
Готов отдать душу дьяволу, что молния ударила в замок!

Да, так и есть, молния здорово постаралась. Она ударила в замок, и, как
только настало утро, все увидели, что древний замок - крепость Маттиса, на
самой вершине горы Маттиса, раскололся надвое. От самого высокого зубца
крепостной стены и до самого глубокого сводчатого подземелья, замок был
отныне поделен на две половины, а между ними зияла бездна,

~ Ронья, до чего же славно начинается твое детство! - сказала Лувис,
когда с дочкой на руках стояла уже у расколотой зубчатой стены, глядя на
постигшую их беду.

Маттис разъярился, словно дикий зверь. Как могло случиться такое со
старинным замком его предков? Но долго свирепствовать Маттис не умел и
всегда находил повод для утешения.

- Ну и ладно, зато теперь у нас не будет так много лабиринтов и
подвалов, полных всякого хлама. И уже никто не заблудится в замке Маттиса.
Помните ведь, как это было, когда Пер Лысуха заплутал там и не мог выбраться
целых четыре дня!

Вот об этом-то Пер Лысуха не любил вспоминать. Разве он виноват, что
так вышло? Ведь он только пытался узнать, насколько, собственно говоря,
велик был замок Маттиса. И, как уже было сказано, на своем горьком опыте
понял, что он огромный и что там можно заблудиться. Бедняга, он был чуть
жив, когда наконец-то нашел дорогу назад, в большой каменный зал.
Разбойники, слава богу, так хохотали и вопили, что он услышал их издалека.
Иначе ему никогда бы не найти дорогу.

- Замком целиком мы все равно никогда не пользовались, - сказал Маттис.
- И мы по-прежнему будем жить в своих залах и покоях, и в башне, там, где мы
жили всегда. Меня лишь бесит то, что мы остались без отхожего места. Да,
гром и молния, оно ведь осталось по другую сторону подвала, и мне жаль того,
кто не сможет удержаться до тех пор, пока мы соорудим новое.

Но и с этим все быстро устроилось, и жизнь в Маттисборгене

199

снова пошла своим чередом, точь-в-точь как раньше. С той только
разницей, что теперь там появился ребенок. Малышка, которая, как считала
Лувис, мало-помалу превращала Маттиса и всех его разбойников в большей или
меньшей степени в придурков. Не то чтобы для них было вредно стать чуть
помягче и пообходительней, но ведь во всем нужна мера. Ну разве не смешно
было видеть, как все двенадцать разбойников и их разбойничий х°вдинг сидят в
замке, блея по-овечьи и ликуя лишь потому, что крошечный детеныш
только-только научился ползать по всему каменному залу; сидят с глупым
видом, сюсюкая и ликуя гак, словно большего чуда никогда не свершалось во
всем мире. Разумеется, Ронья передвигалась по полу с невероятной быстротой,
потому что она как-то исхитрялась отталкиваться левой ножкой. И разбойники