Василий АКСЕНОВ
ПОРА, МОЙ ДРУГ, ПОРА
два, три... восемь ниш в крепостной стене вдоль всей улицы Лабораториум.
В каждую из этих ниш можно было влезть, согнувшись в три погибели, а
когда-то ведь они предназначались для стражников, когда- то в каждой из
них стоял стражник в латах и еще хватало высоты для алебарды. Время на-
несло несколько слоев грязи, земли, булыжников, и вот теперь я, мужчина
среднего роста, сидел скорчившись в одной из этих ниш.
на всю улицу: "Внимание! Опасность!" Сейчас уже не могу. Сейчас я могу
только сесть здесь на камни, вытянуть ноги в полосу лунного света и,
глядя на кости своих ботинок, бездумно и беспечально выкурить одну за
другой три сигареты.
в нишу. Потом я сделал четыре шага, поднял руки и обнаружил над головой
знакомый выступ, который не сдвинулся за эти два года ни на один санти-
метр. Потом я встал на цыпочки, быстро, с прыжка, подтянулся и перебро-
сил ноги вверх. Потом я полез по лестнице.
По-обезьяньи, на четырех конечностях, я пересек освещенную часть стены и
вдруг испытал знакомый страх, когда, спасаясь от луны, прижался плечом к
башне. Я стоял, прижавшись к башне, смотрел на поблескивающий внизу бу-
лыжник и накачивал себя, накачивал, как будто можно было что-то вернуть.
Никогда не возвращайтесь на старые места, где вам было хорошо. Хорошо?!
Мне было тогда плохо, отчаянно, гнусно, тревожно, зыбко, я умирал по
нескольку раз в день, я весь ходил в липком поту - ах, как мне было тог-
да хорошо! Однако все попытки отсечь память провалились, вот я вернулся
на это место, и сейчас, кажется, со мной происходило то же самое, что и
тогда.
черный провал. Я лез вверх по узкому каменному горлу, то и дело руками и
лицом прикасаясь к влажным стенам, как будто жабы целовали меня в кро-
мешной тьме, загадочные жабы, явившиеся из глубины двух последних лет; я
лез все быстрее и вылез на площадку башни.
лись в прорехи крыши, в лунное небо, и через несколько секунд настала
тишина. Пыли здесь накопилось достаточно за это время, пыли и голубиного
помета. Тогда мы уживались с голубями. Иные из них, причастные к тайнам
любви, перестали нас бояться и ходили по балкам над нами, стуча лапками.
В этом углу лежал мой старый плащ. Кто забрал его? Мы были свободны
здесь, на этой улице. Почему-то милиция обходила ее стороной. А ведь ни-
чего особенно зловещего нет в этой улице - элементарная средневековая
улица.
с маленькими оконцами, похожими на амбразуры для мушкетов (дома эти были
очень стары, в них помещались какие-то забытые всеми на свете склады),
на узкую полосу лунного булыжника, на изгибающуюся крепостную стену, на
башни, выглядывающие одна из-за другой. Почему-то даже туристы не реша-
ются таскаться ночью по этой улице, хотя она для этих задрипанных турис-
тов сущий клад.
чалу улицы машина и останавливалась: в улицу она въехать не могла -
слишком узка эта улица. Из машины вываливалась группа орущих рок-н-роллы
людей и бесновалась несколько минут, прыгая по булыжникам. Потом укаты-
вали. Разок, правда, какой-то "лоб" в рубашке, усеянной голубыми и крас-
ными яхтами, отважился полезть по нашей лестнице, сунул голову в башню и
выскочил вереща: "Ой, братцы, там шкилеты!"
ла тогда лишена романтического воображения! А я-то уж был хорош: недоуч-
ка, начитавшийся Грина; мне грезилась бесконечная наша общая жизнь, ты
да я от Севера до Юга, от Востока до Запада, двое бродяг, любящие серд-
ца, двухместная байдарка, двухместная палатка... Нелегко проститься с
юношескими грезами, но жизнь обламывает тебя, она тебя "учит", нельзя же
все время быть сопливым теленком.
ло хорошо. Ах, как хорошо мне было! Башку я тогда чуть не разбил об эти
камни. Ну, ладно!
спокойствие, спокойствие, которое выбивает меня из колеи и не дает рабо-
тать, общаться с людьми, даже читать, а только дает возможность прекрас-
но есть, прекрасно переваривать пищу, прекрасно толкать тележку. После
всех огорчений, слез и клятв, после всевозможных волнений, и разлук, и
встреч наступило это многомесячное спокойствие. Я двигаюсь по своим пу-
тям подобно ленивцу; на жизнь мне хватает, особых запросов нет; лениво
жду событий, лениво принимаю решения. Короче говоря, мне необходим курс
инъекций. И вот я начинаю его, сознательно, лениво, с ленивым любопытс-
твом к самому себе. Сначала я записываюсь в эту экспедицию, потом прихо-
жу на улицу Лабораториум, потом влезаю в эту башню, где мы когда- то ти-
хо умирали от счастья...
всем призракам и всем голодным кошкам этой улицы. На сегодня хватит.
улицу Длинную - милицейская машина "раковая шейка" с дрожащим султаном
антенны. Иду по улице Длинной - освещенные двери буфета, велосипеды у
дверей.
ляра из нашей экспедиции.
меня.
руки.
мирно, не хотел портить отношений, потому что и так в экспедиции меня
все еще считали чужаком.
эстоночкой. Ну, а потом, значитца, по садику с ней прошлись. Колечко мне
подарила. Глянь!
порт? По блату достал небось, да? Вырядился, ишь ты! Знаю я тебя.
велосипеде. Описал круг и остановился возле меня, упираясь правой ногой
в асфальт.
крикнул он. - Садись, Валька, на базу свезу.
что-то, вихляясь и дергаясь.
не взглянули на меня. Навалившись на высокие столы, они пили пиво и
громко говорили что-то друг другу, эстонские и русские слова, и матери-
лись, естественно по-русски. Я взял пива и отошел к ближайшему столику.
Кто-то убрал локоть, и я поставил свою кружку на грязный мрамор, прямо о
который люди гасили сигареты. На меня смотрел серый глаз, качающийся над
кружкой рыжего пива. Парень в морской фуражке внимательно разглядывал
меня. Перед ним на газетке лежала горка копчушек. Он пил пиво, прищурив
один глаз, а вторым так и буравил меня. Такой это был тертый-перетертый
паренек, каких можно увидеть в любом месте страны. Заметив, что я не от-
ворачиваюсь, он подвинул ко мне свои копчушки.
вал.
Сережка Югов. Ты, друг, пойми меня правильно. Я так считаю, что рыба
ищет, где глубже, а человек - где лучше.
шоферил в Московской области.
Володихин Дмитрий
Панов Вадим
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия