Владислав Крапивин

БОЛТИК

Повесть

Вишневая пилотка

- Чудовищный кошмар, а не ребенок, - безнадежно сказала мама.Ты
доведешь меня до сердечного приступа, а сам простудишься насмерть.

"Чудовищный кошмар", третьеклассник Максим Рыбкин, пыхтел рядом
с дверью, у полки с обувью. Он застегивал новые сандалии.

Старший брат, девятиклассник Андрей, крутился у большого зерка-
ла: расчесывал маминым гребнем отросшую гриву. Он успокоил:

- Если простудится, то, может, не насмерть. Может, похлюпает но-
сом, почихает и выживет.

- Сумасшедший дом, а не семья, - сказала мама. - Одного не заго-
нишь в парикмахерскую, другой делает все, чтобы схватить воспаление
легких... Игорь! Скажи хоть что-нибудь!

Папа высунулся из комнаты. В одной руке он держал отвертку, в
другой электробритву. От бритвы едко пахло горелой изоляцией. Поло-
вина папиного лица была блестящая и гладкая. На другой половине иск-
рилась от коридорной лампочки светлая щетина. Папа захотел узнать,
что случилось.

Что случилось? Их ненаглядный сын хочет уйти из дома раздетым. А
на улице всего семь градусов!

Максим наконец справился с застежками и распрямился.

- Семь было в шесть часов. А сейчас уже согрелось.

- Ты хочешь моей погибели, - грустно сказала мама.

- Максим, - внушительно произнес папа, - ты - будущий мужчина и
должен уступать женщинам в споре.

- Но если я уступлю, на кого я стану похож?? Вся форма изомнёт-
ся, и я буду как из пасти бегемота вынутый?

- Ах, как изящно? Сын интеллигентных родителей?.. Игорь, почему
ты улыбаешься? Между прочим, когда среди родителей нет согласия, из
детей вырастают правонарушители.

- Выходит, я почти готовый правонарушитель, - жизнерадостно за-
метил старший брат Андрей.

- По крайней мере, внешне, - сказала мама. - Длинноволосый ганг-
стер из Чикаго.

- Пожалуй, что-то есть, - снисходительно согласился Андрей.

- Оставь в покое мой гребень, велела мама и снова повернулась к
Максиму: - Я уверена, что все дети придут на студию в пальто или
куртках.

- Не придут. А если придут, им не так важно. Они в ряду стоят, и
незаметно, если помятые. А я впереди, у самого... ми... крофона...

Последние слова Максим произнес угасшим голосом. Потому что
взглянул на брата.

Андрей стоял к Максиму спиной, но его отражение смотрело на
младшего братца ехидно и выразительно.

Сейчас скажет: "Оставьте в покое нашего солиста! Ему нельзя
нервничать, а то он в самый важный момент вместо ноты "Си" возьмет
ноту "до".

Ух, слава богу, не сказал. Только хмыкнул. Максим торопливо объ-
яснил родителям:

- Сами же станете говорить, что неряха, если увидите на экране,
что я мятый.

- Не лишено логики, - заметил папа.

- А ну вас, - сказала мама. - Пусть идет хоть голый. Не ребенок,
а варвар.

Андрей наконец убрался от зеркала, и Максим скользнул на его место.

Какой же он варвар? Варвары косматые, немытые, страшные, вроде
разбойников. А он вполне симпатичный человек. Вообще симпатичный, а
в новой форме - особенно.

Форма темно-красная, а точнее - вишневого цвета, жилетик с ла-
тунными пуговками - тугой в поясе и свободный в плечах - оставляет
открытыми белые рукава и воротник рубашки. Легонькие штаны отглажены
так, что торчат вперед складками, словно два топорика (а ноги у Мак-
симки - как тонкие длинные рукоятки у этих топориков - еще незагоре-
лые, светлые, будто свежеоструганное дерево). На ногах красные сан-
далии. И носочки тоже красные. Форму недавно выдали в ансамбле, а
обувь купила мама. Потому что Максим будет стоять впереди хора, и
все на нем должно выглядеть как с иголочки.

Все пока так и выглядит. А лучше всего пилотка. Тоже вишневая,
из тонкого сукна, с белыми кантами на верхних швах и вышитыми сереб-
ром крылышками на левой стороне. Потому что младший хор в ансамбле
называется "Крылышки".

А все вместе-два хора, два оркестра и танцевальная группаназыва-
ется так длинно, что сразу и не запомнишь: "Детский музыкально-хоре-
ографический ансамбль Дворца культуры имени Чкалова".

Дворец построен для летчиков. Говорят, когда-то в этом районе
был главный аэродром. Потом появились реактивные лайнеры, летное по-
ле стало тесным, и аэропорт перенесли далеко за город. На старом
месте сохранилась только площадка для маленьких аэропланов и верто-
летов.

Но управление областного Аэрофлота тоже осталось здесь . А неда-
леко от управления - и Дворец культуры.

Максимкин отец - не летчик, он инженер на "Строймаше". А мама -
завуч в художественном училище. Ну и что? В ансамбле занимаются не
только дети летчиков. Где их столько наберешь? Просто приходят ребя-
та, которые живут не очень далеко. А Максим даже и не сам пришел в
ансамбль. В марте на уроке пения услыхал его суровый на вид дядя с
рыжими клочкастыми бровями (все думали, что это инспектор гороно).
Услыхал и грозно сказал после урока:

- А ну, голубчик, пошли со мной. Немедленно.

Максим охотно пошел, потому что сурового дядю он ничуть не испу-
гался, а после пения ожидался диктант.

Они пришли во Дворец культуры, в большую комнату, где стоял
трехногий сверкающий рояль. Его поднятая крышка напоминала косой ки-
товый плавник, а клавиши - пасть кашалота. Дядя с клочкастыми бровя-
ми начал давить на клавиши и требовать, чтобы Максим голосом повто-
рял их музыку. Это было совсем не трудно, и Максим повторял, только
тихо, потому что стеснялся. Потом дядя стал играть песенку про куз-
нечика, которого сожрала бессовестная лягушка - эту песню все знают.
И Максим должен был петь. Наверно, у него не очень получилось. Дядя
вдруг оборвал игру, поставил Максима между колен и сказал не серди-
то, а как-то жалобно:

- Дружище, не смущайся, пожалуйста. Очень прошу. Ты ведь можешь
петь. Ты ведь, если откровенно говорить, любишь петь.

Максим слегка осмелел и тихонько сказал:ведь, если откровенно
говорить, любишь петь. Максим слегка осмелел и тихонько сказал:

- Ага.

- Дома, когда ты один, ты наверняка поешь. Я в этом совершенно
уверен.

Максим осмелел еще больше и ответил:

- Смотря что... Дядя стремительно обрадовался:

- И прекрасно! Здорово? А что ты хочешь? Что любишь? Давай!

Максим вспомнил, что после диктанта еще природоведение, которое
он совершенно случайно не выучил. И спросил:

- А можно с гитарой? Я с роялем не могу как-то...

Дядя сорвался с круглой табуретки, умчался из комнаты и тут же
вернулся с блестящей гитарой.

- Что будем? Давай...

- Я названия не знаю...

- Ладно, посмотрим. Ты начинай, я подыграю.

Начал Максим, наверное, не очень здорово:

Приглушенно тлеют огни,

И лагерь наш в сумраке тонет...

Но голос его догнала гитара, и стало легче. И песня была такая,
что если уж запел, то надо петь как следует. Потому что сразу кажет-
ся, что кругом опасность и скоро - в атаку.

В кустах не расседланы кони,

И песня в ночи не звенит...

Дальше Максим и сам не знал, как пел. Но, видимо, голос его зву-
чал чисто и тревожно, потому что слова в песне были тревожно-звон-
кие:

Средь тонкой ночной тишины

Не дремлют повстанцев дружины.

И как нервы, стальные пружины

В ружейных замках взведены...

Когда песня кончилась, дядя отложил гитару и задумчиво сказал:

- Д-да, любопытно... Это откуда такое произведение?

- У брата слышал.

- Он тоже поет? - быстро спросил дядя.