Габриель Гарсия Маркес.

Любовь во время чумы

Сканировано Совушкой: sovushka@hotmail.com

Посвящается, конечно же, Мерседес

Эти селенья уже обрели

свою коронованную богиню.

Леандро Диас

Так было всегда: запах горького миндаля наводил на мысль о
несчастной любви. Доктор Урбино почувствовал его сразу, едва
вошел в дом, еще тонувший во мраке, куда его срочно вызвали по
неотложному делу, которое для него уже много лет назад
перестало быть неотложным. Беженец с Антильских островов
Херемия де Сент-Амур, инвалид войны, детский фотограф и самый
покладистый партнер доктора по шахматам, покончил с бурею
жизненных воспоминаний при помощи паров цианида золота.

Труп, прикрытый одеялом, лежал на походной раскладной
кровати, где Херемия де Сент-Амур всегда спал, а рядом, на
табурете, стояла кювета, в которой он выпарил яд. На полу,
привязанное к ножке кровати, распростерлось тело огромного
дога, черного, с белой грудью; рядом валялись костыли. В
открытое окно душной, заставленной комнаты, служившей
одновременно спальней и лабораторией, начинал сочиться слабый
свет, однако и его было довольно, чтобы признать полномочия
смерти. Остальные окна, как и все щели в комнате, были заткнуты
тряпками или закрыты черным картоном, отчего присутствие смерти
ощущалось еще тягостнее. Столик, заставленный флаконами и
пузырьками без этикеток, две кюветы из оловянного сплава под
обычным фонарем, прикрытым красной бумагой. Третья кювета, с
фиксажем, стояла около трупа. Куда ни глянь - старые газеты и
журналы, стопки стеклянных негативов, поломанная мебель, однако
чья-то прилежная рука охраняла все это от пыли. И хотя свежий
воздух уже вошел в окно, знающий человек еще мог уловить еле
различимую тревожную тень несчастной любви - запах горького
миндаля. Доктору Хувеналю Урбино не раз случалось подумать,
вовсе не желая пророчествовать, что это место не из тех, где
умирают в мире с Господом. Правда, со временем он пришел к
мысли, что этот беспорядок, возможно, имел свой смысл и
подчинялся Божьему промыслу.

Полицейский комиссар опередил его, он уже был тут, вместе
с молоденьким студентом-медиком, который проходил практику
судебного эксперта в муниципальном морге; это они до прихода
доктора Урбино успели проветрить комнату и накрыть тело
одеялом. Они приветствовали доктора с церемонной
торжественностью, на этот раз более означавшей соболезнование,
чем почтение, поскольку все прекрасно знали, как дружен он был
с Херемией де Сент-Аму-ром. Знаменитый доктор поздоровался с
обоими за руку, как всегда здоровался с каждым из своих
учеников перед началом ежедневных занятий по общей клинике, и
только потом кончиками указательного и большого пальца поднял
край одеяла, точно стебель цветка, и, будто священнодействуя,
осторожно открыл труп. Тот был совсем нагой, напряженный и
скрюченный, посиневший, и казался на пятьдесят лет старше.
Прозрачные зрачки, сизо-желтые волосы и борода, живот,
пересеченный давним швом, зашитым через край. Плечи и руки,
натруженные костылями, широкие, как у галерника, а неработавшие
ноги - слабые, сирые. Доктор Хувеналь Урбино поглядел на
лежащего, и сердце у него сжалось так, как редко сжималось за
все долгие годы его бесплодного сражения со смертью.

- Что же ты струсил, - сказал он ему. - Ведь самое
страшное давно позади.

Он снова накрыл его одеялом и вернул себе великолепную
академическую осанку. В прошлом году целых три дня публично
праздновалось его восьмидесятилетие, и, выступая с ответной
благодарственной речью, он в очередной раз воспротивился
искушению уйти от дел. Он сказал: "У меня еще будет время
отдохнуть - когда умру, однако эта вероятность покуда в мои
планы не входит". Хотя правым ухом он слышал все хуже и, желая
скрыть нетвердость поступи, опирался на палку с серебряным
набалдашником, но, как и в молодые годы, он по-прежнему носил
безупречный костюм из льняного полотна с жилетом, который
пересекала золотая цепочка от часов. Перламутровая, как у
Пастера, бородка, волосы такого же цвета, всегда гладко
причесанные, с аккуратным пробором посередине, очень точно
выражали его характер. Беспокоила слабеющая память, и он, как
мог, восполнял ее провалы торопливыми записями на клочках
бумаги, которые рассовывал по карманам вперемежку, подобно
тому, как вперемежку лежали в его битком набитом докторском
чемоданчике инструменты, пузырьки с лекарствами и еще множество
разных вещей. Он был не только самым старым и самым знаменитым
в городе врачом, но и самым большим франтом. При этом он не
желал скрывать своего многомудрия и не всегда невинно
пользовался властью своего имени, отчего, быть может, любили
его меньше, чем он того заслуживал.

Распоряжения, которые он отдал комиссару и практиканту,
были коротки и точны. Вскрытия делать не нужно. Запаха, еще
стоявшего в доме, было довольно, чтобы определить: смерть
причинили газообразные выделения от проходившей в кювете
реакции между цианином и какой-то применявшейся в фотографии
кислотой, а Херемия де Сент-Амур достаточно понимал в этом
деле, так что несчастным случай исключался. Уловив
невысказанное сомнение комиссара, он ответил характерным для
него выпадом: "Не забывайте, свидетельство о смерти подписываю
я". Молодой медик был разочарован: ему еще не приходилось
наблюдать на трупе действие цианида золота. Доктор Хувеналь
Урбино удивился, что не заметил молодого человека у себя на
занятиях в Медицинской школе, но по его андскому выговору и по
тому, как легко он краснел, сразу же понял: по-видимому, тот
совсем недавно в городе. Он сказал: "Вам тут еще не раз
попадутся обезумевшие от любви, так что получите такую
возможность". И только проговорив это, понял, что из
бесчисленных самоубийств цианидом, случившихся на его памяти,
это было первым, причиной которого не была несчастная любовь. И
голос его прозвучал чуть-чуть не так, как обычно.

- Когда вам попадется такой - сказал он практиканту, -
обратите внимание: обычно у них в сердце песок.

Потом он обратился к комиссару и говорил с ним, как с
подчиненным. Велел ему в обход всех инстанций похоронить тело
сегодня же вечером и притом в величайшей тайне. И сказал: "Я
переговорю с алькальдом после". Он знал, что Херемия де
Сент-Амур вел жизнь простую и аскетическую и что своим
искусством зарабатывал гораздо больше, чем требовалось ему для
жизни, а потому в каком-нибудь ящике письменного стола
наверняка лежали деньги, которых с лихвой хватит на похороны.

- Если не найдете, не беда, - сказал он. - Я возьму все
расходы на себя.

Он приказал сообщить журналистам, что фотограф умер
естественной смертью, хотя и полагал, что это известие ничуть
их не заинтересует. Он сказал: "Если надо будет, я переговорю с
губернатором". Комиссар, серьезный и скромный служака, знал,
что строгость доктора в соблюдении правил и порядков вызывала
раздражение даже у его друзей и близких, а потому удивился, с
какой легкостью тот обошел все положенные законом формальности
ради того, чтобы ускорить погребение. Единственное, на что он
не пошел, - не захотел просить архиепископа о захоронении
Херемии де Сент-Амура в освященной земле. Комиссар, огорченный
собственной дерзостью, попытался оправдаться.

- Я так понял, что человек этот был святой, - сказал он.

- Случай еще более редкий, - сказал доктор Урбино. -
Святой безбожник. Но это - дела Божьи.

Вдалеке, на другом конце города, зазвонили колокола
собора, созывая на торжественную службу. Доктор Урбино надел
очки - стекла-половинки в золотой оправе - и поглядел на
маленькие квадратные часы, висевшие на цепочке; крышка часов
открывалась пружиной: он опаздывал на праздничную службу по
случаю Святой Троицы.

Огромный фотографический аппарат на подставке с
колесиками, как в парке, аляповато разрисованный мрачно-синий
занавес, стены, сплошь покрытые фотографиями детей, сделанными
в торжественные даты: первое причастие, день рождения. Стены
покрывались фотографиями постепенно, год за годом, и у доктора
Урбино, обдумывавшего тут по вечерам шахматные ходы, не раз
тоскливо екало сердце при мысли о том, что случай собрал в этой
портретной галерее семя и зародыш будущего города, ибо именно
этим еще не оформившимся детишкам суждено когда-нибудь взять в
свои руки бразды правления и до основания перевернуть этот
город, не оставив ему и следа былой славы.