Эрих Мария Ремарк.

Жизнь взаймы

По тексту, опубликованному в журнале ``Кристалл''

ГАМБУРГ, 1959 г.

Остановив машину у заправочной станции, перед которой
был расчищен снег, Клерфэ посигналил. Над телефонными столбами
каркали вороны, а в маленькой мастерской позади заправочной
станции кто-то стучал по жести. Но вот стук прекратился, и
оттуда вышел паренек лет шестнадцати в красном свитере и в
очках со стальной оправой.

-- Заправь бак, -- сказал Клерфэ, вылезая из машины.

-- Высший сорт?

-- Да. Где здесь можно поесть?

Большим пальцем парнишка показал через дорогу.

-- Там, в гостинице. Сегодня у них на обед были свиные ножки
с кислой капустой.

x x x

Столовая в гостинице не проветривалась, пахло старым пивом и
долгой зимой. Клерфэ заказал мясо по-швейцарски, порцию
вашеронского сыра и графин белого эгля; он попросил подать еду
на террасу. Было не очень холодно. Небо казалось огромным и
синим, как цветы горчанки.

-- Не окатить ли вашу машину из шланга? -- крикнул паренек с
заправочной станции. -- Видит бог, старуха в этом нуждается.

-- Нет, протри только ветровое стекло.

Машину не мыли уже много дней, и это было сразу заметно.
После ливня крылья и капот, покрывшиеся на побережье в
Сен-Рафаэле красной пылью, стали походить на разрисованную
ткань. На дорогах Шампани кузов машины залепило известковыми
брызгами от луж и грязью, которую разбрасывали задние колеса
многочисленных грузовиков, когда их обгоняли.

то меня сюда привело? -- подумал Клерфэ. -- Кататься на
лыжах, пожалуй, уже поздновато. Значит, сострадание?
Сострадание -- плохой спутник, но еще хуже, когда оно
становится целью путешествия.

Он встал.

-- Это километры? -- спросил паренек в красном свитере,
указывая на спидометр.

-- Нет, мили.

Паренек свистнул.

-- Как это вас занесло в Альпы? Почему вы со своим рысаком
не на автостраде?

Клерфэ посмотрел на него. Он увидел блестящие стекла очков,
вздернутый нос, прыщи, оттопыренные уши -- существо, только что
сменившее меланхолию детства на все ошибки полувзрослого
состояния.

-- Не всегда поступаешь правильно, сын мой. Даже если сам
сознаешь. Но именно в этом иногда заключается прелесть жизни.
Понятно?

-- Нет, -- ответил паренек, сморщив нос.

-- Как тебя зовут?

-- Геринг.

-- Что?

-- Геринг.

Юноша осклабился, переднего зуба не хватало.

-- Но по имени Губерт.

-- Родственник того...

-- Нет, -- прервал его Губерт, -- мы базельские Геринги.
Если бы я был из тех, мне не пришлось бы качать бензин. Мы
получали бы жирную пенсию.

Клерфэ испытующе посмотрел на него.

-- Странный сегодня день, -- сказал он, помедлив. -- Вот уж
не ожидал встретить такого, как ты. Желаю тебе успеха в жизни,
сын мой. Ты меня поразил.

-- А вы меня нет. Вы ведь гонщик, правда?

-- Откуда ты знаешь?

Губерт Геринг показал на почти стертый номер, который
виднелся из-под грязи на радиаторе.

-- А ты, оказывается, еще и мыслитель! -- Клерфэ сел в
машину. -- Может, тебя лучше заблаговременно упрятать в тюрьму,
чтобы избавить человечество от нового несчастья. Когда ты
станешь премьер-министром, будет уже поздно.

Он включил мотор.

-- Вы забыли уплатить, -- заявил Губерт. -- С вас сорок две
монетки.

-- Монетки! -- Клерфэ отдал ему деньги. -- Это меня отчасти
успокаивает, Губерт, -- сказал он. -- В стране, где деньгам
дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.

x x x

Машина быстро взобралась на гору, и вдруг перед Клерфэ
открылась долина, расплывчато-синяя в сумеречном свете, с
разбросанными тут и там деревенскими домишками, со зданиями
отелей, белыми крышами, покосившейся церковью, катками и
первыми огоньками в окнах.

Клерфэ поехал вниз по извилистому шоссе, но вскоре
обнаружил, что со свечами неладно. Прислушиваясь, Клерфэ
заставил мотор несколько раз взреветь. абросало маслом, --
подумал он и остановил машину, как только выехал на прямую.
Открыв капот, он несколько раз нажал на ручной акселератор.
Мотор опять взревел.

Клерфэ выпрямился.

В ту же секунду он увидел пару запряженных в санки лошадей,
которые рысью бежали ему навстречу; напуганные внезапным шумом,
они понесли. Став на дыбы, лошади вывернули санки прямо к
машине. Клерфэ подскочил к лошадям, ухватил их под уздцы и
повис на них так, чтобы его не могли достать копыта. Сделав
несколько рывков; лошади остановились. Они дрожали, над мордами
поднимался пар от их дыхания, а глаза были дикие, безумные;
казалось, что это морды каких-то допотопных животных. Клерфэ
удерживал лошадей несколько секунд. Потом осторожно отпустил
ремни. Животные не двигались с места, только фыркали и
позванивали колокольчиками.

Высокий мужчина в черной меховой шапке, стоя в санках,
успокаивал лошадей. На Клерфэ он не обращал внимания. Позади
него сидела молодая женщина, крепко ухватившись за поручни. У
нее было загорелое лицо и очень светлые, прозрачные глаза.

-- Сожалею, что испугал вас, -- сказал Клерфэ. -- Но я
полагал, что лошади во всем мире уже привыкли к машинам.

Мужчина ослабил вожжи и сел вполоборота к Клерфэ.

-- Да, но не к машинам, которые производят такой шум, --
возразил он холодно. -- Тем не менее я мог бы их удержать. И
все же благодарю вас за помощь. Надеюсь, вы не выпачкались.

Клерфэ посмотрел на свои брюки, потом перевел взгляд на
мужчину. Он увидел холодное, надменное лицо, глаза, в которых
тлела чуть заметная издевка, -- казалось, незнакомец насмехался
над тем, что Клерфэ пытался разыграть из себя героя. Уже давно
никто не вызывал в Клерфэ такой антипатии с первого взгляда.

-- Нет, я не выпачкался, -- ответил он медленно. -- Меня не
так уж легко запачкать.

Клерфэ еще раз посмотрел на женщину. от в чем причина, --
подумал он. -- Хочет сам остаться героем. Он усмехнулся и пошел
к машине.

Санаторий онтана был расположен над деревней. Клерфэ
осторожно ехал в гору по спиралям дороги, пробираясь между
лыжниками, спортивными санями и женщинами в ярких брюках. Он
решил навестить своего бывшего напарника Хольмана, который
заболел немногим больше года назад; после тысячемильных гонок в
Италии у него началось кровохарканье, и врач установил
туберкулез. Хольман сперва рассмеялся; если это действительно
так, ему дадут горсть таблеток, сделают побольше уколов, и все
снова будет в порядке. Однако антибиотики оказались далеко не
такими всемогущими и безотказными, как можно было ожидать,
особенно когда дело касалось людей, которые росли в годы войны
и плохо питались. Наконец врач послал Хольмана в горы лечиться
старомодным способом: покоем, свежим воздухом и солнцем.
Хольман вначале бушевал, а потом покорился. Два месяца, которые
он должен был здесь провести, растянулись почти что на год.

Как только машина остановилась, Хольман выбежал ей
навстречу. Клерфэ смотрел на него пораженный: он думал, что
Хольман лежит в постели.

-- Клерфэ! -- закричал Хольман. -- Нет, я не ошибся. Я сразу
узнал мотор! н рычит, как старик жузеппе, -- подумал я. И вот