Елена ХАЕЦКАЯ

ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ БЕДА

Пиф пила кофе у себя на кухне - босая, в одной футболке на голое
тело. Ходики оглушительно тикали и время от времени испускали утробное
ворчание. Сквозь пыльные, два года не мытые окна, сочился солнечный свет.

Стояло лето, такое жаркое в городе, что каждый вдох грозил удушить.
Поэтому Пиф вздыхала осторожно, в несколько приемов.

Ей предстояло дежурство, и она заранее готовилась к томительному
отсиживанию суток в Оракуле. Но с этим ничего нельзя поделать: регулярные
суточные дежурства особо оговорены в контракте, который она подмахнула
полтора года назад.

Встала, поставила новую порцию кофе. Залезла с ногами на подоконник,
высунулась в окно, насвистывая:

Assyrische Soldaten

Tag und Nacht marschieren,

Assyrische Soldaten

Niе kapitulieren...

Ашшурские солдаты

День и ночь в пути,

Ашшурского солдата

Никто не победит...

Посидев с пять минут, Пиф услышала, как за спиной шипит, выкипая,
кофе. Пиф сползла с подоконника, выключила газ. Наполнила, не споласкивая,
чашку второй порцией. Когда кофе сбежит, остатки горчее, чем обычно. Весь
аромат на плите, среди засохших макарон и старой суповой лужи. Лужа
давняя, пошла трещинами, как степь в пору засухи.

Но вот и вторая чашка допита. Теперь - одеться в белое, до земли,
платье, убрать волосы под покрывало, синее с белой полосой. Очки с
толстыми стеклами придают этому архаическому одеянию совершенно идиотский
вид. Но без очков Пиф почти ничего не видела.

Прилаживая на лбу покрывало, вдруг, как в первый раз, разглядела себя
в зеркале. Пифия. Младшая жрица. Сотрудник Оракула.

Оракул - известное в городе учреждение. Один банк данных дорогого
стоит, а какими делами там ворочают - того ни в одном банке данных не
сыщешь.

Белая полоса на покрывале означает, что жрица дала обет безбрачия. За
безбрачие в Оракуле идет ощутимая прибавка к жалованью. Фирме это
обходится дешевле, чем оплачивать роды и пособия по уходу за детьми. Кроме
того, безбрачие существенно влияет на качество транса.

Пиф сняла очки, чтобы не видеть себя. Жизнь показалась ей вдруг
исхоженной вдоль и поперек.

- В конце концов, - сказала она непонятно кому, - я слишком долго
приучала себя не наступать дважды на одни и те же грабли. И никто же из
этих сук не предупреждал, что количество грабель строго ограничено. А вот
теперь, похоже, они кончились...

Верховный Жрец Оракула ехал на работу в самом мрачном расположении
духа. Вчера он разбил машину. Совершенно бездарно разбил. Впилился в
задницу грошовой "Нупте", которая вздумала вдруг притормозить, пропуская
пешехода. Ну, кто в наше время пропускает пешеходов?

Конечно, Верховный Жрец оказался еще и виноват и с него слупили за
грошовую нуптину задницу, которой самое место на помойке. В довершение
всего, покуда шли нудные разбирательства, кто кому должен, откуда-то
из-под раскаленного асфальта выскочил замызганный подросток с маленьким
пластмассовым ведерком, где плескала грязная мыльная пена, и чрезвычайно
ловко размазал пыль по стеклам бессильного серебряного "Сарданапала".
После чего повис на локте у владельца машины и начал скучно требовать
денег. Верховный Жрец с трудом отодрал от себя цепкие пальцы, воняющие
дешевым мылом, сунул денег. Подросток скрылся.

Теперь "Сарданапал" на платной стоянке, ждет ремонта, а Верховный
Жрец едет на работу в метро. Такси он не доверяет, частным шоферам - тем
более.

Добираться на метро даже быстрее, чем на машине. По крайней мере, в
пробку не попадешь. Но воняет здесь чудовищно. Из-под каждой мышки несет
своим неповторимым зловонием. Казалось, запахи незримо сражаются в
воздухе, отвоевывая себе жизненное пространство. Верховному Жрецу,
стиснутому в духоте со всех сторон, потному, вдруг резко ударил в нос его
собственный запах, и Верховный Жрец ощутил острый стыд.

Вышел на платформу станции "Площадь Наву", вздохнул с облегчением.
Поезд ушел, открыв синий кафель стен. Темная голубизна - сродни
стрекозиным крыльям, сродни изразцам Ассирии - плеснула в глаза.

Пропылила мимо стайка уличных гадалок, египтянок, - гомоня по-птичьи,
цепляя прохожих парчовыми юбками; в смуглых губах мелькают белые зубы.

Верховный Жрец толкнул стеклянные двери станции, вышел на ступеньки,
сразу окунувшись в жаркую духоту летнего утра. Вавилон подхватил его,
властно потащил за собой - к пропыленной площади Наву, к ослепляющему
свету, сквозь душный воздух, полный запахов нагретого асфальта, людского
пота, нафталина, тополиного пуха, подгоревшего мяса, которое жарится тут
же, чуть не на ступеньках.

И никому сейчас в Вавилоне нет дела до того, что по разбитому
асфальту площади Наву, по зловонным лужам и кучам мусора ступает сам
Верховный Жрец Оракула. Человек, обладающий в этом городе огромной
властью. Он знает здесь все и всех. Любое прошлое готово открыться ему,
любое будущее. Непочтителен Вавилон, а уж площадь Наву - и подавно; нет
здесь робости ни перед кем. Здесь нечего терять. Здесь все давно уже
потеряно.

Вавилон - сам свое прошлое и будущее, он - всегда, во все времена.
Сколько ни разгоняй грандиозное торжище на площади Наву - полупомойку,
полуярмарку, - все равно возродится, вернется на свое место и выплеснет на
грязный асфальт вперемешку грошовый товар и дорогой, пользованный и
ненадеванный, сгоревшие лампочки и древние граммофоны, вареную из всякой
дряни помаду, колбасные палки с белесым налетом плесени, треснувшие чашки,
облезлые игрушки, носки домашней вязки, гвозди в стеклянных банках,
постельное белье, куртки, платья, халаты, пальто - и новые, и с себя, и с
покойных родственников...

Это по одну сторону.

А по другую - нищие.

Много их здесь, на площади Наву, больше, чем у храмов. И другие здесь
нищие. Не благостны, не смиренны. Злобны, как псы, всё норовят цапнуть,
обругать.

Тысячи жадных рук тянутся со всех сторон. Перед глазами трясут товар,
прыгают скрюченные пальцы - у одного купи, другому просто так дай.

Человек идет по Вавилону, пробираясь между торговцами и нищими. Между
соблазном и спасением, своим путем идет человек по Вавилону. И все равны
на этом пути.

Верховного Жреца вытолкнуло в угол площади. Налетел на смертельно
пьяную женщину. Копошилась под ногами на асфальте - крошечного росточка, с
бессмысленным опухшим лицом, в обносках с мужского плеча. Брюки не
сходятся на животе, расстегнуты; на брюках кровь. Больно женщине, мычит,
корчится, хватает себя руками, пачкает их в крови. Другая стоит над ней,
равнодушно выспрашивая что-то.

Верховного Жреца затошнило. А толпа уже понесла его дальше, мимо
детских колготок, туфель со стоптанными каблуками, мимо битых будильников
и новеньких гаечных ключей, пачкающих подстеленные газеты янтарным
маслом...

...Старая-престарая бабка, закутанная, несмотря на жару, в траченный
молью платок сидит на ящике. На груди кусок коробочного картона; под
крупным "ПОМОГИТЕ, ЛЮДИ ДОБРЫЕ!" мелким почерком во всех подробностях
описывается богатая злоключениями, нелегкая и долгая бабкина жизнь. Другая
бабка, такая же убогая и древняя, с интересом читает, опираясь на клюку...

Сам на себя смотрит Вавилон, не нужно ему никаких зеркал. Сам себе он
и пророк, и истина.

Что ты делаешь здесь, Верховный Жрец Оракула? Что ты делаешь здесь?..

Трущобы из трущоб - рабские кварталы Вавилона. Проходи, пожалуйста,
господин, если не страшно рылом пропахать кучу отбросов, поскользнувшись
по неловкости или с непривычки - по сгнившему мусору ходить особая
сноровка нужна. По четвергам вывозят отсюда на кладбище умерших за целую
неделю, не разбираясь между рабами и вольными бродягами, так что лучше
приходить все-таки в пятницу. Но если уж приспичило нынче, то милости
просим: чего изволите?

Рабские бараки обнесены толстой стальной проволокой, сквозь нее
пропущен ток, да такой, что у стражника рыжие патлы дыбом стоят. Под
проволокой собачий труп - полезла, дурища, ну и шарахнуло. Пусть теперь
разлагается в назидание людям.

Морща лицо, кривя губы, входит Верховный Жрец в маленькую караульную.
Двое солдат, сняв сапоги, сидят с ногами на лавке, увлеченно шлепая
картами. Один, завидев посетителя, досадливо сплюнул, встал, ленивым шагом
подошел - в разматывающихся портянках ступая по грязному полу - сунулся в
"документ", хотя и так знал, кто перед ним стоит. Видал фото в газете. И
перед выборами висело везде. Вот кто денег настриг с этих выборов, так это