Федор ЧЕШКО

И МИР ПРЕДСТАНЕТ СТРАННЫМ

За завтраком мой кот Остолоп сказал печальным бархатным голосом:

- Сегодня ночью я имел несчастье прочитать черновик вашей последней
статьи. Вы меня огорчили, молодой человек...

От подобного заявления мысли понеслись у меня в голове этаким
коровьим галопом. "Способность к членораздельной речи отличает человека от
животных (Геродот)... Врешь, собака, статья отличная... Интересно, кто из
нас спятил, я или Остолоп?.."

- Остолоп, - строго спросил я, - кто из нас спятил?

- Ну несомненно, вы! - воскликнул Остолоп. - Ведь невозможно же в
здравом уме и трезвой памяти выдвигать столь ненаучные тезисы! Вы провели
серию смехотворных экспериментов и на их основании сделали серьезные, но в
корне неверные выводы.

("Кажется, спятил все-таки я. Прелестно!")

- Вы утверждаете, - вещал Остолоп, закатывая глаза и нервно
подергивая хвостом, - что в действиях ваших подопытных отсутствует
разумное начало. В качестве доказательства вы приводите пример с лисой,
пытавшейся выкопать нору в стеклянном ящике. Но ведь тут вы затрагиваете
совершенно другой, крайне интересный и сложный вопрос о поведении
высокоразумного (я нервно икнул) существа в экстремальных, непривычных и
непонятных, а главное - внезапно изменившихся условиях. Возьмем, к
примеру, вас, - Остолоп внимательно посмотрел мне в глаза.

Я снова икнул.

- Вы считаете себя разумным существом. Сейчас вы находитесь в
экстремальной ситуации. И проблесков мысли на вашем лице что-то не
заметно. Скорее наоборот.

"А что, все нормально, - думал я между тем. - Жил, жил и вдруг
свихнулся. Ничего не поделаешь. Бывает."

Я стал смотреть в окно. За окном был забор. На заборе - плакат:
"Летайте самолетами Аэрофлота".

- А знаете, он совершенно прав, - заявил вдруг скворец Генотип,
обитавший в клетке под потолком. Этого тунеядца Генотипа я вот уже два
года безуспешно пытался научить говорить. - Теория психологической
адаптации - проблема сложнейшая. Ее нужно решать исподволь, осторожно. А
вы кидаетесь как на приступ, оголтело размахивая скальпелем и кусочком
сахара. Нехорошо это, знаете. Ненаучно.

Я все изучал плакат. Весь он был синий, а буквы на нем - белые. И
самолетик нарисован. К дождю, наверное.

- К сожалению, здесь нет моего дядюшки, - продолжал скворец. - Вот
кто мог бы рассказать вам много поучительного о психологических аспектах
затронутой вами проблемы. Но я и сам, как ученый, не чуждый психологии...

- Летайте самолетами Аэрофлота, - посоветовал я ему.

Некоторое время Генотип думал, склонив голову набок. Затем
полюбопытствовал:

- Зачем?

- Ну и дурак, - я разозлился. - А еще психолог! С сумасшедшими
полагается во всем соглашаться.

- Да, подвели вы нас, молодой человек, подвели, - забубнил, спускаясь
на паутинке к моему лицу, Яков Михайлович Сиволаптев-Валуа - старый
крестовик, живший на люстре. - Так подвели, что дальше некуда.

- Чем же это я вас-то подвел? - Я уже устал от них. - Членистоногое,
а туда же...

- Чем, чем... Лучшие ученые планеты собрались при его персоне, чтобы
помочь ему, навести на верную мысль и с его помощью - с вашей, вашей
помощью, молодой человек! - втолковать, наконец, людям, что братьев по
разуму надо искать не во всяких туманностях да галактиках, а у себя под
носом! Первые ваши статьи произвели на нас впечатление, да, и немалое. Они
были умны, толковы, очень толковы. А теперь? Какой стыд, молодой человек,
какой позор!..

- И все-то ты врешь, восьминогое, - игриво заявил я ему. - Треплется,
как телевизор, а у самого даже рта нету. Брехло на паутинке...

- Сам дурак, - сварливо ответил Яков Михайлович. - Тоже мне биолог! А
у телевизора рот есть, что ли? На паутинке! Потому и треплюсь, что на
паутинке! И эти вон двое, - он махнул лапами в сторону кота и скворца, -
тоже по моей паутинке треплются. Потому, что волновод из паутинки сплел,
психодинамической, значит, энергией тебе, дураку, и телепатируем. Не
слыхал никогда о ней, что-ли? Ну, то-то! Слушай тех, кто поумнее будет, да
на ногощупальце мотай. Она, психодинамическая энергия, всему основа и
есть!

- Тут я не могу с вами согласиться, коллега, простите, - вмешался
Остолоп. - Роль психодинамических эманаций, конечно, велика, но нельзя же
недооценивать и нейронные процессы!

- Нет, что вы, - затараторил и Генотип (У, предатель! Тоже двуногое,
как-никак, мог бы и раньше как-нибудь намекнуть, рассказать,
подсказать...), - нейронные флюктуации здесь совершенно не при чем. У меня
давно уже возникла одна гипотеза...

- Послушаем, - кивнул Остолоп. - Нейронная школа пернатых сделала за
последнее время значительные успехи...

Я молча поднялся и вышел на кухню. Некоторое время стоял и
прислушивался к голосам в комнате. Там бубнили что-то о приматах,
спинно-мозговых эквивалентах, рефлекторно-аффекторных психологических
ловушках...

Донесся азартный вопль Якова Михайловича: "А вот возьмем, к примеру,
клопа! Откуда ж у него возьмутся нейронные флюктуации, ежели мозгов нету?
А каков интеллектище!"

Я глубоко вздохнул, задержал дыхание и трижды ударил головой в стену.
И проснулся.

Некоторое время я лежал, вытирая со лба холодный пот. Генотип дрых в
клетке без задних ног. Яков Михайлович Сиволаптев-Валуа угрюмо кушал
комара в своей невообразимо сложной паутине. Остолоп сосредоточенно следил
за мухой, бившейся в оконное стекло. Все было в порядке. Я встал. Начался
обычный будний день. Ночные кошмары отступили и растаяли вместе с самой
ночью. Жизнь была прекрасна, и, готовя завтрак, я даже стал насвистывать
этакий бравурный мотивчик.

Остолоп, как всегда, сидел на столе и ждал, когда ему нальют молока.
Я придвинул ему - блюдце, себе - чашку и потянулся за кофейником. Остолоп
взглянул на меня мерцающими глазами и сказал печальным бархатным голосом:

Мне трудно судить, какое именно выражение появилось у меня на лице.
Очевидно, не слишком идиотское, потому что Остолоп остался доволен.

- Я очень рад, - бархатно замурлыкал он. - Вижу, что ночная
подготовка не прошла для вас даром. Ну что ж, коллеги, приступим к
обсуждению статьи?

- Приступим! - чирикнул Генотип.

- Приступим, приступим! - радостно засуетился в паутине Яков
Михайлович.

- Приступим, - вздохнул я.