ЩЕРБИНИН ДМИТРИЙ

ОБЛАКА

(ПОВЕСТЬ)
Катеньке за вдохновенье...

Облако белое над землей летело,
Ну а над заводами быстро потемнело...
В ядовитой гари все вперед летит,
Стонет и о смерти у ветров молит...

Впереди были и боль и горечь, и печаль, однако, в тот нежный, ранний
вечер предпоследнего майского дня, никто из действующих лиц, этой трагедии
не ведал еще о предстоящем.

Но каждый из них, в тот теплый вечер, смотрел на небо, и чувствовал,
что-то важное произойдет в жизни его, в ближайшее время. И, несмотря на это,
каждый прибывал в покое. Хотя их разделяло с полсотни километров, они видели
одно и тоже сине-облачное небо. А облака были огромные - серебристо-белые
горы. Возносящиеся плавными бастионами, они, сказочными объемами своими,
направляли мысли в спокойный, творческий лад. Они, медленно и величаво,
незаметно изменяясь, казались теплыми, да и сам их вид ласковыми поцелуями
согревал душу.

Катя жила в подмосковном селе, и в этот час, сидела в саду своего дома,
под сенью многолетней, развесистой яблони. Солнце, выйдя из нижних ветвей,
ласкало ее спокойное лицо. Да - вся она выражала собой спокойствие, - мягкий
свет глаз; и тот ровный, сильный, но не жгучий - мудрый свет звезд,
исходящий не только из очей, но и из всего юного, девичьего лика ее; даже и
из светло-серебристых, таких же, как и облака, длинных, прямых, но и пышных
волос ее. Также светлой была и длинная одежда ее.

На коленях Катиных лежал, сладко мурлыча, маленький серенький котенок и,
чуть приоткрывши зеленоватые зрачки, тоже смотрел на небо, следил за
кружащими там бабочками.

Кате думалось о том, как хорошо было бы стать ей облаком, таким вот
спокойным и прекрасным, плыть медленно в небе - над полями, над лесами, да
над городами, быть спокойным, созерцать небо, чувствовать вечное...

Вот, на фоне облачных гор, появились две птицы - из-за расстояния не
понять, было что это за птицы и, казалось, что летят они медленно...

Катя вздохнула и тут чувство, откуда-то с неба, нахлынуло на нее
незримую, но сильную волною. Чувство это было спокойно, сильно и печально:
средь гор облачных увидела она призрачный город, неожиданно поняла, что
впереди - испытания, что впереди горечь, но приняла это спокойно,
почувствовав себя облаком спокойным...

В это же самое время, на это же огромное, горообразное облако, но только
с другой стороны смотрел худой юноша, с длинным лицом, на котором выделялся
прямой нос с широкими ноздрями и густые, черные брови. У юноши были
каштановые волосы, сам он был загорелым, а одежда - вся темная. Из кармана
джинсовки его виднелась полная стихами тетрадь, так как юноша этот, именем
Дмитрий, был поэтом.

Только недавно он вышел из леса и теперь присел среди желтого моря
одуванчиков. Довольно долго смотрел он на небо, чувствуя при этом тоже, что
чувствовала и Катя. Вот он вздохнул глубоко, достал свою тетрадь и, открыв
на последнем свободном листке записал, быстро и не останавливаясь, не
исправляя ни одного слова. Глаза его, имеющие таинственный
изумрудно-серебристый цвет, пылали при этом, а сам он, сосредоточившись
слышал только пение птиц небесных, а гудение пролегающего в километре шоссе
мешал ему полностью слиться с голосами птиц, с этим вечером; вот те строки:

Облачные горы, птичьи голоса,

Теплое сиянье - вечера краса.

Бастионы света, синие луга,

И в душе моей - радуга дуга.

Теплый голос Солнца, тихо мне пропел:

"Ты, ведь, на пороге столь печальных дел.

То всю жизнь изменит, боль в тебя войдет,

Но заре навстречу душа твоя взойдет".

И вот, читая облаков стихи,

Принимаю в сердце, хоть они лихи.

Там, в печали вижу, свет, сиянье дня,

Принимаю в душу, небо не виня...

Дима перечитал написанное, вновь поднял голову навстречу облачному
сиянию, и, вновь созерцал эти теплые горы.

Чувство полнило его и вот он протянул руку к спокойным этим, недвижимым
громадам, провел по ним, словно по струнам, длинными своими музыкальными
пальцами...

В это время, среди одуванчиков раздался громкий чих, и к Диме подбежал,
запрыгал перед ним, радостно повизгивая, виляя своим пушистым хвостом - его
пес. Это была маленькая, рыжая собачка, весьма похожая, особенно если
смотреть на нее издали, на лису.

- А, вот и ты, Джой! - улыбнулся Дима, и почесал собачку за ухом, отчего
пришла она в больший восторг и задорно тявкнула...

* * *

Дима, Катя, а с нею и ее серенький котенок, встретились на следующий,
последний майский день.

Также, как и накануне было солнечно, также плыли бело-серебристые облака,
но в городе, где встретились они, за стенами были видны лишь обрывки
величавых гор - совсем не то, что на фоне. К тому же, улицы шумели, улицы
бежали, гудели машинами - в общем делали все, чтобы оторвать от неба.

Катя брала котенка с собой в институт, так как дома у нее в тот день
никого не оставалось, а оставаться в одиночестве этот маленький, серенький
зверек очень боялся.

Теперь, после института, она сидела с ним в сквере, на лавочке возле
фонтана, ела мороженое, угощала и котенка, который, по нежности своей,
мурлыкал; заглядывая зелеными своими глазищами в спокойные очи своей
хозяйки.

Дима же, заезжал к другу своему и торопился теперь домой.

Всю ночь, да и с утра оставалось в нем то, навеянное облаками чувство
предстоящей печали, предстоящего и горького и страшного, над чем, однако,
оставался нежный свет облаков.

Дима вообще был человеком внимательным - на природе. На природе он
замечал многое, очень многое. В городе, да и вообще в житейском быту - он
почти ничего не видел, был рассеянным, да и вообще, старался, как можно
быстрее суету эту пробежать, да вновь, рядом со спокойствием природным
оказаться.

Катю он увидел потому, что мяукнул ее котенок. Только он взглянул на нее,
как поблизости разрывно, пронзительно залаяла собака, раздался гневный голос
мужской окрик:

- Да куда ж ты, окаянный?! Стой!

Одно лишь мгновенье смотрели они друг на друга.

Дима, только увидел светлый лик ее, так и вздрогнул, так и почувствовал,
что вот и начало того, предначертанного накануне облаками.

А Катя, когда увидела Диму, внешне оставалась столь же спокойной, как и
всегда, но в сердце же и она почувствовала, что раз встретившись, они уже не
расстанутся...

Это чудесное мгновенье, когда города, шума - ничего не осталось, кроме
них. И видели они не друг друга, но вчерашние облака, мягкий свет меж ними,
теплые объемы, средь которых плыл небесный город...

Одно лишь мгновенье, а потом котенок, напуганный рычащим, несущимся на
него псом, сорвался с Катиных коленей, что было сил, серым росчерком
бросился туда, где шумела, перемешивалась с машинами людская толпа.

Катя тут только опомнилась - заметила и пса - плавно, словно в небо
взмывая, вскочила ноги, окрикнула и теперь спокойным, сильным голосом:

- Томас! Томас, постой, не туда! На дерево давай!

Сама же бросилась наперерез псу - огромному, черному боксеру, за которым
волочился по земле ошейник, а, позади, поспевал и хозяин - мужичина столь же
огромный среди людей, как и пес его, среди собак.

- Стой же! - ревел мужик вперемешку с матом.

Катя намеривалась перехватить пса за ошейник, однако не успела - он
продолжал мчаться за котенком.

Дима же, как только увидел, как котенок спрыгнул с Катиных рук, бросился,
что было сил за ним. Он намеривался подхватить его на руки и защитить от
клыков боксера, который, впрочем, мог проглотить его и сразу...

И, убегая, не поворачиваясь, хоть и страстно желая обернуться, крикнул:

- Я вернусь!

Хоть и чувствовал он, что впереди боль да горечь, не знал он, сколь
многое за этим его: "Я вернусь!" стоит, но к счастью, иль к несчастью, не
дано нам в точности видеть будущего, и, потому, он бежал не останавливаясь.

Каким же быстрым оказался Катин Томас! Вжиих! Замелькал среди ног
прохожих! Вжиих! - Его уже едва видно - вот промелькнул у входа во
внутренний дворик одного и из домов. Туда и бросился Дима, уже не видя
серого...

- Стой! - взревел мужик, своему боксеру, тут засвистел страж порядка, а
пес, испугавшись грузовика, еще раз, для порядка оглушил воздух лаем, и
повернул к своему хозяину...