Андрей ЩУПОВ
ПРЕДАТЕЛЬ
единое гулкое содрогание воздуха. Свисающая с низкого потолка лампа лениво
качнулась.
нарах, потянулся за сапогами. - Эх, часы-часики, мечта мародера, где-то вы
мои милые?.. Бьюсь об заклад, уже никак не менее трех часов. Слышите,
Серж? Три часа, говорю! Или я неправ?
плечах шинель, кинул взгляд на хронометр.
вчера. И те "Генеральские" с компасом... Где ты их все теряешь?
разница, дружок! Одеваясь впопыхах, еще и не то забудешь. Обидно, конечно,
но... - он хитровато прищурил глаза. - Утешаю себя тем, что все мои
авторучки, портсигары и часики еще долго послужат законным мужьям моих
женщин. Долго и славно.
переносицу. Со стороны было похоже, что он давит там внезапного клопа.
Ларсен завистливо покосился на его часы.
Точность, двухнедельный подзавод... Продал бы! А еще лучше - подарил.
Денег-то у меня все равно нет. Да и зачем они тебе нужны?
Деньги-денежки... Что на них сейчас купишь?
потом сделаю, обещаю. У меня и гравер знакомый есть. В сержантском звании.
Офицерам на наганах правительственные эпитафии соображает. Мол, герою
такому-то от благодарного министра... Чтобы, значит, млели потом
археологи. А историки имена новые в учебники вписывали.
свеженькой достал. Прямо из погребка. Соглашайся, Серж!
часы нужны!
момент отвечу, - Ларсен покосился в круглое, замурзанное зеркальце,
задумчиво подергал себя за уши. - Ну так как? Не подаришь?.. Зря. Все
равно ведь стяну. Улучу момент и стяну. Я, брат, такой! Беспринципный,
хотя и не подлый.
старый, затрепанный журнал, взглянув на обложку, причмокнул губами. -
Екалэмэнэ! Какие были времена! Какие были девочки!.. Полюбуйся, Серж.
Бархат, а не кожа! Так бы и пощекотал такую по ребрышкам! Люблю, когда
женщины смеются. Не визжат, не хохочут, а именно смеются. Мда... А наши,
полковые, все больше визжат... - Ларсен энергично перелистнул несколько
страниц. - А вот и ее величество наука! Боже, как интересно!.. Оптимальные
параметры воздушных фурм, новые фурмы с тангенциальным подводом воды!
Слово-то какое: тан-ген-циальным! Интересовали же нас подобные
благоглупости!.. - Ларсен нараспев зачитал. - Знаешь ли ты, например, чем
хорош низкомарганцевый чугун?
рафинирования. Так-то! - Ларсен положил журнал обратно на полку. - Увы,
пора собираться. Увы и ура...
сколько еще осталось вкушать прелестей этой греховодной жизни. Нужно
спешить, мсье литератор!
отказываюсь понимать! Второй месяц живу с тобой в одном блиндаже, а
постичь не могу!
Заметив что-то возле носа, озабочено проворчал. - От этих столетних
концентратов черт-те что высыпает...
Возможно, последняя для людей. Это уже не конфликт между западом и
востоком, севером и югом, - это куда страшнее!
зеркальце в карман, поднявшись, огладил на себе китель. - Сейчас бы
цветочек какой-нибудь. Хоть самый захудаленький. Я знаю, они это дело
любят.
не думал о чепухе.
шевельнул бровями. - Женился бы... Что я - током стукнутый? В две тысячи
вольт... И потом, Сергуня, великим редко везет с семьями. Крайне редко.
Блаженствовал ли Александр Сергеевич? Черта-с два! Оттого и погиб. И как
не погибнуть? Жена - вертлявая кокетка, брат - мот и предатель, отец -
манерный скупердяй, дяди и тети - тоже не слаще. В общем... Семья, милый
Серж, - это крест. Такой крест, что ай-яй-яй и ой-ей-ей! Блажен
неведающий, но я-то знаю и ведаю - вот в чем заковыка.
рукой. - Эго и тому подобное.
нервным движением Сергей сплел пальцы, и косточки его явственно хрустнули.
- Возможно, пройдет неделя-месяц, и никого из нас не останется в живых. Я
даже не о нас конкретно, я обо всех, о человечестве... Разве это не жутко?
Ты пойми, долгие тысячелетия складывалось то, что мы называем теперь
культурой, и все, понимаешь, - все ухнет в тартарары! Труд множества
поколений, все наши достижения, миллионы величайших полотен, музыка
Дебюсси и Кутавичуса. Значит, все было напрасно? Революции и подвиги,
жертвы во имя всеобщего счастья?.. Ты ответь, не отворачивайся! Я знаю,
люди ошибались, но ведь при этом они продолжали верить в будущее. Каждый в
свое собственное. Для него в сущности и жили. А теперь... Теперь этого
будущего не осталось. Ни у кого! Скажи, какое право они имели посягнуть на
все это?
быть, и не нас даже, а на землю. Под плантации или что другое, - Ларсен
перетянул тонкую талию ремнем, прищелкнул пряжкой. - И потом, чего ты ко
мне привязался? Я-то тут причем?
представлять. Я - это я. Скромное и симпатичное создание. Хоть по
Ломброзо, хоть по Лафатеру. И уж коли речь зашла обо мне, то скажу тебе
так: не все в жизни столь мрачно, как ты тут расписываешь. Африка,
Южноамериканский континент - это у них, согласен, но все остальное-то пока
под нами! Вот и наступление новое затевается, грамотеи армейские изменения
в уставы готовятся вносить. И ведь внесут, не сомневайся! Пудика на два, а
то и на три. Так что живем, Серж! Глядишь, и до победы еще дотянем.
захрустел пальцами. - Видишь ли, мне начинает казаться, что все наше
наступление - не более чем фарс. А может, и что похуже. Да ты и сам
знаешь, - о каком наступлении мы говорим, если за какой-нибудь час они в
состоянии искрошить своими "северными сияниями" всю нашу дивизию! Так
почему они этого не делают? Почему не полосуют "плугом" по мостам и
автоколоннам? Я, например, не знаю. И будь я на их месте... В общем
понятно... А мы вместо того, чтобы призадуматься да проанализировать как
следует ситуацию, прем на своих жестяных драндулетах по пустынным городам
и деревням, ровным счетом ничего не понимая.
собираюсь отказываться от своих маленьких удовольствий. - Ларсен шагнул к
выходу. - Ну-с? Впустим в кают-компанию относительно свежего воздуха?
все-таки сумеет уличить свою благоверную, а заодно и вправит мозги
прыткому лейтенантику.
дьяволов, и майор обязан торчать при своей артиллерии. По долгу службы...
скатился рядовой Бунга. По собственной инициативе Сергей пригревал этого
нелепого бойца, превратив во внештатного вестового. Ларсен же в
присутствии Бунги едва удерживался от брезгливых гримас. Новоявленный
вестовой был неопрятен и грязен, лицо имел шелушащееся, густо запятнанное
веснушками. Дышал Бунга через рот по причине вечной непроходимости верхних
дыхательных путей. В сущности нос его являлся абсолютно лишним органом. Не
выполняя никаких иных функций, кроме косметической, он шумно напоминал о
себе в любом обществе, требуя неусыпного внимания и обилия просторных
платков. Упомянутого обилия у Бунги никогда не водилось, и единственная,
извлекаемая временами из карманов тряпица периодически меняла свое
состояние от твердокаменного до разбухшего, склизкого. Вот и сейчас, едва
спустившись в блиндаж, вестовой привычно полез в карман за тряпицей.
Последовало трубное продувание.
отличился. Вошли в деревню и обнаружили. Кругом как обычно ни души, и