Братья Вайнеры
Эра Милосердия
сразу забыл обо мне; и, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я
отодвинулся к стене, украшенной старым выгоревшим плакатом:
"Наркомвнуделец! Экономя электричество, ты помогаешь фронту!" Фронта
давно уже не было, но электричество приходилось экономить все равно -
лампочка и сейчас горела вполнакала. Серый сентябрьский день незаметно
перетекал в тусклый мокрый вечер, желтая груша стосвечовки дымным пятном
отсвечивала в сизой изморози оконного стекла. В кабинете было холодно:
из-под верхней овальной фрамуги, все еще заклеенной крест-накрест белыми
полосками, поддувало пронзительным едким холодком.
стуле с нелепыми рахитичными ножками сидит манекен, а не Шарапов - их
новый сотрудник и товарищ. Я понимал, что здесь не просто уголовный
розыск, а самое пекло его - отдел борьбы с бандитизмом - и в этом милом
учреждении некому, да и некогда заниматься со мной розыскным ликбезом.
Но в душе оседала досадливая горечь и неловкость от самой ситуации, в
которой мне была отведена роль школяра, пропустившего весь учебный год и
теперь бестолково и непонятно хлопающего ушами, тогда как мои прилежные
и трудолюбивые товарищи уже приступили к решению задач повышенной
сложности. И от этого я бессознательно контролировал все их слова и
предложения, пытаясь найти хоть малейшую неувязку в рассуждениях и
опрометчивость в выводах. Но не мог: детали операции, которую они сейчас
так увлеченно обсуждали, мне были неизвестны, спрашивать я не хотел, и
только из отдельных фраз, реплик, вопросов и ответов вырисовывался смысл
задачи под названием "внедрение в банду".
этого я не понял, - но, во всяком случае, этот вор пообещался вывести на
банду "Черная кошка". Он согласился передать бандитам, что фартовый
человек ищет настоящих воров в законе, чтобы вместе сварганить
миллионное дело. Для внедрения в банду был специально вызван оперативник
из Ярославля: чтобы ни один человек даже случайно не мог опознать его в
Москве. А сегодня утром позвонил Тузик и сказал, что фартового человека
будут ждать в девять вечера на Цветном бульваре, третья скамейка слева
от входа со стороны Центрального рынка.
мне не понравился. У него были прямые соломенные волосы, круглые птичьи
глаза и голубая наколка на правой руке: "Вася". Он изо всех сил старался
показать, что предстоящая встреча его нисколько не волнует, и бандитов
он совсем не боится, и что у себя в Ярославле он и не такие дела
проворачивал. Поэтому он все время шутил, старался вставить в разговор
какие-то анекдотики, сам же первый им смеялся и, выбрав именно меня как
новенького и безусловно еще менее опытного, чем он сам, спросил:
Векшину, наверное, и не снились, и потому свободно владел блатным
жаргоном. Но сейчас говорить об этом было неуместно - вроде
самохвальства, - и я промолчал, а Векшин коротко всхохотнул и сказал
Жегдову:
мальчишеском голосе звенящий истеричный накал. - Все сделаю в лучшем
виде! Оглянуться не успеют, как шашка прыгнет в дамки!
подо мной пронзительно заскрипел, и все посмотрели на меня, но поскольку
я сидел по-прежнему каменно молча, то все снова повернулись к Векшину, и
Жеглов, рубя ладонью стол, сказал:
не вздумай лепить горбатого - изображать вора в законе. Твоя задача
проста, ты человек маленький, лопушок, шестерка на побегушках. Тебя,
мол, отрядили выяснить - есть ли с кем разговаривать? Коли они согласны
брать сберкассу, где работает своя баба-подводчица, то придет с ними
разговаривать пахан. Ищете связи потому, что вас, мол, мало и в наличии
только один ствол...
глаза Васи Векшина горели, и он все время потирал одна о другую красные
детские ладони, вылезавшие вместе с тонкими запястьями далеко из рукавов
мышиного кургузого пиджачка.
Откуда вам знать, что с ними не придет уголовка? А сам ты, мол, розыска
не боишься, поскольку на тебе ничего особого нету и про дело предстоящее
при всем желании рассказать никому ничего не можешь - сам пока не в
курсе...
что он тоже не уверен в парнишке. И неожиданно мне пришла мысль
предложить себя вместо Векшина. Конечно, я первый день в МУРе, но,
наверное уж, все, что этот мальчишка может сделать, я тоже сумею. В
конце концов, даже если я провалюсь с этим заданием и бандит, вышедший
на связь, меня расшифрует, то я смогу его, попросту говоря, скрутить и
живьем доставить на Петровку, 38. Ведь это тоже будет совсем неплохо!
Перетаскав за четыре года войны порядочно "языков" через линию фронта, я
точно знал, как много может рассказать захваченный врасплох человек. В
том, что его, этого захваченного мною бандита, удастся "разговорить" в
МУРе, я совершенно не сомневался. И поэтому вся затея, где главная роль
отводилась этому желторотому сосунку Векшину, казалась мне ненадежной.
Да и нецелесообразной.
стульчик, на гнутой спинке которого висела круглая жестяная бирка,
похожая на медаль) и сказал, слегка откашлявшись:
всерьез здесь?
тишина, расколовшаяся затем оглушительным хохотом. Заходился тонким
фальцетом Векшин, мягко похохатывал баритончиком Жеглов, лениво
раздвигая обветренные губы, сбрасывал ломти солидного сержантского смеха
Иван Пасюк, вытирал под толстыми стеклами очков выступившие от веселья
слезы фотограф Гриша...
остановился на Жеглове; и тот резко оборвал смех, и все остальные
замолчали, будто он беззвучно командовал: "Смирно!" Только Векшин не
смог совладать с мальчишеской своей смешливостью и хихикнул еще пару раз
на разгоне... Жеглов положил руку мне на плечо и сказал:
было бы промолчать и дать им возможность забыть о моем предложении,
которое, судя по реакции, показалось им всем вопиющей глупостью, или
нелепостью, или неграмотностью. Но я уже завелся, а заводясь, я не
впадаю в горячечное возбуждение, а становлюсь упорным, как танк. Потому
и спросил, спокойно и негромко:
плечами:
противник, и вопрос с ним ясный до конца. А бандита, которого ты
скрутишь, только тогда можешь назвать врагом, когда докажешь, что он
совершил преступление. Вот мы возьмем его, а он нас пошлет подальше...
спрашивают. А доказать потом можно, - убежденно сказал я.
военного времени.
или офицер вражеской армии, воюет с тобой с оружием в руках и вина его
не требует доказательств...
написано, что он гражданин. Прописка по какому-нибудь там
Кривоколенному, пять. Возьми-ка его за рупь двадцать!
фашиста, - сказал, вращая круглыми желто-медовыми бусинками глаз,
Векшин. - Вот с этим самым паспортом он грабит и убивает своих! Хуже
фашистов они! - повторил он для убедительности.
стал, поняв уже, что сделал глупость, вступив в спор: теперь уже не
осталось никаких шансов
послать вместо Векшина на встречу с бандитами.