ГЕОРГИЙ ВАЙНЕР

Умножающий печаль

роман

Во многой мудрости

много печали;

и кто умножает познания,

умножает скорбь.

Екклесиаст

По законам нынешней жизни,

если в первом акте на стене висит

ружье, значит, до начала спектакля

из него уже кого-то застрелили.

Милицейский взгляд

на чеховский театр

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ЭКСТРАДИЦИЯ

- Ты очень хитрый парень, - сказал Пит Флэнаган, повернул руль налево, и
мы покатили в сторону Трокадеро.

Спорить с ним бессмысленно, как забивать лбом гвозди. Да и вообще
разговаривать неохота. Жестяной пузырь машины был заполнен щемящей золотой
песней саксофона Птицы Чарли Паркера, протяжной, сладкой, плотной, как
облако из сливочного мороженого.

Через окно я рассматривал скачущее отражение нашей машины в зеркальных
витринах - черный юркий "ситроен" с проблесковым синим фонарем на крыше. Его
тревожный пульсирующий свет был неуместен в этом мягком воскресном утре, еще
не увядшем от подступающей жары, от потной людской суеты, не задушенном
синеватым угаром автомобильного дыма.

- Я не хитрый, - ответил я Флэнагану, когда мы выскочили на набережную и
погнали по правому берегу. - Я задумчивый. По-русски это называется
"мудак"...

- Правда? - переспросил на всякий случай Пит, хотя ему было все равно.

- Абсолютно, - заверил я серьезно. - Так и запомни: захочешь русскому
сказать приятное, смело говори: вы, мол, месье, мудак... Это русский
эвфемизм понятия "доброжелательный задумчивый мудрец".

- Запомню, - пообещал Флэнаган и повторил вслух: - Мьюдэк...

- Во-во! Так и говори.

Слева над рекой торчала Эйфелева башня, на которой полыхало неживыми
белыми сполохами электрическое табло - "До 2000 года осталось 534 дня".

И что? Что теперь делать?

Воздетый в безоблачное голубое небо, фигурно скрученный железный перст
торжественно и грозно предупреждал ни о чем - если бы там, в туманном
небытии, через 534 дня должно было что-то случиться, от нас бы это тщательно
скрыли. Мы живем в замечательное время, когда никого ни о чем заранее не
предупреждают. А раньше нешто предупреждали? Разве что пророки о чем-то
жалобно просили народы. Да кто же их когда слушал? Интернета тогда на нашу
голову не было.

- Пит, ты знаешь, что через 534 дня наступит новый век? - спросил я
Флэнагана.

- А ты что, считал их? - усмехнулся Пит.

- Нет, я в управлении разведки подсмотрел секретный доклад - они
предполагают, что это достоверная цифра. Ну, может быть, 536... Это ведь
никогда до конца не ясно...

- Угу, - кивнул серьезно Флэнаган. - Скорее бы...

- А что случится?

- На пенсию можно будет уйти Надоела мне наша собачья работа, -
равнодушно сказал Пит.

- Да брось ты! Всякая работа - собачья. Не собачий только отдых, -
глубокомысленно заметил я. - Но отдыхать все время нельзя.

- Это почему еще? - искренне удивился Пит.

- Отдых превратится в работу. Будешь мне жаловаться: надоел мне этот
собачий отдых...

- Дурачок ты, - усмехнулся Пит. - Молодой еще... Мы уже проехали Дефанс,
миновали громаду Большого стадиона, сквозанули на оторут 9 - в сторону
аэропорта Шарля де Голля. И от этой утренней воскресной пустоты, от
желто-голубого света, окутывающего город золотистой дымкой, от
печально-сладкой музыки Чарли Паркера, от никнущей малахитовой зелени
бульваров охватывало меня чувство щемящей грусти, смутного ощущения
прощания, разлуки надолго, может быть, навсегда.

- Что будешь на пенсии делать, Пит?

- Жена присмотрела домик в Провансе. Там и осядем, наверное...

- А домой, в Шотландию, не тянет?

Флэнаган пожал плечами:

- Там уже нет моего дома... Там - скромный риэлэстейт. Старики умерли,
ребята выросли, разъехались. Приятелей встречу на улице - не узнаю...

- Тогда покупай в Провансе, - разрешил я. - Буду к тебе наезжать, съездим
в Грасс, там дом Бунина...

- Какой-нибудь новый русский?

- Нет, это очень старый русский...

- Богатый? - поинтересовался Пит.

- Умер в нищете.

- Странно, - покачал головой Пит. - Я не видел во Франции бедных русских.

- Оглянись вокруг. Вот я, например...

- Потому что ты - доброжелательный мудрец, задумчивый мьюдэк, - утешил
Пит.

- Вот это ты очень правильно заметил, - охотно подтвердил я.

Город уплывал вместе с волшебной мелодией Паркера, которую почти совсем
задушил, измял, стер тяжелый басовитый рык турбин взлетающих и садящихся
самолетов. Индустриально-трущобная пустыня предместья, нахально рядящаяся
под пригород Парижа.

- Я хочу рассказать тебе смешную историю, Пит...

Флэнаган, не отрывая взгляда от дороги, благодушно кивнул, наверное,
сказал про себя по-английски: мол, валяй, мели, Емеля...

- Я в школе ненавидел учебу...

- Да, ты мало похож на мальчика-отличника, - сразу согласился Пит.

- На всех уроках я читал... Закладывал под крышку парты книгу - и
насквозь с первого урока до последнего звонка. У меня не хватало времени
даже хулиганить.

- Много упустил в жизни интересного, - заметил Флэнаган.

- Наверное. Я был заклятый позорный троечник - я никогда не делал
домашних заданий и отвечал только то, что краем уха услышал на занятиях,
читая под партой книгу. На родительских собраниях классная руководительница
Ираида Никифоровна...

- Только у поляков такие же невыносимые имена, как у вас, - сказал
Флэнаган.

- Не перебивай! Моя классная руководительница говорила маме: у вас
мальчик неплохой, но очень тупой. Тупой он у вас! Тупой...

- Dumb? - переспросил Пит.

- Yes! Dumb, bone head - костяная голова, тупой! Флэнаган захохотал.

- Вот ты, дубина, смеешься, а мама, бедная, плакала. Спрашивала
растерянно учительницу: почему? Почему вы говорите, что он такой тупой? А
Ираида Никифоровна ей твердо отвечала: это у вас с мужем надо спрашивать,
почему у вас сын такой тупой!

Флэнаган взял со щитка голубенькую пачку "Житан", ловко выщелкнул
сигарету, прикурил. Прищурившись, выпустил тонкую, острую струю дыма,
покачал головой и сказал решительно:

- Это невеселая история, она мне не нравится...

- У вас, шотландцев, ослаблено чувство юмора... Машина начала с мягким
рокотом взбираться на спиральный подъездной пандус аэропорта.

- Это веселая история, - упрямо сказал я.

- Наверное, у вас, русских, действительно усилено чувство юмора, - пожал
плечами Флэнаган.

- Ага! Как рессоры на вездеходе. Иначе не доедешь...

- По-моему, доехали, - сказал Пит, притормаживая у служебного входа.

Я взял с заднего сиденья свою сумку и повернулся к Флэнагану:

- Я рассказал тебе веселую историю. И для меня важную...

- Почему?

- Одна знакомая встретила недавно эту учительницу - Ираиду Никифоровну.
Двадцать лет прошло - она старая стала, сентиментальная, все расспрашивала о
наших ребятах, у кого что получилось, как жизнь сложилась. И моя знакомая по
дурости сказала, что самая яркая, неожиданная судьба вышла у меня. Классная
руководительница послушала ее, послушала обо всех моих прыжках и ужимках,
вздохнула и подвела итог: "Как все-таки несправедлива жизнь. Ведь такой
тупой мальчик был!"

Флэнаган открыл бардачок, достал плоскую фляжку и протянул мне:

- Возьми... Может, пригодится, это хороший деревенский бренди.

- Спасибо, друг...

Я приспособил фляжку в кармане куртки, хлопнул Пита по плечу и вылез из
машины. Он наклонился к двери, опустил стекло и сказал:

- Это была невеселая история...

- Нет, это была веселая история, Пит. Просто мы с тобой догадались, что
старая карга была права... Пока, дружище! - махнул рукой и, не оборачиваясь,
пошел в аэровокзал.

"Ситроен" с резиновым колесным визгом погнал прочь, беззвучно разъехались
стеклянные двери передо мной, и я вошел внутрь праздника.

Удивительное гульбище, полное света, музыки, вкусных запахов, веселой и