Чарльз ВИЛЬЯМС

БРИЛЛИАНТОВОЕ БИКИНИ

Анонс

Когда исчезла танцовщица Каролина, возлюбленная предводителя гангстеров и
единственная свидетельница его гибели, местный шериф отправился на ферму
дядюшки Сагамора, решив, что она прячется именно там. Однако на ферме
оказались только сам хозяин и его брат с сыном-подростком. События
поворачивают так, что вскоре пропадают и Сагамор с братом. Тогда мальчик
отправляется на их поиски...

Глава 1

О, это было отличное лето, можете не сомневаться. Папа говорит, фермы
куда как полезны для здоровья, а уж полезнее фермы дяди Сагамора вам не
найти, даже и не старайтесь. Там есть озеро, где можно ловить самую
настоящую рыбу, и у меня был пес, не говоря уж про охотников на кроликов со
всамделишными ружьями и о мисс Харрингтон. Она была просто прелесть и учила
меня плавать.

Мисс Харрингтон? О, это у нее была та самая виноградная лоза, вокруг
которой потом поднялся такой шум. Да вы, верно, и сами помните. Это же
попало во все газеты. Татуировка в виде виноградной лозы с маленькими
голубыми листочками. Она вилась вокруг ее правой груди, словно тропинка
вокруг холма, и заканчивалась крошечной розочкой в самом центре. Папа потом
задал мне взбучку за то, что я раньше не рассказал ему о ней, но какого
черта, - откуда мне было знать, что не у всех есть розочки на груди? Я
просто счел само собой разумеющимся, будто у благотворительных дам тоже есть
такие рисунки, только я никогда не спрашивал их об этом, потому что пока
общался с ними, еще и в глаза не видел ни мисс Харрингтон, ни ее виноградную
лозу.

Но это я забегаю вперед. Лучше начну с самого начала и в первую очередь
расскажу вам, как это вышло, что мы приехали к дяде Сагамору. А все оттого,
что папу стали слишком уж часто призывать в армию.

Похоже, неудачный выдался год для призывников. Первый раз папу замели
посреди зимы, когда мы приехали в Гольфстрим-Парк, потом в Пимлико, но хуже
всего пришлось в Акведуке. Мы с трудом нашли, куда притулить наш трейлер, и
только-только начали печатать, как его снова забрали. Ну и разумеется, меня,
как всегда, заграбастали благотворительные дамы.

Эти благотворительные дамы такие смешные. Не знаю почему, но они всюду
одинаковые. Обычно у них пышная грудь, и они задают тебе одни и те же старые
вопросы, а когда ты пытаешься объяснить им, что путешествуешь по всяким
большим городам, таким как Хиали и Бельмонт-Парк, и что папа просто советник
по капиталовложениям в скачки и у него куча неприятностей с призывной
комиссией, они начинают переглядываться, качать головами и повторять: "Ах,
какой кошмар! А ведь он еще совсем дитя!"

Так вот, эти благотворительные дамы в Акведуке все расспрашивали меня, в
какую школу я хожу, отчего это мама ушла от папы, умею ли я читать и писать,
и все такое прочее. Я ответил, что отлично умею читать, а то как же? Тогда
они сунули мне под нос какую-то книжку, чтобы проверить. Увесистая, прямо
скажем, была книженция, я потом читал ее весь месяц, что провел в приюте.
Про одного парня по имени Джим Хокинс и одноногого пирата по имени
Долговязый Джон Сильвер, просто умора. Хотелось бы мне снова ее раздобыть,
чтобы узнать, чем там кончилось. Как вы думаете, можно где-нибудь здесь
достать еще одну такую?

Но, возвращаясь к благотворительным дамам - увидев, что мне трудновато
пришлось, они снова запереглядывались и забормотали:

- Да-да, так мы и думали.

А мне и впрямь было нелегко. Не то чтобы попадались по-настоящему трудные
слова, но этот тип как-то чудно пищит, у него все слишком уж хитро
закручено.

- Билли, тебе не следовало говорить, будто ты умеешь читать, - сказала
главная дама. Всегда легко узнать, какая из них главная, потому что, как ни
странно, но грудь у нее всегда пышнее, чем у прочих.

- Но, мэм, - отвечаю я. - Я умею читать. Просто эта штука как-то чудно
написана. В каждом слове слишком много букв.

- Что за чушь, - говорит она. - Как это слишком много букв? Неужели ты
думаешь, что Роберт Льюис Стивенсон не умеет писать правильно?

- Не знаю я ничего про этого вашего Стивенсона, - стою я на своем, - а
всего-навсего пытаюсь объяснить, что эта штука не так написана и в ней сам
черт ногу сломит. Смотрите, сейчас я вам покажу, что имею в виду.

У меня в кармане как раз завалялся сандвич с копченой колбасой, потому
что мы только успели выйти и направиться к ипподрому, как папу сцапали
пинкертоны. Вот я и вспомнил, что он завернут в обрывок вчерашнего списка
забегов. Вытащив сандвич, я откусил кусок и принялся показывать.

- Глядите сюда. - И я ткнул пальцем в листок. - "Барньярд Гейт (М) 105*
чал.мер.З, от Барнаби - Гейтс Айяр, от Франджи-Панджи. Дек. 5, ТрП, 6ф, 1:13
- 17, III* 1-1, 1-5, 1-3, 8-9, Стр'гф'л'Дж МолЗ, Зл'п'л'чн 119, Б'сп'чн
П'др'жк 112, Пнчк 114". Улавливаете? А теперь взгляните на этот забег: "Муха
2 Аку 1/2 фт: 48". Что молния против собаки, и если вам вздумается хоть цент
на него поставить, значит, у вас в голове опилки. Он вечно сперва рвется
вперед, но с дыхалкой у него плоховато, и он всегда сдыхает у восьмого
столба.

Тут они прервали меня, и начался форменный бедлам. Они ну никак не желали
верить, что я все это читаю. А я сказал, что это так же ясно, как нос на
лице, и растолковал: Барньярд - это чалый мерин-трехлетка, не выигравший еще
ни одного забега. Он сын Барнаби от Гейтс Айяра, что от Франджи-Панджи. В
последних скачках он шел примерно 1 к 17 в забеге молодняка в Тропикал-Парк
пятого декабря. Жокеем у него скакал Джордж Стрингфеллоу весом сто
одиннадцать фунтов при полной выкладке, разрешенной для молодняка. Дорожка
была мокрой, и время победителя составило минуту и тринадцать секунд, и
Барньярд Гейт лидировал на старте, на полпути и на выходе на финишную
прямую, но затем выдохся и пришел восьмым, отстав от фаворита на девять
корпусов. А тремя победителями стали Злополучный, Беспечная Подружка и
Пончик. Поэтому я прямо заявил благотворительным дамам, что если кто здесь и
не умеет читать, так это они, а не я.

Тут все и завертелось. Они закричали, что мальчик, который умеет читать
только таблицы со скачек, - позор американскому образу жизни и что они
отправятся прямиком в суд, отберут меня у папы и упекут в приют. Я-то,
понятное дело, был против, но что тут возразишь? Оставалось лишь ждать, пока
папа отвертится от призыва.

Словом, они продержали меня в приюте битый месяц и обращались со мной
неплохо. Даже позволили взять почитать "Остров сокровищ", и я так увлекся,
что уже не мог оторваться. Поначалу дело шло медленно, лишние буквы мешали,
но я помаленьку уловил суть и наловчился вроде как прищуриваться и
отбрасывать ненужное, так что мне стало полегче. Я добрался уже до середины
и был в полном восторге, когда заявился папа. Он потребовал встречи с
благотворительными дамами, суперинтендантом приюта и еще какими-то людьми,
которых я не знал, и это было нечто. Все так и кипели, а папа кричал, что он
советник по капиталовложениям в скачки, и в том нет ничего дурного, и кто
они, по их мнению, такие, чтобы отбирать у него его мальчика?

Я украдкой попытался вырвать несколько страниц из книжки, на случай если
ее у меня отберут, и спросил папу:

- А ты знаешь что-нибудь о Долговязом Джоне Сильвере?

- В жизни не слыхал, - отвечает папа. - Верно, пес какой-нибудь, а я
собачьими бегами не занимаюсь.

Ну, тут они все разом на него насели, и тогда-то он вспомнил про ферму
дяди Сагамора. Мы поедем туда, сказал он, для мальчика нет ничего полезнее
жизни на ферме. Чего у папы не отнимешь, так это способности убеждать. Он
такой говорун! Когда продает таблицы, любого простофилю вмиг заговорит.
Он-то, правда, зовет их клиентами. Я просто видел, как папа ухватился за эту
идею и так и загорелся.

- В самом деле, - принялся он вещать, - вы только подумайте обо всех
великих людях, которые начинали на фермах, таких людях, как Линкольн, и
генерал Томас Ли, и Гровер Уэйлен, и Уильям Уодсворт Хоторн, и Эдди Аркаро.
Да вы только подумайте, до чего это здорово: кормить уток, собирать яйца,
лопать арбузы, пить парное молоко, кататься на лошадях... - Тут он осекся,
кашлянул и пошел на попятную:

- Нет. Как подумаешь, так, пожалуй, лошадей-то там и нет. Помнится, мой
брат Сагамор всегда говаривал, что ни за что не потерпит их у себя. Мулов у
него пруд пруди, а лошади ни одной. Он их прямо-таки ненавидит. Джентльмены,
можете вы вообразить себе более подходящее для подрастающего мальчика место,
чем такая ферма?

У папы аж слезы на глаза навернулись от одной только мысли, до чего же
полезна жизнь на ферме.

Ну, так вот оно и вышло. Много еще было всякой болтовни, но в конце
концов все согласились с папой насчет фермы и сказали, что я могу идти.
Правда, предупредили, что если он еще раз попадет в какие-нибудь
неприятности в районе Нью-Йорка, то меня опять заберут на попечение, и в
этот раз насовсем. Мне даже смешно стало, мы же в Нью-Йорке сроду не были,
но им я, разумеется, ничего не сказал.

Мы ушли, сели в трейлер и поехали было прочь, но угодили в самую гущу
машин и так заплутали, что уж и не знали, где мы. Акведук куда больше, чем
Хиали или Пимлико, и там столько улиц, что ты можешь колесить по ним, пока
не помрешь с голоду, но так и не найти пути оттуда. Вскорости мы застряли в
пробке на улице, где было множество шикарных отелей с коврами и
разноцветными навесами от парадного входа через весь тротуар. Папа окликнул
какого-то типа, стоящего под одним из этих навесов и одетого в
умопомрачительную ливрею, всю красную и золотую.

- Что это за улица? - спрашивает папа.