Эрл Стенли ГАРДНЕР

ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЙ ПОПУГАЙ

Перри Мейсон отвел взгляд от картонной папки с надписью "Важная
корреспонденция, оставшаяся без ответа".

Было раннее утро понедельника. Делла Стрит, доверенная секретарша
адвоката, в свеженакрахмаленной белой кофточке напоминающая медсестру,
решительно посмотрела на него и сказала:

- Я внимательно все отсортировала, шеф. Тебе необходимо ответить на
верхние письма. Те, что были снизу я уже убрала.

- Те, что были снизу? - переспросил Мейсон. - Каким же образом ты
определила ненужные?

- Хорошо, я скажу, - призналась она. - Те письма пришли так давно,
что на них уже нет смысла отвечать.

Мейсон откинулся на спинку вращающегося, видавшего виды кресла и
скрестил длинные ноги. С серьезным выражением лица, словно вел
перекрестный допрос свидетеля, он спросил:

- Теперь скажи мне честно, Делла, те письма лежали раньше в папке
"Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа"?

- Да.

- И ты внимательно прочитываешь все письма?

- Да.

- И исключаешь из них все те, что не требуют моего личного внимания,
а оставшиеся складываешь в эту папку?

- Да.

- Тем не менее, сегодня утром, в понедельник двенадцатого сентября,
ты убрала большую часть писем из папки?

- Совершенно верно, - подтвердила она с озорным блеском в глазах.

- Признавайся, сколько было писем?

- Ох, пятнадцать или двадцать.

- И ты ответила на них сама?

Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

- Что же ты с ними сделала? - поинтересовался Мейсон.

- Переложила в другую папку.

- В какую?

- С надписью "Устаревшая корреспонденция".

Мейсон восторженно посмотрел на секретаршу и расхохотался.

- Великолепная идея, Делла. Убирать письма с глаз подальше в папку
"Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа", и пусть они лежат там,
пока не подойдет время переложить их в папку с надписью "Устаревшая
корреспонденция". Таким образом, отпадает необходимость вести переписку,
можно не беспокоиться об этом и не ломать голову над сочинением ответов -
занятием, которое я искренне ненавижу... Знаешь, Делла, вещи, в свое время
казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Это
как телеграфные столбы в окне мчащегося поезда. Сперва они огромные,
заслоняют собой окно, а потом превращаются в едва различимою точку вдали.
То же самое случается с большинством вещей, которые нам представляются
поначалу важными и значительными.

Она улыбнулась и спросила с невинным видом:

- А телеграфные столбы на самом деле уменьшаются, шеф, или нам это
только кажется?

- Конечно же, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся, -
ответил он. - На месте старых появляются новые, которые и заполняют вид из
окна. Столбы всегда одинаковые. Но по мере того, как ты от них удаляешься,
они... - Он замолчал и после некоторой паузы спросил: - Подожди минутку.
Не пытаешься ли ты указать на ошибочность моих аргументов?

Он посмотрел на ее торжествующие усмехающиеся глаза и недовольная
гримаса появилась на его лице.

- Я давно должен был понять, что бесполезно спорить с женщиной.
Хорошо, Саймон Легри [Саймон Легри - ставшее нарицательным имя
рабовладельца из романа Гарриет Бичер-Стоу "Хижина дяди Тома"], приготовь
свой блокнот, сейчас мы ответим на эти чертовы письма!

Он вздохнул, развязал тесемки на папке, вынул из верхнего конверта
письмо, пришедшее от известной адвокатской конторы, прочитал его и сказал:

- Напиши им, что предлагаемое дело меня не интересует, даже если они
удвоят гонорар. Ординарное дело об убийстве. Молодой женщине наскучил
старый муж, она выпустила в него шесть пуль, а теперь рыдает и лжет, будто
он напился и хотел ее избить. Они прожили вместе целых шесть лет, его
пьянство для нее не новость, а ее рассказы, что он грозился ее убить, не
совпадают с показаниями других свидетелей.

- Что из сказанного я должна написать? - спокойным деловитым тоном
спросила Делла Стрит. - Нужно ли в письме излагать твои соображения?

- Напиши только то, что я не заинтересован в их предложении. О,
Господи, еще одно. Мошенник, продавший множеству легковерных людей ничем
необеспеченные акции просит, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках
закона. - Мейсон сердито отодвинул папку в сторону и заявил: - Я хочу,
Делла, чтобы люди научились отличать серьезного адвоката, представляющего
людей, ложно обвиненных в преступлениях, от ловкача, который охотно
становится молчаливым соучастником в дележе прибылей, полученных от
преступлений.

- Каким образом ты объяснишь эту разницу Суду? - усмехнулась она.

- Преступление всегда личное, - заметил Мейсон. - Улики не безликие.
Я никогда не берусь за дело до тех пор, пока у меня нет полной уверенности
в том, что мой клиент не мог совершить преступления, в котором его
обвиняют. Если же я уверен в невиновности клиента, то знаю, что всегда
существует несоответствие между самыми, казалось бы, несомненными уликами
и выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это
несоответствие.

- В таком случае, твое занятие больше напоминает работу детектива,
чем адвоката, - рассмеялась Делла.

- Нет, - серьезно сказал Мейсон. - Это совсем разные профессии.
Детектив собирает вещественные доказательства. Со временем он приобретает
опыт и знает, где и что надо искать, к кому за чем обращаться и как
действовать. А адвокат объясняет эти вещественные доказательства,
связывает их одно с другими. Постепенно он узнает...

Телефон на столе Деллы Стрит не дал ему договорить. Секретарша сняла
трубку, послушала и сказала:

- Подожди минуточку, Герти. - Она прикрыла трубку рукой и повернулась
к Мейсону: - Тобой интересуется некий мистер Чарльз Сейбин по вопросу
величайшей важности. Мистер Сейбин говорит, что готов уплатить любую сумму
за консультацию.

- Все зависит от того, чего именно он хочет, - ответил Мейсон. - Если
речь идет об убийстве, то я его приму. Но если он желает, чтобы я занялся
каким-нибудь нудным делом о спорном наследстве или какой-нибудь земельной
тяжбой, тогда... Подожди минутку. Делла, как ты сказала его зовут?

- Сейбин, - ответила она. - Чарльз В. Сейбин.

- Где он сейчас?

- Дожидается в приемной.

- Пускай еще подождет несколько минут, - решил Мейсон. - Узнай, не
родственник ли он Фраймонта С.Сейбина.

Делла сняла ладошку с трубки и попросила девушку в приемной, чтобы
она выяснила этот вопрос у посетителя. Выслушав ответ, Делла посмотрела на
Мейсона и сообщила:

- Да, он родной сын мистера Фраймонта С.Сейбина.

- Я приму его, - решил Мейсон, - только ему придется обождать минут
десять. Посмотри на него, Делла, и отведи в юридическую библиотеку, пусть
он там посидит. И принеси мне утренние газеты. Это, если тебе неизвестно,
дело с большой буквы... Не задерживайся. Обожди, у меня тут есть одна
сегодняшняя газета.

Мейсон потянулся за утренней газетой и уронил со стола папку "Важной
корреспонденции, оставшейся без ответа", даже не заметив этого.

Отчет об убийстве Фраймонта Сейбина почти целиком занимал первую
страницу газеты, на второй и третьей были помещены фотографии с места
происшествия. Глядя на убитого, можно было понять, что это незаурядный и
волевой человек.

Автор материала об убийстве знал как подать материал, чтобы возбудить
читательский интерес. Фраймонт С.Сейбин, эксцентричный мультимиллионер,
последнее время отошел от дел, когда-то начатых им, и передал их в ведение
своего сына, Чарльза Сейбина, а сам превратился в затворника. Иногда он
отправлялся путешествовать в старой, не слишком комфортабельной, но
надежной и маневренной машине, останавливался в кемпингах, знакомился с
туристами, рассуждал о политике, обменивался взглядами на жизнь. Никто из
его дорожных знакомых не догадывался, что этот застенчивый человек со
спокойными серыми глазами в простом поношенном костюме - владелец многих
миллионов долларов.

Порой он неделями бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки,
обитая в царстве ученой абстракции, в том нереальном мире, который
воссоздавали книги.

Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он часто бывал в своей охотничьем домике в горах,
стоящем на поросшем соснами склоне горной цепи, неподалеку от бурной реки.
Там он мог, вооружившись морским биноклем, часами сидеть на пороге,
наблюдая за жизнью птиц, приручая белок и бурундуков. В уединении он читал
книги и наслаждался одиночеством.

В шестьдесят лет он являл собой странную фигуру, так как редко кто
способен отказаться от всего того, что дают деньги и положение в обществе.
Человек с почти неограниченными материальными возможностями, он не был
филантропом, считая, что милостыня развращает людей. Каждому дано достичь