Петр Катериничев

Редкая птица

Все события, составляющие сюжет дилогии, являются вымышленными. Совпадение имен, названий, наименований, времени и места действия считать случайным.

Глава 1

Пляж - как раскаленный противень, а я - коржик на нем. Хотя пляжем этот лоскут песка является лишь для меня одного - рядом шоссе, оттуда несет гарью автомобильных выхлопов и перегретого асфальта. Приличные люди отдыхают в девятнадцати кэмэ отсюда - в тени навесов, на мельчайшем намытом земснарядом белом песочке или на травке, подстриженной по последней моде, коротко - как затылок звезды американского баскетбола.

В тридцати кэмэ есть и затененные дорожки для любителей пробежек, и подогретые либо охлажденные бассейны с морской водой - на любителя, и коттеджи с саунами, бильярдными и просмотровыми залами, алкогольно-безалкогольными напитками всех расцветок и обслугой - девочками любой масти и оттенка кожи... В народе эту бодягу издавна именуют уважительно - Территория. С заглавной буквы. Контингент отдыхает теперь разный - от бывших в употреблении партократов и дармократов (или дерьмокрадов - греческое слово "демократия" слабо привилось среди отечественного демоса, равно как и среди "кратоса") до новых коммерсантов средней руки, полумафиозных торговцев, тех, кто в законе, и тех, кто при законе, национал-радикалов, масонов, борцов с коррупцией, профессиональных компрадоров, ура-патриотов, полководцев без армий... Ковчег: каждой твари по паре. Хотя всех объединяет одно: люди они состоятельные.

С похмелья всегда так - думается о грустном. Для своих "слегка за тридцать" я худощав, одинок и беден. Особенно с утра. Да еще фрустрация накатила минут семнадцать назад. То есть - потеря жизненных ориентиров и целей. Понятия не имею, чем займусь вечером, где взять денег, да и зачем они мне.

Солнце припекает все сильнее, и если я по-прежнему похож на коржик, то уж непременно с кремовой начинкой: мысли растеклись изнутри по черепной коробке и тают, тают... Остается одна: заставить себя подняться, пройти два десятка шагов и упасть в прохладу моря...

Неожиданная тень падает на спину, и состояние блаженной ломоты улетучивается. У меня, как у Диогена, одно желание - чтобы тень убралась.

Открываю глаза и вижу два массивных ботинка. А выше - тушу их обладателя. В черном с блесткой костюме и при галстуке парень уместен здесь, как катафалк на свадьбе.

- Привет, Дрон.

Дрон - это я. Олег Владимирович Дронов. Но все - то ли из-за собственной невоспитанности, то ли из-за моей юности - называют меня кратко. Потому неопределенно киваю - привет, дескать, старина... Хотя мы друг другу и не представлены. И снова укладываю лицо на руки.

- Тебя хочет видеть Ральф.

Вслед за этой фразой перед моим носом падает бумажка. Зеленая.

- Сто баксов, - цедит фигура, словно я сам стал путать Франклина с Вашингтоном.

Вытягиваю из пачки сигарету, закуриваю и рассматриваю банкнот с интересом первоклассника, научившегося вчера читать.

- Тебя хочет видеть Ральф! - Тон собеседника нетерпеливо наглый.

- А я хочу видеть блондинку в бикини. А лучше - без, а еще лучше... - Тирада остается незавершенной - лакированный остроносый ботинок превращает мои губы в вареную свеклу, - сплевываю кровь, песок и остатки сигареты. Обидно - это моя последняя сигарета.

- Он хочет видеть тебя сейчас. И подбери баксы. Хотя я бы на тебя и рваного не потратил.

Когда тебя приглашают столь изысканно, отказать трудно. Зато в голове прояснилось - и без всякого купания.

Просовываю ногу в джинсы - и падаю лицом в песок. Пинок у верзилы - словно удар бампером "членовоза" на средней скорости. Кровоподтек будет со слоновье ухо.

Поднимаюсь, слыша сзади какое-то бульканье, оборачиваюсь - оказывается, здоровяк так смеется. Широкое лицо лоснится потом, а в глазах столько же тепла, сколько в блестящих латунных пуговицах на его пиджаке.

Медленно бреду по песку босиком - кроссовки в одной руке, в другой - тенниска. Мой конвоир движется сзади. У дороги земля тверже - неловко ступаю, роняю тенниску, надо бы поднять... Верзила радостно делает шаг вперед, примеривая пинок, я резко наклоняюсь, касаясь руками земли, а пятка катапультой летит ему в пах. Звук средний - что-то между хрустом и чавканьем.

Резко разворачиваюсь. На лице верзилы - гримаса невыносимой боли, огромная туша медленно оседает в пыль. Но времени хватает, чтобы четырежды пробить по блиноподобной физиономии. Ощущение такое, словно нокаутируешь сковородку. Ну, а смотреть на то, во что превращается лицо после такой обработки, можно лишь человеку с крепкими нервами.

Просто меня всегда возмущало хамство. И - наглость. Хамить, пусть и незнакомым людям, - все равно что писать на ветру: ветер - штука переменчивая.

Занятый философичными рассуждениями, я не забываю осмотреть содержимое карманов моего визави. Под пиджаком, как и следовало ожидать, новенькая желтая "сбруя", в кобуре под мышкой - укороченный оперативный кольт с прекрасно изготовленным глушителем - хлопок из такого не слышнее щелчка пальцами в пустой комнате. В боковом кармане нахожу отличный пружинный нож немецкой стали, который немедленно присваиваю, в портмоне - сто пятьдесят "штук" рублями, восемьдесят баксов и удостоверение сотрудника службы охраны горисполкома Приморска. Последнее я изучаю наиболее тщательно, хотя подлинность той или иной бумаги в наше время отнюдь не гарантирует подлинность ее обладателя.

Тем не менее - "ксива" настоящая, и я возвращаю все вышеупомянутое в пиджак. В руках эти сокровища просто не унести, а в тенниске, с кольтом за поясом и чужим бумажником в кармане я буду выглядеть вызывающе. Поэтому решаю позаимствовать и пиджак. Как ни странно, в плечах он мне впору, ну а чтобы сделать его таковым и в талии, пришлось бы выпивать на дню литров по шесть пива, заедая сие великолепие голландской ветчиной.

В кармане брюк обнаруживаю ключи - один от машины, другой от неизвестного мне жилища - на цепочке с красивым брелком. Поднимаюсь на дорогу, - "жигуленок" - "шестерка" припаркован у обочины в тени чахлой акации. Порывшись в бардачке, нахожу то, что искал, - бутылку водки. "Смирновская" - красиво жить не запретишь...

Верзила продолжает "отдыхать", чем-то напоминая перебравшего борца "сумо". Я же хочу усилить впечатление. Обильно поливаю спиртным его лицо и сорочку, как заботливая няня, приподнимаю голову и, зажав ноздри, вливаю щедрую порцию в рот. Парень поперхнулся, приоткрыл веки и стал глотать уже самостоятельно. Похоже, он начал приходить в себя, а это вовсе не входит в мои намерения. Отрываю от него бутылку, как мамаша соску от ребенка, отступаю на нужное расстояние и, когда верзила встает на ноги и делает выпад, дважды коротко бью его в подбородок - апперкотом и хуком справа. Теперь, по моему разумению, он отключился минимум минут на тридцать, - не люблю я все эти новомодные баллончики и газовые спринцовки - никогда нельзя ручаться за результат. А так - полежит на солнышке полчаса, потом еще с часок начнет соображать, как добраться до городка, - с такой физиономией да еще с таким амбре его вряд ли подберет попутка, а на такси денег теперь нет. А за вышеозначенное время - "сову эту мы разъясним", как говаривал бдительный Шариков.

Поворачиваю ключ, - двигатель урчит ровно, мягко. Хоть и чужая машина, а приятно. И фрустрацию, сиречь хандру, как майкой сдуло. Теперь я при деньгах, при авто, при "пушке" и "пере" - все стильное, прямо "с иголочки". Не хватает только блондинки с золотистым загаром и в бикини, а лучше - без...

И еще, сильно мешает жить вопрос: кто и зачем снарядил за мной этого дебильноватого мастадонта?

Впрочем, от него имеется нечто реальное и существенное - сто "зеленых" с непонятной репутацией и приглашение от Ральфа. В любом случае я знаю, чем займусь сегодня вечером. Отклонять приглашение Ральфа, да еще сделанное в столь изысканной форме, смертельно опасно. Впрочем - не более опасно, чем его принять.

Телескопический объектив приблизил окровавленное лицо лежащего на песке. Несколько раз щелкнул скоростной затвор. Потом объектив переместился на сидящего в машине Олега Дронова, и снова - щелчки. Последний раз - вслед удаляющемуся зеленому "жигуленку".

- "Седьмой", я "первый", прием.

- "Первый", "седьмой" слушает.

- Объект отработал в предполагаемом режиме. Разрешите приступить к выполнению штатного варианта.

- Разрешаю.

- Есть.

- "Второй", я "седьмой", прием.

- "Второй" слушает.

- Объект отработал в предполагаемом режиме. Приступайте к выполнению штатного варианта.

- Есть.

"Шестерка" быстро набирает обороты. Бросаю прощальный взгляд на пляж - он похож на раскаленный противень, а лежащее тело - на кусок сдобы. Июль, два часа пополудни - смертельная жара!

Глава 2

Скорость хорошая. Автомобиль словно летит над шоссе в колеблющемся мареве. Кажется, асфальт разогрет настолько, что протекторы оставляют в нем рельефную колею.

К моей радости, в бардачке нашлись и сигареты. Закуриваю и лениво размышляю, какие статьи действующего законодательства я нарушил. Понятное дело, чтобы определиться, что можно нарушить еще - не увеличивая тяжести содеянного, ну и, разумеется, пятна на совести.

Итак: злостное хулиганство, нанесение более или менее тяжких телесных повреждений, оскорбление должностного лица - при возможном исполнении (исключительно действием, не до разговоров было), захват холодного и огнестрельного оружия. ( Хотя сие - недоказуемо, марка револьвера и наличие глушителя позволяют предположить, что оружие нетабельное, и должностное лицо, "отдыхающее" сейчас на пляже, таскало криминальную "пушку" с собой по легкомыслию, как и я сейчас, причем исключительно с целью сдать первому же попавшемуся представителю власти. Безвозмездно.)

Остается мелочевка: угон транспортного средства, покушение на убийство (недоказуемо!) и кража пачки сигарет. Короче - чист, как простыня в брачную ночь!

Скорость хорошая. И девчонка появилась неожиданно, словно ее вытолкнули на шоссе перед самой машиной. Мои руки мягко и плавно повернули руль, тоненькая фигурка в каком-то миллиметре пронеслась рядом с автомобилем и медленно замерла на асфальте, когда моя нога вдавила педаль тормоза. Все-таки не так уж плохо, когда мозги заняты совершенно никчемными размышлениями! Стоило им взять руководство на себя, начать взвешивать, как поступить, в какую сторону крутить руль, - и девчонка была бы размазана по радиаторной решетке.

Закуриваю и выбираюсь из машины. Девушка сидит на асфальте и смотрит на меня испуганными оленьими глазами.

- Не ушиблась? - протягиваю ей руку.

- Нет.

- Поднимайся.

Она легко встает, а я замечаю вдруг и длинные, чисто промытые волосы цвета льна, и пушистые ресницы вокруг фиалковых глаз...

- Тебе в город? - хрипло спрашиваю я, а сам снова радуюсь собственной голове, так редко берущей на себя труд хоть о чем-то думать.

- Да.

- Тогда нам по пути! - догадываюсь я, делаю приглашающий жест рукой и улыбаюсь оскалом жизнерадостного олигофрена.

- Вы так любезны, - замечает девушка, словно два часа дожидалась на жаре, а проезжающие мимо хлыщи обдавали ее пылью и презрением.

Девушка движется к машине, слегка покачивая бедрами, я любуюсь длинными, покрытыми золотистым загаром ногами и вдруг понимаю, что под коротенькой белой юбочкой ничего нет - никакого бикини. "Осуществляются мечты" - как говорил Райкин. Похоже, я все-таки перегрелся.

Девчонка оборачивается и смотрит мне в глаза, - у меня такое чувство, словно я подросток, подглядывающий из-за портьеры за взрослой дамой, и как раз сейчас упал карниз... Или у меня крыша поехала...

А все же она изумительно хороша!

С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто и замираю в позе грума. Она смотрит на жаркое замшевое сиденье, улыбается, словно извиняясь - "Ой, совсем забыла!" - достает из сумки белый комочек и...

Девушка поднимает юбочку-эластик до пояса, чтобы не мешала, не торопясь просовывает в трусики ножку, другую, выпрямляется и медленно подтягивает от коленей вверх. Оправляет юбочку, щеки ее очаровательно покраснели, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность...

- Извините, - и садится в машину.

Я же плюхаюсь на водительское место с видом человека, который только и делает в последнее время, что подвозит голеньких девчонок с диких пляжей до городка.

- Меня зовут Лена. Можно сигарету?

Гордо подаю ей "Кэмел". Непосредственность, с которой она забралась в чужое авто и угощается чужими сигаретами, напоминает мне мою собственную.

- Олег, - говорю я, протягивая зажигалку.

- Мужественное имя. Хотя - несколько аскетичное...

- Да? - удивленно тяну я. - Никогда не считал себя аскетом.

- Но вы и не сластолюбец... Это ваша машина?

Ее непосредственность очаровательна и безгранична. Просто хочется сдать ей под расписку и "жигули", и "ствол", и самого себя. Как представителю власти. Безвозмездно.

- Нет, - честно отвечаю, - я ее угнал. До этого машина принадлежала Центральному совету профсоюза гомосексуалистов-надомников.

Все это я проговариваю грустно и устало - как и положено погрязшему во грехе. Девушка смеется:

- Все вы врете.

- Да, - снова честно отвечаю я. - Вру. А вы?

- Что - я?

- Любите врать?

- Люблю. Только это не вранье, а фантазерство.

- И что же вы придумываете?

- Что хочу. А сейчас мне нужно выдумать вас.

- Ну и как, получается?

- Пока не очень.

- Почему?

- По-моему, вы не поверите.

Снова жму на тормоз. Но не потому, что собираюсь убеждать милую попутчицу в том, как я ей верю, а руль мешает мне отчаянно жестикулировать. Просто поперек дороги стоит знак "Ремонт". И стрелочка, приглашающая в объезд, по проселку.

- Я верю только тому, что вижу, - произношу я задумчиво. Может, она примет меня за интеллектуала?

- Это вы о дороге?

- Нет, это я о том, что вы - натуральная блондинка.

Она краснеет, но ответить не успевает.

Из тени придорожных акаций выходит... девушка изумительной красоты. Только волосы у нее рыжие, глаза - зеленые, а на носике - замечательные веснушки. На нас с попутчицей она смотрит, как девственница на счастливых молодоженов во время брачной мессы.

- Ребята, не подкинете до Приморска, если вам по пути?

Вот что значит воспитание: "Если вам по пути!" Как будто, кроме проселка на Приморск, отсюда исходят шоссе на Париж и тракт на Санкт-Петербург!

С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто. Девушка смотрит на жаркое, обтянутое замшей сиденье...

На мгновенье зажмуриваю глаза... Сейчас она поднимет юбочку, под которой ничего нет, не спеша наденет трусики, чтобы я успел полюбоваться ее фигуркой и оценить натуральность волос, потом щеки ее очаровательно покраснеют, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность...

"Вот вы и попались, Штирлиц!.."

"Белая горячка (деллирий) развивается на фоне систематической интоксикации организма алкоголем, причем дозы..." - начинаю вспоминать читанное когда-то в учебнике психиатрии.

- Спасибо. - Девушка садится и захлопывает за собой дверцу.

Уф! Пронесло! "Жигуленок" послушно съезжает на проселок.

- Меня зовут Олег, девушку рядом - Лена.

Леночка сидит, рассматривая ведомую только ей точку на ветровом стекле, и очень похожа на капризную любовницу, раздосадованную нарушенным уединением и невниманием кавалера.

- А меня - Юля. Кстати, я вас знаю.

Лена бросает скорый, почти неуловимый взгляд в зеркальце заднего вида и снова изучает ветровое стекло, - рыженькая смотрит на меня.

- Да?

- Да. Вы - Дрон.

- Дрон? - Леночка удивленно вскидывает брови, словно я обманывал ее все семь лет супружества. - Так вас еще и так зовут?

- Я многолик.

- Дрон - это такая легендарная птица. Оставшаяся в единственном экземпляре. Редкая. Слышали? - Юля радостно переводит взгляд с меня на Лену. Хочется надеяться, что радуется она моей редкости и тому, что отношения мои с сидящей рядом дамой не так близки, как ей показалось вначале.

- Нет, не слышала, - мстительно глядя на меня, отрезает Леночка.

- Ну это вроде... - Юля раскраснелась и еще больше похорошела. - Говоруна! Мультик помните, по Киру Булычеву? "Птица - говорун умна и сообразительна!" Помните?

- Помню. Но ведь всех говорунов истребили. Ведь так?

Резко жму на тормоз.

- Почему мы остановились? - спрашивает Леночка.

- У меня именно здесь предполагается личное, глубоко интимное дело.

- Что?..

- Мальчики - направо, девочки - налево. Можно наоборот.

Долгим взглядом смотрю на брелок и ключ в замке зажигания. Но так вот, демонстративно, забирать его считаю неудобным. Выходя из машины, окидываю взглядом верного "росинанта". Если уж ему суждено быть угнанным дважды в течение пары часов - значит, судьбина такая.

Углубляюсь в кусты, пиджак болтается вокруг тощего торса, зато и "сбрую" можно заметить, только заведомо зная, что она надета. Спиной чувствую взгляд двух пар любопытных девичьих глаз.

Что ни говорите - а приятно быть редкою птицей!

- "Седьмой", я "второй", прием.

- "Второй", я "седьмой", слушаю.

- "Седьмой", у меня внештатная ситуация.

- Степень сложности?

- Коэффициент "с". Прошу выяснить возможное влияние.

- Принято.

- Разрешите форсировать штатный вариант?

- Действуйте.

- Есть.

Глава 3

Глеб Жеглов и Володя Шарапов За столом засиделись не зря, Глеб Жеглов и Володя Шарапов Ловят банду и главаря-а-я...

Под бодрые звуки "Любэ" краденый "жигуленок" выезжает на большак. Пока ехали по проселку, девчонки сидели тихо, как мышки. Кстати, вернувшись к машине, я не обнаружил ни одной, ни другой.

Не было их минут семь, и я уже начал досадовать: такое приятное (вдвойне!) знакомство и - без всякого продолжения! А потому теперь поглядываю то на Лену, то на Юлю и размышляю, какой бы разговор начать. Например, о том, что за редкая я птица!

Но девушки молчат, а самому говорить о себе мешает застенчивость. В голове - снова никаких мыслей, только желания. И те - эротические. Как сказали бы в былые времена, "для служебного пользования".

"Эммануэль, Эммануэль..." - напеваю мелодийку из одноименного фильма. Не знаю, что за композитор колдовал над ней, но я готов поставить все реквизированные у громилы деньги против его жалкого сантима - эту песенку знаю с детства, причем со словами: "Жить без любви, быть может, можно, но как на свете без любви прожить..."

"Ата-а-а-с!" - бурно кончают "Любэ", а нам, похоже, опять не до любви. Сразу за поворотом вижу патруль. Похоже - милицейский. Хотя белая фата - вовсе не гарантия девственности. И кто только теперь не носит форму. Знавал я одного интернационального гвардейца - он успел сменить штук семь форм и повоевать на стороне "всех воюющих сторон", как пишут в прессе, пока не решил открыть свой личный бизнес в этом милом южном городке, - накопленный опыт позволял ему рассчитывать на успех. Открыл. Похороны были скромными. Но имели, я бы сказал, воспитательное значение.

Два укороченных "акаэма" смотрят прямо в ветровое стекло с затаенной укоризной. И их хозяева тоже. Я понимаю и тех, и других.

В наше постсудьбоносное время Приморск сохранил статус чего-то среднего между Швейцарией с ее нейтралитетом, банками и непоколебимой надежностью и Лас-Вегасом. А наличие рядом Территории придает городку необходимую респектабельность, как тень сталинских высоток - нищете и скученности трущоб.

Короче, все склоки, разборки, войны - за пределами этого благословенного места. А ежели уж, паче чаяния, случается найти "жмурика", не похожего на бомжа и с признаками насильственной смерти, то, как правило, уже часа два к этому времени в одном из отделений сидит пришедший с повинной и глубоко раскаявшийся грешник, в состоянии сильного душевного волнения превысивший пределы необходимой обороны и ненарочно (или нечаянно) "замочивший" голыми руками (или случайным бытовым предметом) хама, который вел себя нагло, вызывающе и небезопасно для окружающих, да к тому же был вооружен. Все вышеотмеченное в протоколе тут же подтверждается свидетелями, заслуживающими всяческого доверия.

Ну а что до экспертизы - то разве поспорит какая-то мензурка с живым человеком? Если четыре персоны в один голос уверяют, что потерпевший поскользнулся и ударился головой об угол стола, причем случайно, то эксперту остается лишь отыскать обширную гематому в затылочной части черепа...

Но вооруженный патруль почти в черте городка - это что-то совсем из ряда вон... Это же не Таджикистан и даже не Москва - здесь люди отдыхают. И какие люди!

Нет, это не милиция. Скорее, какой-то спецназ. Милая мода: сейчас не то что республика - каждая область и город завели себе кто "беркутов", кто "соколов", кто "пантер", кто доморощенных "альф" или "бэт". И между спецназами соцсоревнование - кто из них спецназнее... Сегодня "беркут" поклевал "пантер", завтра "пантеры" порвали "беркутов"...

- Стар... нант... аев, - представляется офицер, лениво поднося ладонь к кепочке. И выражение морды лица он, вроде, тоже позаимствовал из американского боевика. А может, и нет, - просто и для наших стала обычной этакая смесь лени, презрения и превосходства, какую испытывает вооруженный человек рядом с безоружным.

- Что-то случилось? - Леночка улыбается офицеру, демонстрируя безукоризненные перламутровые зубки.

- Так вы из отряда "Сокол"! - восклицает Юля, восхищенно рассматривая нашивки и шевроны на пятнистой униформе.

Вообще-то красивыми девчонками в Приморске никого не удивишь. Их здесь больше, чем во всех остальных городах СНГ вместе взятых. А уж в это время года - и подавно.

Но старлей " потек ". То ли воинская служба сделала его таким восприимчивым, то ли просто перевели сюда из какого-то дальнего гарнизона. А может, он вообще не имеет никакого отношения ни к Приморску, ни к Территории, ни к охране порядка? И стоит здесь с ребятками на тех же основаниях, на каких я разъезжаю на данной "шестерке"? Именно это и предстоит выяснить, прежде чем сдать в руки властей "пушку", авто и самого себя - до выяснения.

- Так вас в Приморск недавно прислали? - снова спрашивает Леночка. Хочется похвалить ее непосредственность. Но старлею, похоже. Юля понравилась больше. Не сводя глаз с ее загорелых ног, мельком бросает взгляд на права, которые пытаюсь предъявить (мои собственные, с фото!), и снова переводит его на девичьи ноги.

- В Приморск направляетесь? - спрашивает военный с сообразительностью, напоминающей мою собственную после встречи с Леночкой. Очень хочется сказать, что в Марсель, но боюсь - поверит и потребует таможенную декларацию.

- Да, - отвечаю.