Артур Конан-Дойль

Постоянный пациент

Просматривая довольно непоследовательные записки, коими я
пытался проиллюстрировать особенности мышления моего друга
мистера Шерлока Холмса, я вдруг обратил внимание на то, как
трудно было подобрать примеры, которые всесторонне отвечали бы
моим целям. Ведь в тех случаях, когда Холмс совершил tour de
force1 аналитического мышления и демонстрировал значение своих
особых методов расследования, сами факты часто бывали столь
незначительны и заурядны, что я не считал себя вправе
опубликовывать их. С другой стороны, нередко случалось, что он
занимался расследованиями некоторых дел, имевших по своей сути
выдающийся и драматический характер, не роль Холмса в их
раскрытии была менее значительная, чем это хотелось бы мне, его
биографу. Небольшое дело, которое я описал под заглавием "Этюд
в багровых тонах", и еще одно, более позднее, связанное с
исчезновением "Глории Скотт", могут послужить примером тех
самых сцилл и харибд, которые извечно угрожают историку. Быть
может, роль, сыгранная моим другом в деле, к описанию которого
я собираюсь приступить, и не очень видна, но все же
обстоятельства дела настолько значительны, что я не могу
позволить себе исключить его из своих записок.

Был душный пасмурный октябрьский день, к вечеру, однако,
повеяло прохладой.

-- А что, если нам побродить по Лондону, Уотсон? -- сказал
мой друг.

Сидеть в нашей маленькой гостиной было невмоготу, и я
охотно согласился. Мы гуляли часа три по Флит-стрит и Стрэнду,
наблюдая за калейдоскопом уличных сценок. Беседа с Холмсом, как
всегда очень наблюдательным и щедрым на остроумные замечания,
была захватывающе интересна.

Мы вернулись на Бейкер-стрит часов в десять. У подъезда
стоял экипаж.

-- Гм! Экипаж врача... -- сказал Холмс. -- Практикует не
очень давно, но уже имеет много пациентов. Полагаю, приехал
просить нашего совета! Как хорошо, что мы вернулись!

Я был достаточно сведущ в дедуктивном методе Холмса, чтобы
проследить ход его мыслей. Стоило ему заглянуть в плетеную
сумку, висевшую в экипаже и освещенную уличным фонарем, как по
характеру и состоянию медицинских инструментов он мгновенно
сделал вывод, чей это экипаж. А свет в окне одной из наших
комнат во втором этаже говорил о том, что этот поздний гость
приехал именно к нам. Мне было любопытно, что бы это могло
привести моего собрата-медика в столь поздний час, и я
проследовал за Холмсом в наш кабинет.

Когда мы вошли, со стула у камина поднялся бледный
узколицый человек с рыжеватыми бакенбардами. Ему было не больше
тридцати трех-тридцати четырех лет, но выглядел он старше. Судя
по ему унылому лицу землистого оттенка, жизнь не баловала его.
Как и все легкоранимые люди, он был и порывист и застенчив, а
его худая белая рука, которой он, вставая, взялся за каминную
доску, казалась скорей рукой художника, а не хирурга. Одежда на
нем была спокойных тонов: черный сюртук, темные брюки, цветной,
но скромный галстук.

-- Добрый вечер, доктор, -- любезно сказал Холмс. -- Рад,
что вам пришлось ждать лишь несколько минут.

-- Вы что же, говорили с моим кучером?

-- Нет, я определил это по свече, которая стоит на
столике. Пожалуйста, садитесь и расскажите, чем могу служить.

-- Я доктор Перси Тревельян, -- сказал наш гость. -- Я
живу в доме номер четыреста три, по Брук-стрит.

-- Не вы ли автор монографии о редких нервных болезнях? --
спросил я.

Когда он услышал, что я знаком с его книгой, бледные его
щеки порозовели от удовольствия.

-- На эту работу так редко ссылаются, что я уже совсем
похоронил ее, -- сказал он. Мои издатели говорили мне, что она
раскупается убийственно плохо. А вы сами, я полагаю, тоже врач?

-- Военный хирург в отставке.

-- Я всегда увлекался нервными заболеваниями и хотел бы
специализироваться на них, но приходится довольствоваться тем,
что есть. Впрочем, мистер Шерлок Холмс, это не относится к
делу, и я вполне понимаю, что у вас каждая минута на счету. С
некоторых пор у меня в доме на Брук-стрит происходят очень
странные вещи, а сегодня вечером дело приняло такой оборот, что
я больше не мог ждать ни часа и принужден был приехать к вам,
чтобы просить вашего совета и помощи.

Шерлок Холмс сел и раскурил трубку.

-- Располагайте мною, -- сказал он. -- Расскажите
подробно, что вас встревожило.

-- Сущие пустяки, -- сказал доктор Тревельян, -- я мне
даже стыдно говорить о них. Однако они привели меня в
растерянность, а последнее происшествие таково, что я лучше
расскажу вам все по порядку, и вы уже сами решите, что
существенно, а что нет.

Придется начать с того, как я учился. Видите ли, я
закончил Лондонский университет, и не думайте, что я пою себе
дифирамбы, но мои профессора возлагали на меня большие надежды.
По окончании университета я не бросил исследовательской работы
и остался на небольшой должности в клинике при Королевском
колледже. Мне посчастливилось привлечь внимание к своей работе
о редких случаях каталепсии и в конце концов получить премию
Брюса Пинкертона и медаль за свою монографию о нервных
болезнях, только что упомянутую вашим другом. Скажу, не
преувеличивая, что в то время мне все прочили блестящую
будущность.

У меня было одно препятствие: я был беден. Меня нетрудны
понять -- врачу-специалисту, который метит высоко, надо
начинать свою карьеру на одной из улиц, примыкающих к
Кавендиш-сквер. где снять и обставить квартиру стоит безумных
денег. Не говоря уже об этих издержках, надо еще как-то жить в
течение нескольких лет и при этом держать приличный выезд. Вес
это было мне не по карману, и я решил вести экономную жизнь и
копить деньги, чтобы лет через десять можно было заняться
частной практикой. И вдруг мне помог случай.

Однажды утром ко мне в комнату ввалился совершенно
незнакомый человек, некий господин Блессингтон, и с ходу
приступил к делу.

"Вы тот самый Перси Тревельян, который за выдающиеся
успехи недавно получил премию?" -- спросил он.

Я поклонился.

"Отвечайте мне прямо, -- продолжал он, -- так как это в
ваших же интересах. Чтобы иметь успех, ума у вас хватит. А вот
как насчет такта?"

Услышав этот неожиданный вопрос, я не мог не улыбнуться.

"Наверно, я не лишен этого достоинства".

"У вас есть какие-нибудь дурные привычки? Вы выпиваете,
а?"

"Да что вы в самом деле, сэр!" -- воскликнул я.

"Ладно, ладно! Тогда все в порядке. Но я был обязан
спросить. Как же вы с такой головой и не у дел?"

Я пожал плечами.

"Да, ну же! -- сказал он со свойственной ему живостью. --
Старая история. В голове у вас больше, чем в кармане, а? А
чтобы вы сказали, если бы для начала я помог вам обосноваться
на Брук-стрит?"

Я смотрел на него в изумлении.

"О, это я ради собственной выгоды, не вашей, -- сказал он.
-- Сказать откровенно, -- если это подойдет вам, то обо мне и
говорить нечего. Видите ли, у меня есть несколько лишних тысяч,
и я думаю вложить этот капитал в вас".

"Но почему?" -- едва мог вымолвить я.

"Ну, это такое же прибыльное дело, как и всякое другое,
только более безопасное".

"И что я должен делать?"

"Сейчас объясню. Я сниму дом, обставлю его, буду платить
слугам... Словом, заправлять всем. Вам остается только
просиживать штаны в кабинете. Я дам вам денег на мелкие расходы
и все прочее. Вы будете отдавать мне три четверти своего
заработка, остальное оставлять себе".

-- Вот с таким странным предложением, мистер Холмс, и
обратился ко мне этот Блессингтон. Я не буду злоупотреблять
вашим терпением, излагая подробности наших переговоров. На
Благовещенье я переехал и стал принимать больных, рассчитываясь
с мистером Блессингтоном почти на тех самых условиях, которые
он предложил. Он и сам поселился тут же в доме, став чем-то
вроде постоянного пациента, живущего при кабинете врача.
Оказалось, что у него слабое сердце и он нуждается в постоянном
наблюдении. Две лучшие комнаты на втором этаже он занял под