Николай ЛЕОНОВ, Георгий САДОВНИКОВ
МАСТЕР
-------------------------
"Искатель" ј 1-2, 1967 г.
OCR Dauphin, VIII/2002
-------------------------
вот и пора распрощаться, Михеев. Скатертью дорога, так сказать.
Три дня вам на сборы. На тары, на бары. На всякую раскачку. Потом
дорога поездом, и на шестой по месту новой службы - как часы.
в Москву, и железнодорожный контейнер, и всякое такое, сопряженное
с отъездом Он фантазировал, что бы сделал он в положении Михеева.
Первым делом он бы собирался три дня и три ночи. Всласть и со
смаком пакуя каждую щетку. А Михееву хватало дня с избытком. Ну,
день бы взял еще на всякий случай. Не более того. Отдел он передал
заместителю, и делать ему здесь было нечего, в Краснодаре. Лишний
день - это пытка. После смерти жены минуло много лет, но город,
где, куда ни ступи, все связано с ней, не перестал быть источником
печальных воспоминании.
написано в рапорте синим по белому. И начальник его читал, от
него-то рапорт пошел вверх, переходя из рук в руки А оттуда
спустили взамен другую бумагу, и она так же передавалась из рук в
руки, только в обратном порядке. Он, Михеев, узнал ответ и
подумал, ну что ж, это кстати, - в Москве его дочь и внучата, -
пожалуй, ему повезло. - Там-то вы в Лужники. Там уж все матчи, -
проговорил начальник. Он все-таки слегка завидовал Михееву доброй
завистью старого друга.
возразил Михеев, защищаясь.
футбола. Это была какая-то другая страна - футбол. Веселая и
беспечная. Но ему там места не нашлось. Не подошел он как-то.
начальник, поднимаясь и долго не отпуская михеевскую руку. Потом
Михеев зашел в хозчасть и сдал пистолет.
отвыкла, вытяни руку с утюгом и так подержи, - сказал начальник
хозчасти, составляя акт о сдаче оружия.
поджидали. Напротив, через улицу, стоял пожилой мужчина в новом
двубортном пиджаке и полосатом галстуке. Он привалился плечом к
стволу приземистой катальпы и угрюмо смотрел на Михеева. Его глаза
сидели глубоко под густыми бровями, издали просто темнели глазные
впадины, и было трудно разобрать, куда смотрит их хозяин. Но
Михеев знал точно: взгляд принадлежит ему. Большие мягкие листья
катальпы висели почти над головой мужчины, как мягкие собачьи уши,
и ствол ее, казалось, поскрипывал под тяжестью его плеча - такая
сила угадывалась под пиджаком.
Мужчина помедлил, точно нехотя оттолкнулся плечом от катальпы и
двинулся следом за Михеевым. Иногда косясь на витрины, тот видел
его отражение. Мужчина шел теперь почти вровень по другой стороне
улицы.
торчал поодаль за спиной, и публика разбивалась о него, будто о
скалу, обтекала стороной.
на том же месте, как раз на его пути.
Михеев принужденно.
- мрачно буркнул Мастер, не уступая дороги.
зачем он это объясняет. Пошел себе, и все, какие разговоры.
или просто так. И Михеев тоже его обогнул, при этом Мастер не
шелохнулся, так и остался к нему спиной. Но когда Михеев шел назад
к прилавку, Мастер все же удосужился сделать разворот. Он медленно
повернул свое тяжелое тело вокруг оси и встретил Михеева лицом.
обращаясь скорее к самому себе.
И без этого можно было обойтись, никто не тянул за язык. Но он
стоял перед Мастером и разводил руками.
уступая дороги.
напомнило тот день, когда они молча два часа просидели у Мастера
за столом лицом к лицу и только изредка цедили это же самое "ну-
ну" и "такие дела".
его на день рождения. И Михеев, застигнутый врасплох, от этой
неожиданности принял предложение. Они сидели молча вдвоем за
нетронутой бутылкой водки. Говорить им было не о чем. И они
сидели, невольно погрузившись в общие воспоминания, только каждый
вспоминал свое в этих давних событиях.
стараясь не задеть.
только гадать. Может, за минувшие тридцать лет между ними уже
возникло нечто вроде телепатической связи? Между ним, работником
розыска, и этим матерым замшелым преступником. Что только не
бывает! Не учтешь всего. Когда вот так некий человек напрочь
становится частью твоей жизни. И хотя в последние годы Мастер ушел
на покой, это уже ничего не меняло. Напоминания о нем отныне
существовали вечно.
из его жизни. Михеев подумал об этом только сейчас. Его
собственная судьба настолько сплелась с судьбой Мастера, что эта
мысль попервоначалу показалась удивительной. Он даже обернулся. Но
толчея скрыла Мастера. И только по кипящим бурунам можно было
догадаться, что тот по-прежнему стоит на скрещении самых людных
путей, между прилавками и кассой.
вдоль стенки. Теперь в комнатах завелось эхо, и шаги его словно
получили продолжение, отдаваясь под потолком. Он набрал телефон
товарной станции - справился о контейнере, который был заказан еще
три дня назад, и вновь занялся укладкой.
и под руку на каждом шагу и бередили приутихшую боль. Часть их,
имевшую ценность, он отправил ее родне. Остальное отнес
дворничихе. Оставил только памятное. И казалось, после этого
нечего будет паковать - у него-то вещей раз-два и обчелся. Но не
тут-то было - он запутался в массе мелочей.
невольный взгляд на улицу. Там, наискосок, где виднелся угол
сквера, сидел на скамейке Мастер.
михеевским окнам. Он изредка поворачивал голову и смотрел на окна.
И Михееву было нетрудно представить, как багровеет могучая шея у
Мастера от такой принужденной позы.
пришел, когда Михеев загружал контейнер. Михеев и рабочие натужно
волокли пианино, покрикивая "давай, давай", а Мастер наблюдал в
сторонке, и его лицо с мелкими чертами было безучастно ко всей
этой возне. Только его глаза временами останавливались на
суетящемся Михееве, и тогда по ним можно было догадаться, что
Мастер о чем-то думает.
с десяток верст на собственном горбу металлический сейф средней
величины, потому что тот не открылся на месте, где ему было
предписано стоять.
Оставшийся Михеев стряхнул с ладоней пыль, вытер лоб носовым
платком и только тогда посмотрел на Мастера.
позиции издали и даже шага не сделал, хотя их разделяло расстояние
для беседы малоподходящее.