Николай МОДЕСТОВ

МОСКВА БАНДИТСКАЯ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

С наступлением сумерек город быстро пустеет. Редкие прохожие, обходя
кучи мусора, оставшиеся от дневного "рыночного изобилия", торопятся
поскорее попасть домой. Пассажиры метро отводят глаза от сквернословящих и
курящих прямо в вагоне мускулистых коротко стриженных молодцов. На улицах
машин больше, чем людей. Оно и понятно, в автомобиле сегодня передвигаться
безопасней.

Жизнь сосредотачивается вокруг ночных ресторанов, казино и ярко
освещенных супермаркетов, работающих в режиме "день - ночь". Сюда
съезжаются сверкающие "линкольны", "Мерседесы", джипы и быстроходные
"восьмерки". Охраняемые стоянки до утра будут похожи на выставочные
площадки автосалонов. И чем глубже город погружается в сон, тем отчаянней
веселье в барах и других питейных заведениях. Наступает время крутых ребят
из различных группировок, беззаботных дам полусвета, "коммерсантов удачи"
и откровенных уголовников, готовых до утра глохнуть от назойливых
музыкальных шлягеров, глазеть на публику, вдыхать сигаретный дым и запахи
ресторанной кухни - лишь бы забыть вонь тюремной параши и лагерных шконок.
Гуляет Москва бандитская...

ИЗ ТЕНИ В СВЕТ ПЕРЕЛЕТАЯ

Для будущих поколений нынешний быт первопрестольной станет
своеобразным символом. Как Чикаго тридцатых годов превратился в синоним
гангстерского времени, так Москва девяностых будет эталоном беспредела,
периодом бессилия власти и диктата законов мафии.

Чтобы ощутить стремительный рост преступности, нет нужды обращаться к
цифрам статистики или заглядывать в оперативные сводки милиции. Сегодня в
столице никто не чувствует себя в безопасности. Банкиры, окруженные
бывшими "альфовцами" и сотрудниками спецназа, не застрахованы от пуль
наемных убийц или радиоуправляемых бомб. Заурядные чиновники, живущие от
зарплаты до зарплаты, могут стать жертвами налетчиков-любителей или
получить смертельный удар кастетом от пробующей свою силу дворовой шпаны.
Что уж говорить о тех, кто находится на "передовой" криминального фронта -
"крестных отцах", рэкетирах, других мафиози. Стычки между преступными
кланами наносят братве гораздо более ощутимый урон, чем действия всей
правоохранительной системы - милиции, прокуратуры, служб безопасности.
Причем жертвами бандитских войн, увы, нередко оказываются случайные люди.

Суммарное число убийств в Московском регионе за год перевалило
трехтысячную отметку. Новый криминальный рекорд. Однако и он не в полной
мере отражает реальную ситуацию. Для улучшения показателей сотрудники
дежурных частей милиции прибегают к маленьким хитростям. Известно ведь,
что начальство о работе подчиненных судит по справкам и рапортам, которые
приносят секретари. Кому же хочется, стоя на коврах, выслушивать
генеральский разнос?

В Москве за сутки регистрируется пять-шесть убийств. Это случаи
сомнений не вызывающие, те, где иной цели в действиях преступников по
отношению к жертвам, усмотреть невозможно. Но есть не такие уж явные
ситуации. Получил, например, человек удар топором по голове и по дороге в
больницу отдал Богу душу. Как квалифицировать эпизод? Если убийств за
сутки перебор, то легко записать его в графу "тяжкие телесные
повреждения". Такие же метаморфозы могут произойти с "обнаружением трупа".
Избили человека и в бессознательном состоянии столкнули в воду, где он и
захлебнулся.

Есть еще пропавшие без вести (очень часто это не что иное, как
профессионально сокрытое убийство), несчастные случаи и самоубийства
(вызывающие сомнения), гибель на пожарах, смерть новорожденных... Добавьте
сюда невероятно высокий в Московском регионе показатель гибели в
дорожно-транспортных происшествиях и постоянно снижающуюся
продолжительность жизни. Этого хватит, чтобы сделать однозначный вывод
некогда образцовый город, так и не став оазисом коммунизма, превратился в
криминальную клоаку.

Бандиты, убийцы, рэкетиры, мошенники и карманники, воры, шулеры,
торговцы наркотиками и проститутки, обычная шпана чувствуют себя в Москве
так же, как первопроходцы-золотоискатели на Клондайке. Перед ними
многомиллионный мегаполис, где расположено около тысячи банков, сотни
фирм, иностранных представительств, коммерческих структур и совместных
предприятий, десятки тысяч богатых квартир, дач и зажиточных людей -
выбирай, как применить свои криминальные таланты. Город, в котором легко
выследить добычу и потом затеряться, заповедник для вольной уголовной
охоты. Москва бандитская...

Не многие из счастливчиков, зачитывавших до лохмотьев появившийся в
конце семидесятых самиздатский перевод гангстерского романа Марио Пьюзо
"Крестный отец", догадывались, что российская реальность не менее крута и
колоритна. В стране, впервые за послевоенное время, вновь возрождались
воровские традиции, возникли дерзкие и многочисленные бандформирования со
своими отечественными "донами корлеоне".

О происходящем не имели представления не только рядовые граждане, но
и милиционеры. Большинство населения свято верило в поступательное
движение социализма, ориентировалось на официальную пропаганду, уверявшую,
что скоро преступность будет окончательно побеждена. Мой друг,
возглавляющий ныне одно из ключевых подразделений МВД, рассказывал, как
еще в семидесятых годах, учась в Омской высшей школе милиции, он
дискутировал с товарищами: застанут ли они после получения дипломов
настоящих карманников и квартирных воров? Или новоиспеченным милиционерам
их будут демонстрировать как наглядные пособия? Понятно, что в такой
обстановке о латентной преступности, бандитизме и подпольных
мультимиллионерах речь просто не заходила.

Между тем именно тогда был заложен фундамент для возникновения чисто
российского феномена, о котором сейчас спорят ученые-криминологи: почему
отечественные мафиози основной доход получают, обеспечивая так называемую
крышу бизнесменам, банкирам, владельцам магазинов, рынков и ресторанов?
Ведь во всех странах, где преступность представлена в организованных
формах (США, Японии, Италии и нескольких государствах Латинской Америки),
большая часть поступлений в криминальные сообщества идет от торговли
наркотиками, оружием, контроля секс-индустрии - традиционных сфер влияния
мафиозных кланов.

Объяснение кроется в особенностях развития национальной экономики. В
огромной постгулаговской империи всеобщая секретность и зашоренность
населения была на руку не только управляющему госаппарату, но и тем, кто
разворачивался за рамками закона. Страна, где центром планировалось все и
вся, постепенно оттаивала от страха перед регулярными сталинскими
чистками. Формировался слой чиновников-взяточников, как теперь принято
говорить, коррупционеров, охотно использовавших свои полномочия в
корыстных целях.

Изобретать велосипед не пришлось. Система приписок и круговой поруки
существовала и безотказно действовала еще при Сталине. Ее показал
Александр Солженицын в главе "На чем стоит Архипелаг" третьей части
исследования "Архипелаг ГУЛАГ". Тухта, или приписки, по которым
формировались народнохозяйственные сводки Минлеса, в те годы помогали
выживать заключенным на лесоповале, добиваться наград их конвоирам и
успешно отчитываться министерским чиновникам. Система получила, по мнению
писателя, общегосударственное распространение. После разрушения ГУЛага она
сохранилась, но приобрела совершенно иное значение. Теперь приписки,
фальсификация документов, двойная бухгалтерия помогали не выживать, а
наживаться.

Процесс облегчался двумя факторами - гипертрофированной
централизованностью экономики и огромным бюрократическим аппаратом. От
чиновников бесчисленных министерств и главков зависело распределение
материальных и людских ресурсов, финансирование, объемы государственных
заданий и оценка работы целых отраслей. Они могли протолкнуть нужный
документ, в выгодном свете представить бесперспективный проект, "помочь"
высокому руководству разобраться в кадровом вопросе. Главное - проситель,
ходатай или снабженец должен был знать, к кому подойти и сколько дать...
Чиновники рисковали сознательно и не бескорыстно, стимулировали хищения,
взяточничество и спекуляцию.

В семидесятых годах появились первые подпольные цеха и даже
предприятия, гнавшие левую, никем не учитываемую продукцию. Дельцы
теневого бизнеса ворочали миллионами, подкупая нужных людей и освобождаясь
от строптивых. Во многих регионах заготовка и переработка хлопка, мясная и
лесная промышленность, сельское хозяйство, государственная торговля и
общественное питание контролировались семейными кланами или группами
руководителей. Между ними распределялись размеры прибыли, жестко
закреплялись конкретные функции для бесперебойной работы подпольных
производств. - Масштабы тех хищений в основном не сопоставимы с нынешними,
но на фоне бедного и уравненного в возможностях населения позволяли
цеховикам сколачивать колоссальные состояния. "Волки-санитары" уголовной
среды сориентировались в изменившейся экономической ситуации быстрее, чем
милиция и налоговая инспекция. Амнистированные или вышедшие на свободу
воры в законе и откровенные убийцы сразу нашли взаимопонимание - возникли
банды новой формации. Жертвами вооруженных налетов становились воротилы
теневого бизнеса. Причем в средствах устрашения преступники себя не