Юлиан Семенович Семенов

ИСПАНСКИЙ ВАРИАНТ

(1938)

Бургос, 1938, 6 августа, 6 час. 30 мин.
__________________________________________________________________________

- Это его машина, - сказал Хаген.

- По-моему, у него был "остин", а это "пежо". Нет?

- Это его машина, - повторил Хаген, - вчера вечером он схватил машину
своей бабы после того, как она сбежала в Лиссабон. Это точно.

- Да не волнуйтесь вы так, приятель, - усмехнулся Штирлиц, - если это
он, мы его возьмем. А если не он? Хордана устроит нам серьезные
неприятности через Риббентропа. Все молодые министры иностранных дел любят
поначалу соблюдать протокол: видите, у этого "пежо" дипломатический номер.

Хаген высунулся из окна "мерседеса". Он весь замер, наблюдая за тем,
как Ян Пальма выскочил из маленькой, выкрашенной в грязно-зеленый цвет
машины и бросился к выходу в аэропорт Бургоса.

- Это он, - сказал Хаген. - Сейчас вы его узнали?

- Узнал. Сейчас узнал, - ответил Штирлиц, закурив. - Но ведь он
улетает...

Хаген тщательно обгрыз ноготь на мизинце и ответил:

- Он не улетит.

- Вы неисправимый оптимист...

- А вы неисправимый пессимист, штурмбанфюрер, - вдруг широко
улыбнулся Хаген, заметив Пальма, выбежавшего из аэровокзала. - Сейчас он
полезет в машину и начнет ковыряться в чемодане...

- Вы провидец?

- Нет. К сожалению. Просто его паспорт сейчас оказался в кармане
моего человека.

К "мерседесу" подъехал пикап и остановился почти вплотную - с той
стороны, где сидел Хаген. Седой старикашка со слезящимися глазами протянул
Хагену зеленый паспорт. Хаген, взяв паспорт, дал старикашке пачку денег, и
пикап, резко рванув с места, понесся по желто-красной песчаной дороге к
горам.

- Все, - повторил Хаген, - сейчас он ринется к себе в отель. А по
дороге мы его возьмем.

- Вдвоем?

- Почему? Пикап будет ждать нас за поворотом. В него сядут наши люди.
Они подставят этого седого жулика под машину Яна Пальма, и вам не придется
улаживать скандал со здешней полицией, если даже он возникнет.

- Слушайте, приятель, я не люблю играть втемную. Почему я ничего не
знал об этой операции?

- Только потому, что вас не было до утра, и Берлин поручил все
провести мне... Вместе с вами...

- Ох, честолюбец, честолюбец! - проворчал Штирлиц. - Погубит вас
честолюбие, Хаген.

- Едем, - сказал Хаген, - сейчас он двинет в отель.

Хаген оглянулся: из-за ангара, где стояли самолеты легиона "Кондор",
медленно выползала тупая морда военного грузовика.

- Все, - повторил Хаген и по-мальчишески счастливо засмеялся. - Как
по нотам.

"Ничего, - думал Ян, выжимая педаль акселератора, - я его оставил в
столе. Или на столе. Просто я очень испугался... Не надо так паниковать.
Через час будет самолет в Париж. Ничего. Самое главное, постараться быть
спокойным. Как вареная телятина. Или как рисовый пудинг. А почему как
пудинг?"

Ян не успел ответить на этот дурацкий вопрос. Вообще-то в минуты
опасности он любил ставить себе дурацкие вопросы и давать на них смешные,
но обязательно логические ответы - это давало ему какую-то разрядку. Он не
успел ответить себе, потому что пикап, который он обгонял, вдруг резко
взял влево, и Пальма затормозил, но пикап по-прежнему тянул влево;
раздался хрусткий и тугой удар металла о металл, и Пальма почувствовал,
как его машину бросило в кювет... На какое-то мгновение он ослеп, потому
что вместо укатанной дороги он увидел красно-бурую, поросшую коричневой
травой глыбистую глину, а потом инстинктивно зажмурился, когда серый сук
распорол ветровое стекло льдистой пеленой, а после стало тихо... Он не
помнил, сколько времени продолжалась тишина. Когда он смог снова
соображать и чувствовать, он услышал спокойное урчание мотора и решил, что
это была мгновенная галлюцинация, и ничего не случилось, и все будет
хорошо, и он открыл глаза. Он увидел совсем другую машину и Хагена,
который упирался ему пистолетом в грудь, став на колени на переднем
сиденье машины, словно шаловливый мальчишка возле отца, сидевшего за
рулем. Только вместо отца сидел штурмбанфюрер Штирлиц, который то и дело
поглядывал в зеркальце на Яна. Заметив, что тот открыл глаза, Штирлиц
сказал с обычной своей ленивой ухмылкой:

- Считайте, что первый тур вы проиграли. Сейчас начинается второй: он
сложней, а потому интереснее. Не так ли, Хаген?

- Значительно интереснее, - согласился Хаген.

- И уберите парабеллум от его груди, - посоветовал Штирлиц, - а то
господин Пальма решит, что мы хотим его убить. А ведь мы не собираемся его
убивать, не так ли?

Машина въехала во двор маленького особняка в горах. Ян знал, что этот
особнячок принадлежит политической разведке Гиммлера, куда работники
фалангистской сегуридад не имели права доступа...

- Начнем с самого начала? - спросил Хаген.

- Что вы считаете началом? - спросил Пальма, осторожно потрогав
пальцами марлевую наклейку на лбу.

- Самым началом я считаю место рождения, дату рождения, имя, - сказал
Хаген.

- Ну, это неинтересно, - ответил Пальма. - В ваших архивах это все
зафиксировано не единожды...

- Нам интересно, чтобы вы все это сказали сами, - сказал Штирлиц. -
Не волнуясь, обстоятельно, припоминая детали, имена друзей и врагов...

- Ян Пальма, гражданин Латвии, рожден 21 мая 1910 года в поместье
Клава Пальма, чрезвычайного и полномочного посла Латвии... Если можно,
дайте мне таблетку пирамидона, у меня раскалывается голова.

- Сейчас я попрошу, - сказал Хаген. - И воды, видимо?

- Лучше глоток тинто, самого сухого.

- По-моему, в университете у вас красное вино было непопулярно? -
спросил Штирлиц, пока Хаген, подойдя к двери, отдавал распоряжение. -
Более популярной была красная идеология?

- В университете у нас было популярно виски, - ответил Пальма,
поморщившись, и снова осторожно потрогал лоб, рассеченный в аварии. - Это
активнее, чем вино и даже чем идеология...

- Погодите, погодите, - сказал Хаген, садясь верхом на свой стул, -
мы рано перешли на университет. А ваша жизнь у отца в Индии? Ваша дружба с
йогами?

- Он тогда был ребенком, - сказал Штирлиц, - а нас интересует начало
его зрелости. А зрелость вам дал университет, нет?

- А меня больше интересует, как он угонял наш "мессершмитт" и убил
Уго Лерста! - сказал Хаген.

- Погодите, дружище, - Штирлиц нахмурился. - Начнем по порядку - с
университета.

- Все равно. Зрелость, Уго Лерст, университет, ваш "мессершмитт"...
Только разговаривать я сейчас не смогу, - тихо сказал Пальма.

- Вы хотите заявить протест по поводу похищения? - спросил Хаген.

- Я понимаю, что это бесполезно, - ответил Пальма, - просто голова
раскалывается. Дайте мне полежать, что ли, пока не пройдет дурнота...

- Бросьте вы разыгрывать комедию!

- Погодите, Хаген, - сказал Штирлиц. - Он же пепельный совсем...

"Небо тогда тоже было пепельным, - подумал Ян, лежа на узенькой софе
в комнате без мебели. Окно было зарешечено изнутри и забрано плотными
деревянными ставнями снаружи. - Пепельное небо у нас бывает ранней весной
или в самом конце зимы... Когда же это было точно? Семнадцатого? Или
девятнадцатого? Раньше дата считалась со дня, а теперь время так
быстролетно, что от даты нам остается лишь год... Изредка месяц. Но это
был март. Или февраль?.."

Рига, 1934
__________________________________________________________________________

Небо и вправду было пепельным. Оно было одного цвета с песчаными
дюнами, с морем, и поэтому трудно было догадаться, рассвет сейчас или
сумерки. И небольшая вилла тоже казалась пепельной, словно бы рисованной
размытой акварелью в манере северонемецких мастеров конца восемнадцатого
века, и эта иллюзия ушедшего века была бы абсолютной, если бы в доме не