Ю.Семенов

Португалия

Апрель - июль 1976.

Заметки (по изданию Ю.Семенов. Собрание сочинений. Т.19. М.: ЭГСИ.
1997.)

Если согласиться с тем, что искусство - это второе качество бытия,
которое, в свою очередь, оказывает неучтенное еще хитрыми ЭВМ влияние на
самое бытие, предлагая новый эталон к а ч е с т в а - любви, мотогонки,
предательства, танца, болезни, страха, нежности, мужества, - то, конечно
же, без исследования меры воздействия на человечество кинематографа - как
наиболее массового искусства - не обойтись.

Итак, писатель придумал, режиссер согласился с версией, актер поверил
(я беру оптимальный вариант, ибо чаще актер - не верит; бранить актера нет
смысла - слишком ему много предлагают макулатуры), оператор снял,
композитор написал музыку. Казалось бы, - порядок. Ан - нет! Как в жизни:
только-только, думаешь, закончилось, а на самом деле все лишь начинается,
- как гонка по горному серпантину: не знаешь, что тебя ждет за крутым
поворотом, а гнать надо, ибо в век сверхскоростей рискованно исповедовать
постепенность, - можно отстать от заданного ритма.

Ты садишься в просмотровый зал, смотришь м а т е р и а л в той
последовательности, как он был тобою записан, режиссером снят, актером -
сыгран, и чувствуешь, как медленно холодеют пальцы: концы не сходятся с
концами; действие то замирает, а то несется, словно не объезженная лошадь,
логика диалога нарушена, словом, - н е м о н т и р у е т с я.

Когда иные режиссеры угрожающе жмут на исключительную принадлежность
монтажа искусству кинематографа, приходится удивляться: а разве живопись -
не есть результат монтажа? Литература? Разве архитектура (не коробочная,
естественно, а истинная, казаковско-растреллиевская) не есть самое точное
выражение монтажа?

Стоит вспомнить тысячи эскизов Иванова к его "Явлению Христа" - если бы
художник расположил фигуры, лица, глаза, взгляды хоть на гран иначе -
получилась бы картина совершенно иного к а ч е с т в а. Словом, монтаж -
это реальное выявление гармонии, а гармония - дар божий, этому научиться
трудно, это в кончиках пальцев, это - врожденное. Я подумал о монтаже
после того, как закончились выборы в Ассамблею Португалии, и опустел
огромный пресс-центр Гюльбекяна, ставший для двух тысяч журналистов родным
домом в ту горячую апрельскую неделю, и разлетелись по своим странам мои
коллеги, и кончилось время новых предположений, и наступила пора для
холодного политического анализа произошедшего. Я вспомнил об этом оттого,
что подумал: а приложимо ли само понятие м о н т а ж к политическому
анализу? Может быть, лучше - свидетельство очевидца, записанное в
дневниковой последовательности? Может быть, политике чуждо чувство? Ведь
именно к чувству апеллирует монтаж, стыкуя р а з н о с т и, которые
вызывают эмоцию. Но, возразил я себе, политика - не работа с ретортами;
политика делается людьми.

В тревожной аполитичности западного читателя повинны те, кто пишет о
политике.

Считается, что о политике надо писать серьезно (кто с этим спорит?!) и
научно.

Пишущие претендуют на то, чтобы подменить политиков или - что еще хуже
- проиллюстрировать их. И - пропадает волшебная категория интереса. А что
есть на свете интереснее политики, то есть науки в о з м о ж н о с т е й?

Итак, начнем м о н т и р о в а т ь, то есть складывать факты в той
именно эмоциональной последовательности, которая поможет читателю п о ч у
в с т в о в а т ь логику происходившего в Португалии.

...Итак, апрель 74-го. Фашизм сброшен. Новый президент Спинола приводит
в кресло премьер-министра профессора Палмо Карлуша, шестидесятилетнего
юриста, члена народно-демократической партии, НДП, переименовавшей себя
недавно в социал-демократическую.

Немедленно разгорается схватка: Спинола и Карлуш хотят "увести военных
в казармы". Этот лозунг поддерживают лидеры двух правых партий: НДП - Са
Карнейру и социально-демократический центр, СДЦ - Фрейтуш ду Амарал.

Против этого лозунга выступает компартия во главе с Алваро Куньялом.

Социалисты Марио Соареша занимают среднюю позицию.

Что стоит за требованием "увести военных в казармы"? Ответ очевиден:
правые генералы и реакционные юристы хотят забрать власть у тех капитанов,
которые стояли у колыбели португальской революции. А после этого направить
революционный процесс в русло буржуазной п о с т е п е н н о с т и.
Позиция Спинолы в тот период:

а) западная ориентация, искомый образец - консервативное правительство;
б) коммунисты имеют право на легальность, но не более того; ни о каком их
участии в правительстве не может быть и речи; в) никакой независимости
африканским владениям - постепенная, осторожная деколонизация, создание
"Португальского содружества наций".

Последний пункт был пиком противоречий капитанов и генералов.

В мае, через месяц после революции, произошла открытая схватка:
капитаны вынудили уйти с поста премьера Палмо Карлуша. Президент Спинола
был вынужден смириться с этим, но он назвал своего кандидата - бывшего
министра обороны подполковника Фермина Мигела. Координационная комиссия
Движения вооруженных сил (ДВС) предложила кандидатуру Васко Гонсалвиша.
Победили капитаны - пришел Гонсалвиш, провозгласивший немедленную
независимость африканских колоний.

Спинола начал медленный, упорный, скрытый саботаж работы правительства,
в котором были представлены ведущие партии страны. Все лето по столице
ползли с л у х и. Увы, беспочвенность слухов - редкая штука в политике;
устойчивость положения предполагает отсутствие слухов.

В сентябре 1974 года кризис назрел: Спинола вошел в прямой конфликт с
правительством капитанов. Его поддержали генерал Гальван ди Мелу, Сильва
Маркеш и Диего Нетто. Ядро конфликта было сосредоточено в Хунте
национального спасения.

Против Спинолы выступили генерал Кошта Гомеш и адмирал Пинейру ди
Азеведу.

В политике, как, впрочем, и в живописи, довольно рискованно
исповедовать только один цвет. До победы революции Гальван ди Мелу,
стоящий ныне на ультрачерных позициях, славился в Португалии
экстравагантным свободомыслием. Во времена фашистской диктатуры ПИДЕ,
тайная полиция, созданная Салазаром по образу и подобию гестапо, засекла в
его авиационном полку нелегальную группу оппозиционно настроенных солдат и
офицеров. Пидевцы позвонили Гальван ди Мелу и попросили у него данные на
подозреваемых. Гальван ди Мелу отказал. Тогда ПИДЕ отправило на двух
машинах своих агентов в расположение полка. Гальван ди Мелу запретил
пускать сыщиков - "ищейкам нечего делать там, где служат солдаты". ПИДЕ
обратилось к министру обороны. Тот позвонил к Гальван ди Мелу: "Немедленно
примите офицера службы безопасности!" Гальван ди Мелу назначил час приема.

Офицер ПИДЕ вошел в кабинет: Гальван ди Мелу поднялся с кресла:

- По указанию моего министра я принял вас. Я выполнил приказ. А теперь
убирайтесь вон!

Его уволили из армии, когда он, посетив авиационный салон в Париже,
заявил во всеуслышание:

- Раньше все говорили, что у нас плохая авиация, - какая ложь! У нас
самая плохая авиация, какая только может быть в мире!

Почему же этот генерал, участник событий 25 апреля, вдруг стал
поддерживать Спинолу? Ответ прост: русский либерал Милюков, знавший, что
такое царская тюрьма, ссылка и эмиграция, оказался одним из самых
ревностных и ярых противников нашей революции. Даже Керенский был страшен
ему. Это хорошо - уметь быть свободомыслящим в условиях фашизма. В
условиях победы революции надо уметь быть з д р а в о м ы с л я щ и м, а
истинное здравомыслие это - ощущение политической и социальной
перспективы, которая невозможна без серьезной научной подготовки, ибо
руководить страной в наш век, не являясь с п е ц и а л и с т о м, -
безнадежное дело - сомнет и выбросит!

Разногласия между Спинолой и Кошта Гомешем, то есть, между
"генеральской" и "капитанской" тенденциями - притом, что капитаны были
выходцами из средних слоев народа, точно понимали чаяния и надежды народа
- не могла не кончиться драматически. Спинола вынес на общенародное
обсуждение конфликт между ним и капитанами, обратившись к "молчаливому
большинству нации". Однако было ли "большинство" - большинством? Так
называемое "большинство" получило иное название - "ползучая
контрреволюция". К кому апеллировал Спинола? Кого он считал большинством?
Аберрация человеческих представлений чревата горем, когда речь идет о
политике: "Какой он милый человек, этот "X"; какая очаровательная дама,
эта "У", сколь начитан и добр господин "Зет". Но при этом "X" - бывший
латифундист, срочно переводящий вклады в швейцарские банки; очаровательная
дама "У" - владелица фабрики, а начитанный и добрый "Зет" - полковник
ПИДЕ, занимавшийся "работой" против коммунистов - начитанным станешь
поневоле! Круг знакомых Спинолы был именно таким. Именно эти "иксы",
"игреки" и "зеты" были недовольны случившимся 25 апреля. (Впрочем, и сам
генерал Спинола, как это сейчас стало ясно, никогда бы не пошел против
фашизма Каэтану, будь фашизм этот чуть поаккуратнее, будь он чуть п о л о
в ч е е; не на суть его сетовал Спинола, а на форму. Однако фашизм
нуждается в огромном аппарате насилия; постепенно аппарат становится
самоцелью, а не рычагом управления, постепенно логика фашизма приводит к
тому, что аппарат не в силах подправить самое себя; постепенно он