Жорж Сименон

БЕГСТВО Г-НА МОНДА

Изд. "Копирайт", 1997 г.

OCR Палек, 1999 г.

Глава I

Шестнадцатого января, едва минуло пять часов пополудни - большая
стрелка чуть-чуть качнулась вправо, г-жа Монд, сопровождаемая потоком
холодного воздуха, ворвалась в приемную комиссариата полиции.

Она, должно быть, выпрыгнула из такси или из собственной машины,
тенью скользнула по тротуару улицы Ларошфуко, наверняка споткнулась на
плохо освещенной лестнице и толкнула дверь с такой силой, что При-
сутствующие долго с удивлением смотрели, как медленно возвращается на
место ее грязная серая створка с автоматическим замком, и этот контраст
казался настолько нелепым, что, вероятно по привычке, одна из женщин в
наброшенной на плечи шали и без головного убора, которая стояла в очере-
ди уже больше часа, подтолкнула одного из ребятишек, цеплявшихся за ее
юбку, и шепнула:

- Закрой-ка дверь.

До этого вторжения все были здесь как свои. С одной стороны барьера
письмоводители - кто в полицейской форме, кто в пиджаках - писали или
грели руки у печки; с другой стороны посетители сидели на скамье возле
стены или просто стояли; когда кто-нибудь выходил со свежесоставленной
бумагой в руке, очередь продвигалась на одно место, и первый письмоводи-
тель поднимал голову; все мирились с дурным запахом, скудным светом двух
ламп под зеленым абажуром, с монотонностью ожидания, с фиолетовыми чер-
нилами, которыми заполняли формуляры, и, без сомнения, случись вдруг ка-
тастрофа, которая изолировала бы комиссариат от остального мира, все,
кто здесь находились, зажили бы вместе, одной семьей.

Не толкаясь, женщина в черном с очень белым, напудренным лицом и по-
синевшим носом протиснулась в первый ряд. Ни на кого не глядя, она сухи-
ми, точно эбеновое дерево, и цепкими, словно клюв хищной птицы, пальцами
в черных перчатках рылась в сумочке, и все ждали, все смотрели, как она
протягивает над барьером визитную карточку.

- Прошу доложить обо мне комиссару.

Чтобы приглядеться к ней повнимательнее, времени было вполне достато-
чно, однако толком ее никто не запомнил.

- Похожа на вдову, - доложил чиновник комиссару полиции, который у
себя в кабинете, полном сигарного дыма, вел дружеский разговор с главным
администратором "Театр де Пари" [1].

- Попросите подождать.

И служащий, прежде чем занять свое место и взять документы, которые
ему подавали, повторил:

- Попрошу подождать.

Женщина продолжала стоять. В изящной обуви с непомерно высокими каб-
луками она казалась на грязном полу цаплей, подобравшей под себя одну
ногу. Она никого не замечала. Ее ледяной взгляд, остановившийся неизвес-
тно на чем, возможно на золе, высыпавшейся из печки, падал сверху вниз,
губы дрожали, как у старух, что молятся в церкви.

Дверь открылась. Вышел комиссар.

- Мадам...

Он закрыл за ней дверь, указал на стул с зеленой суконной обивкой,
потом, держа в руке визитную карточку посетительницы, медленно обошел
письменный стол в стиле ампир и сел.

- Госпожа Монд? - вопросительно произнес он.

- Да, госпожа Монд. Я живу в доме двадцать семь - а по улице Балю.

И она враждебно уставилась на плохо притушенную Сигару, которую коми-
ссар раздавил в пепельнице.

- Чем могу быть полезен?

- Я пришла заявить об исчезновении мужа.

- Прекрасно... Простите.

Он придвинул к себе блокнот, взял серебряный цанговый карандаш.

- Вы говорите, мужа?

- Да, мужа. Он исчез три дня назад.

- Три дня назад. Значит, тринадцатого января.

- Да, именно тринадцатого января я видела его в последний раз.

На ней была черная каракулевая шуба, от которой исходил легкий аромат
фиалок, руки в перчатках теребили тонкий, тоже пахнущий фиалкой плато-
чек.

"Похожа на вдову", - доложил секретарь.

Однако вдовой она не была, по крайней мере до тринадцатого января,
когда исчез ее муж. Но комиссар почему-то подумал, что она ведет себя
как настоящая вдова.

- Простите, что я не знаю господина Монда: в этот квартал меня назна-
чили всего несколько месяцев назад. Приготовившись записывать, он ждал.

- Мой муж-Норбер Монд. Вы, разумеется, слышали о торговом доме Монд,
служебные помещения и склады которого находятся на улице Монторгейль?

Комиссар, скорее из вежливости, кивнул.

- Мой муж родился в том же особняке на улице Балю, где прожил всю
жизнь и где мы живем до сих пор. Комиссар снова кивнул.

- Ему было сорок восемь... Я вдруг подумала: а ведь сорок восемь ему
исполнилось в день исчезновения.

- То есть тринадцатого января. И у вас нет ни малейшего представле-
ния...

Разумеется, у посетительницы не было ни малейшего представления, о
чем свидетельствовали ее напряженность и натянутость.

- Таким образом, вы хотите, чтобы мы начали розыск?

Ее презрительная гримаса могла означать - либо это очевидно, либо,
напротив, совершенно ей безразлично.

- Итак, тринадцатого января... Простите за вопрос: у вашего мужа не
было причин покончить с собой?

- Никаких.

- А какое у него финансовое положение?

- Торговый дом Монд, комиссионные и экспортные операции, который еще
в тысяча восемьсот сорок третьем году основан Антони Мондом, дедом Нор-
бера, - один из самых солидных в Париже.

- Ваш муж не спекулировал? Не играл? На камине, за спиной комиссара,
стояли часы из черного мрамора, которые раз и навсегда остановились на
пяти минутах первого. Почему все считали - пять минут первого ночи, а не
дня? Глядя на них, все неизменно думали, что это пять минут первого по-
полуночи. Рядом громко тикал будильник - он показывал точное время. Бу-
дильник находился в поле зрения г-жи Монд, тем не менее она периодически
склоняла длинную тощую шею и глядела на маленькие часики, которые, напо-
добие медальона, носила на груди.

- Оставим денежные проблемы... У вашего мужа, мадам, не было никаких
интимных огорчений? Простите мою настойчивость...

- Любовницы у мужа не было, если вас интересует это.

Спросить, а нет ли у нее любовника, комиссар не решился: такое каза-
лось просто невероятным.

- А со здоровьем у него все в порядке?

- Никогда в жизни не болел.

- Хорошо... Хорошо... Прекрасно... Не расскажете ли распорядок дня
вашего мужа тринадцатого января?

- Встал он, как обычно, в семь утра. Он всегда ложился и вставал ра-
но.

- Простите, вы спите в одной комнате? Сухой, злобный кивок.

- Он встал в семь и прошел в ванную, где, несмотря на - какая разни-
ца! выкурил первую сигарету. Потом спустился вниз.

- Вы были в постели? Снова "да", но не сразу.

- Он разговаривал с вами?

- Сказал: "До свидания", как и каждое утро.

- Вы не подумали тогда, что у него день рождения?

- Нет.

- Потом он спустился вниз...

- И позавтракал у себя в кабинете. Он там никогда не работает, но ка-
бинетом дорожит. Большой оконный проем застеклен витражами. Мебель под
готику.

Она, должно быть, не любила ни витражи, ни готику и, может быть, меч-
тала использовать эту комнату по другому назначению, а ее упорно занима-
ли под кабинет.

- У вас много слуг?

- Супруги-привратники; она делает всю черную работу по дому, а он -
метрдотель. Потом, кухарка с горничной. Не говорю о Жозефе - это шофер,
он женат и не ночует в доме. Я встаю обычно в девять после того, как от-
дам Розали распоряжения на день. Розали - моя горничная. Она служила у
меня еще до замужества. Я хочу сказать, до моего второго замужества.

- Господин Монд ваш второй муж?

- Первым браком я была за Люсьеном Гранпре, четырнадцать лет назад
погибшим в автомобильной катастрофе. Каждый год ради удовольствия он
участвовал в двадцатичетырехчасовом пробеге из Мана.

В приемной очередь на засаленной скамье постепенно двигалась вперед,
кое-кто смиренно выскальзывал наружу, осторожно приоткрывая дверь.

- Одним словом, в то утро все было как обычно?

- Как обычно. Около половины девятого от дома отъехала машина. Муж
любил сам разбирать почту, поэтому в контору уезжал рано. Через четверть
часа ушел и его сын.

- У вашего мужа есть сын от первого брака?

- У нас у каждого по сыну, а у него еще и дочь, она замужем. Какое-то