Жорж Сименон

ТЕТЯ ЖАННА

Изд. "Копирайт", г. Москва, 1997 г.

OCR Палек, 1999 г.

Все действующие лица, равно как и изложенные события, являются пол-
ностью вымышленными; никакой связи между персонажами и ныне живущими или
когда-то жившими людьми нет.

На вокзале в Пуатье, где нужно было пересесть на местный поезд, у нее
больше не хватило сил сопротивляться. Десять раз она прошла перед буфе-
том, волоча за собой чемодан и задевая им каждого встречного. Неприятное
ошущение в груди по-настоящему тревожило ее, и чем ближе она приближа-
лась к цели, тем сильнее оно ее охватывало. Ощущение было такое, словно
огромный воздушный пузырь - примерно такой же большой, как и ее груди, -
поднимался к горлу и на своем пути в поисках выхода сдавливал внутренние
органы; тогда она встревоженно, с застывшим взглядом замирала, пребывая
моментами в полной уверенности, что сейчас умрет.

Она выпила бы кофе. Она пообещала себе не пить ничего, кроме кофе, но
потом, уже у стойки, перед мывшим стаканы официантом с закатанными рука-
вами, проговорила, чувствуя, как краска заливает лицо:

- Я думаю, мне стоит выпить маленький стаканчик коньяка. Я не очень
хорошо себя чувствую. Это, верно, из-за жары?

Было действительно очень жарко. Стоял август, и экспресс, доставивший
ее сюда из Парижа, был битком набит людьми, едущими в отпуск.

Роясь в своей сумке в поисках денег, она невнятно пробормотала:

- Налейте-ка мне еще один.

Она вела себя так не потому, что ей казалось, будто все на нее смот-
рят. Это ощущение появилось совсем недавно, только в поезде. Маленький
мальчик, ехавший с родителями, нескончаемо долго сверлил ее взглядом, и
она от неловкости почувствовала, как на нее опять накатывает.

Это была просто усталость. Вот и все. Да еще и возраст. Не просто
возраст сам по себе, а изношенность. Она была старой глупой клячей, но у
нее не хватало смелости уйти, подобно настоящей животине, в укромный
уголок и там умереть.

В поезде ехали и другие пожилые женщины, еще и постарше ее; они щедро
демонстрировали свои оголенные спины и часть груди и ехали совершать
свои маленькие безумства на песчаных пляжах.

Неторопливой железной дороги былых времен больше не существовало.
Правда, пересадку делали на том же пути, напоминавшем запасной, у самого
конца платформ, но вместо прежних высоких вагонов пассажиров теперь ожи-
дали серебристые моторные вагоны; эта автомотриса бесшумно мчалась среди
полей, издавая время от времени короткие гудки.

Она надеялась, что приедет, когда уже опустится ночь: так ей было бы
проще незаметно проскользнуть на главную улицу и идти вдоль домов. Но
из-за летнего времени и в семь часов вечера небо оставалось светло-голу-
бым, с добавлением какого-то двусмысленного красного цвета от заходящего
солнца. Коровы в полях отбрасывали огромные фиолетовые тени, а ослепи-
тельные отблески в оконных стеклах на фермах казались вспышками огня.
Маленькой девочкой в такой же вечерний час, когда ощущается угроза небы-
тия или вечности, она уже испытывала страх - подобно страху перед чисти-
лищем, по катехизису, - и перед ее внутренним взором сейчас снова предс-
тавала стоявшая за окнами ее комнаты липа с застывшей листвой, и каждый
лист казался вырисованным, словно на гравюре; ей вспоминались неясные
шорохи в доме, которые едва уловимо ширились, пока наконец треск наво-
щенного паркета не воспринимался как взрыв в тишине.

Она сосала мятные карамельки, чтобы заглушить запах алкоголя. И вот
уже, по меньшей мере в третий раз после отъезда из Парижа, ощутила необ-
ходимость стереть платком последние следы косметики со щек. Сначала-то
она решила совсем не подкрашивать лицо, может быть, и не пудриться, но
потом, в самый последний момент, уже полностью одевшись, она посмотрела
на себя в зеркало, и ей стало стыдно за свое бледное, как луна, лицо. Не
хватало еще вызвать у них страх, если она приедет с видом умирающей или
будет похожа на привидение.

У нее было вполне хорошее, хотя и совсем простое платье; шляпа - из
самых приличных, какие только можно купить по случаю; через руку она пе-
рекинула легкий плащ.

В вагоне она не встретила никого из знакомых. Правда, она едва осме-
ливалась поднимать глаза на попутчиков, как бы пытаясь сохранить для се-
бя возможность к отступлению.

"Если отеля "Золотое кольцо" больше не существует, я уеду сегодня же
вечером".

Потом, поскольку была суббота и по улицам гуляло много народу, она
подумала: "Если у них нет свободной комнаты, в другом месте я искать не
буду".

Оставалось всего несколько минут до прибытия, и воздушный пузырь уже
не исчезал из ее груди. Поезд остановился у маленького, почти не изме-
нившегося вокзала, а она не осмеливалась подняться, потому что на нее
опять накатило и она подумала, что сейчас обязательно умрет. Тем не ме-
нее она оказалась на платформе, где, несмотря на дневной свету только
что зажгли фонари, а какой-то мужчина в фуражке с блестящим козырьком
сделал вопросительный жест, указывая на ее чемодан, и спросил:

- Такси?

Она так ничего и не увидела. Все произошло слишком быстро. Раньше у
вокзала такси не было, как не было и всех этих частных машин, запрудив-
ших привокзальную площадь.

- В отель "Золотое кольцо".

Дверца захлопнулась. Она успела заметить дома, показавшиеся ей совсем
маленькими, да улицу, до конца которой, у моста, они доехали почти сразу
же.

- У вас не осталось багажа в камере хранения? Его не нужно забрать?

Ей не терпелось оказаться внутри, в безопасности, и она низко накло-
нила голову, чтобы помешать прохожим увидеть ее лицо. Невероятно, чтобы
у отеля были прежние хозяева, месье и мадам Луазо (мадам Луазо, Ма-
тильда, носила парик): когда она уехала отсюда, им обоим было по меньшей
мере по семьдесят лет. Справа она успела мельком заметить новое крыло
здания, пристроенное недавно, и ей показалось, что чуть дальше она разг-
лядела на террасе металлические столики среди растущих в кадках лавров.

- Для одного человека?

- Для одного.

- На ночь или на несколько дней?

- Может быть, на несколько дней.

Она не знала. Вряд ли она проведет в отеле больше одной ночи. Это бы-
ло почти немыслимо, но ей казалось, что этими маленькими хитростями ей
удастся избежать худшего.

- Семнадцатый номер свободен, Мартина?

- Жилец уехал, но я не знаю, успели ли прибрать комнату.

Они были совсем молодыми и, должно быть, поженились недавно; каза-
лось, они играют в хозяина и хозяйку отеля. Мартина крикнула с лестницы:

- Ольга! Семнадцатый готов?

- Да, мадам.

Приезжая заполнила бланк на имя Мартино, разумеется; Жанна Мартино,
пятидесяти семи лет, родившаяся в... Родившаяся здесь! Не в отеле "Золо-
тое кольцо", но едва ли в сотне метров отсюда, как раз напротив, по ту
сторону моста. Пересекая тротуар, она избегала смотреть в том направле-
нии. Может быть, ее комната будет выходить окнами на реку? Скорее всего,
нет. Одиноким постояльцам такие номера не дают. Особенно в августе, в
субботу вечером.

Старые Луазо, словно Филемон и Бавкида, не могли, конечно, и предста-
вить себе, что когда-то в их заведении будут бродить женщины, одетые
всего-навсего в короткие полотняные брючки и некое подобие бюстгальтера,
причем немалую часть их составляли матери семейств; какойто мужчина с
обгоревшими на солнце плечами разгуливал с голым торсом, поросшим густой
коричневой шерстью.

- Обед будет через пятнадцать минут, - объявил хозяин (или управляю-
щий).

В гостиничной суете и толкотне ей позабыли доставить чемодан, но она
не стала требовать этого, а сама затащила его на третий этаж, довольная
тем, что ей удалось добраться так незаметно. Даже Ольга, горничная, судя
по всему, не знала о том, что она уже поднялась в номер, потому что не
пришла предложить свои услуги.

Семнадцатый номер окнами выходил во двор, где старые конюшни были пе-
ределаны в гаражи. Воздух синел и сгущался подобно дыму. Почему бы сразу
же не лечь в постель? Две-три таблетки снотворного помогли бы ей уснуть.

По привычке она распаковала чемодан и разложила его содержимое в
стенном шкафу и комоде. Потом сполоснула лицо и, не зажигая лампу, усе-
лась на единственное жесткое и узкое кресло синего цвета, которое своим
видом наводило на мысль о распродажах в крупных магазинах.

Прошло некоторое время, и незаметно опустилась ночь; едва уловимо на-
растал шум, становясь все более отчетливым и различимым, - прежде всего,
конечно, доносившийся через открытые окна гул обеденного зала, где нача-
ли подавать ужин; гул с террасы, где люди в вечерней прохладе продолжали
выпивать; хлопали двери; какая-то нетерпеливая мать укладывала ребенка в
постель и крикливым голосом угрожала ему всякими небесными карами, если
он тотчас же не уснет. Потом, несмотря на шум от проезжавших машин и
гудки клаксонов, Жанна различила более тонкий, почти мелодичный звук ре-