Смейз Р.

Не упусти свой шанс

Изд. "Полина", 1993

OCR Палек, 2000 г.

Глава 1

В открытое окно доносился тихий шелест волн, а нежный ветерок слегка
колыхал занавески.

Было начало июня и еще не нахлынула волна отдыхающих, а поэтому я мог
уделять больше времени своей личной жизни.

Роскошно убранная комната бунгало была слегка освещена. Я подошел к бару,
смешал два коктейля и вернулся к широкой кровати, протягивая один из них
Джулии.

- Благодарю, милый, - произнесла она своим приятным грудным голосом и
нежно погладила мою руку.

Я наклонился и нежно поцеловал ее в губы, затем оторвался от них, закурил
две сигареты и вставил одну из них между этими пухлыми, ярко-алыми и вечно
манящими губами.

- Ты прелесть, Сид, - тихо сказала она, выпуская дым и поднося к губам
бокал.

Джулия была младшей дочерью Гарри Моулза, известного миллионера, хозяина
слишком многих предприятий и обладателя множества акций, чтобы их всех можно
было запомнить. Но, честно говоря, мне на все это было наплевать.

Она была прелесть. Это была первая женщина за последнее время, с которой
мне не хотелось расставаться.

Я внимательно взглянул на нее. Она напоминала мне в этот момент сытую
кошку: под простыней четко вырисовывалась ее гибкая, но не тощая фигура, а
пышные и упругие груди простыня не прикрывала. Ее черные густые волосы,
рассыпавшись по подушке, обрамляли овальное лицо, на смуглом фоне которого
ярко выделялись алые губы и черные, как агат, глаза.

Сейчас они были полузакрыты, что и дополняло весь ее облик, создавая
впечатление сытой кошки. Медленно глотая коктейль между затяжками сигареты,
она блаженствовала.

Я устроился со своим стаканом и сигаретой в глубоком кресле, обтянутом
темно-бордовым бархатом. Несмотря на бурно проведенные часы, она все равно
была желанна.

- Джу, - тихо сказал я, еще боясь сам высказать эту мысль вслух, - выходи
за меня замуж...

Я услышал какой-то неприятный звук, а потом покашливание, и подняв глаза,
понял, что это она поперхнулась коктейлем.

- Ты с ума сошел, Сид, - сказала она все тем же мягким голосом,
отдышавшись.

- Почему?

- Я, дочь Гарри Моулза, и шериф - это же будет смешно.

Я почувствовал, как какая-то тугая волна ударила меня в грудь, но
выработанная годами выдержка взяла верх.

- Почему? - спросил я, не меняя тона, но прилагая усилия, чтобы мой голос
в этот момент не дрожал.

- Неужели ты думаешь содержать меня на свое жалованье? А ведь так и
будет, если отец не даст нам денег. Или ты рассчитываешь на мое приданое? О
нет, Сид, отец на такой брак никогда не согласится.

- А ты сама? - все так же тихо и спокойно спрашивал я, хотя чувствовал,
что внутри у меня все кипело, и я готов был разорвать эту сытую кошку.

- А что я? - Она лениво потянулась. - Не усложняй жизнь. Лучше иди ко
мне...

- Значит, чтобы встречаться с тобой и проводить время в постели, я тебе
подхожу, да?

- О, конечно, - спокойно ответила она. - Взгляни на себя, - и она указала
рукой на огромное зеркало, занимавшее большую часть стены.

Я встал и взглянул на себя в зеркало, а сзади все тем же мягким спокойным
голосом комментировала Джулия:

- Красивый мужчина, ростом шесть футов и два дюйма, с которым можно
приятно провести время. Отличное телосложение, волевое лицо, приятен в
обращении...

Да, на меня из зеркала смотрел мужчина тридцати трех лет, с волевым
лицом, квадратным подбородком, с коротко остриженными темно-русыми волосами.
При легком движении под кожей переливались мышцы, а на коже имелось
несколько шрамов, как память о некоторых моих служебных встречах.

Но она говорила так, как на аукционе скотопромышленник оценивает
быка-производителя.

И эти ее слова смогли бы вывести из равновесия любого, но только не меня.

За свои одиннадцать лет службы я повидал слишком много, чтобы чему-то
удивляться, но такой неприкрытый цинизм двадцатилетней девушки все же
покоробил меня.

- Так что же тогда тебя не устраивает, если ты так меня расхваливаешь? -
спросил я, как можно спокойнее и безразличнее. - Может я тебе чем-то не
угодил в вопросах любви?

- О нет! В этом вопросе ты тоже прелесть, но... - Она сделала небольшую
паузу. - Оклад шерифа - это не для меня... Впрочем, поговори с моим отцом.
Он, кажется, относится к тебе неплохо... Если он назовет тебя своим зятем,
то с моей стороны ты не встретишь препятствий. Ну, иди же ко мне... иди...

Я постоял несколько мгновений, не зная на что решиться.

Моя сигарета тихо догорала в пепельнице, а бокал стоял на небольшом
столике у кресла.

Да, я хорошо знал мистера Гарри Моулза. Даже пару раз оказывал ему услуги
по службе, разумеется в рамках закона. Я часто бывал у него дома, составляя
ему компанию для игры в покер. Конечно, я не очень подходил для собиравшейся
там компании, но мое искусство игрока, мое терпение и необычайная
способность блефовать вызывали у всех игравших настоящий восторг.
Проигранные ими несколько сот долларов не имели никакого значения, а мне
как-то не мешали. К тому же я получал истинное удовольствие от самого
процесса игры, зависящей не только от карт, но и от выдержки и ума
играющего.

Да, я неплохо знал Гарри Моулза...

- А что, если я действительно поговорю с твоим отцом, Джу? - спросил я,
направляясь к постели.

Несмотря на ее высказывания, вызвавшие бурю в моей душе, мне не хотелось
ее терять.

- Поговори, милый, - тихо сказала она, протягивая ко мне руки. - Конечно,
если он согласится, я не буду против, но... менять состояние отца на твой
заработок - такой подвиг не для меня, - закончила она, находя своими жаркими
губами мои губы...

- Джу, все же ты первая поговори с ним, подготовь его, чтобы он знал, о
чем я буду с ним говорить, - тихо проговорил я, когда, мы вновь закурили.

- О, Сид, ты все о том же, - лениво произнесла она, сладко потягиваясь. -
Дай мне с наслаждением покурить... - Она выпустила дым, и только тут,
кажется, до нее дошел смысл моих слов. - Хорошо, милый, я поговорю...

- О'кей, - сказал я. - Даю тебе на это два-три дня, идет?

- О, сразу чувствуется, что имеешь дело с шерифом, - засмеялась она.

- Да, да еще с таким, который хочет на всю жизнь заключить тебя, - я
сделал паузу и закончил со смехом, - в свои объятия...

- Пожалуй, я буду одной из самых удачливых среди заключенных, - ответила
она в тон мне.

Оказавшись на следующее утро у себя в кабинете, я первым делом открыл
свой сейф и достал объемистую папку.

В ней у меня были собраны материалы на всех известных людей, как
миллионеров, так и бандитов, за шесть лет моего пребывания на посту шерифа.

Я смог бы ответить почти на любой вопрос: как появилось состояние у того
или иного "уважаемого гражданина" нашего города, кто и как пытался обойти
закон и насколько успешно, кто и когда совершал настоящий или прикрытый
законом грабеж, и на многие другие.

Правда, я знал, что за эти шесть лет я нажил себе намного больше врагов,
чем друзей. Меня уважали, боялись, но, я думаю, что меньше всего меня
любили, потому что я никогда не шел ни на какие сделки, не переступал рамки
закона.

Конечно, мне тоже предлагали, и не раз, деньги за некоторые сомнительные
услуги, но я всегда отвергал эти предложения, имел только наградные за
безупречную службу и... массу неприятностей.

Я нашел бумаги на Гарри Моулза, закурил сигарету и принялся еще раз все
перечитывать.

Сейчас я уже читал их под другим углом: этот человек мог стать на моем
пути.

К тому же, все эти записи я вел бессистемно, так, на всякий случай, и
прибегал к ним довольно редко, а мистер Моулз пока не давал мне повода
заняться им серьезно. Но теперь, прочитав их, я как бы окунулся в огромную
ванну с дерьмом.

Правда, все факты нарушения им закона "не были доказаны", тем более, что
последние десять лет у него был молодой, но талантливый адвокат Ник Джемсон,
но если бы все это удалось доказать, то двери федеральной, тюрьмы сомкнулись
бы за спиной этого "уважаемого человека" на срок намного превышающий жизнь
человека с момента рождения.

Я задумался: стоит ли вообще мне браться за это? Стоит ли пытаться
входить к такому человеку в семью?

Еще с детства, когда мои родители мирно разошлись, а потом создали себе
благополучные семьи, отдав меня сестре отца тетушке Элис, я возненавидел всю
ложь и подлость. От меня все пытались скрыть, отец и мать выкручивались по
очереди передо мной, хотя я все понимал в те свои восемь лет.

Так у меня осталось на всем белом свете только одно дорогие для меня