Микки СПИЛЛЕЙН

ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ

Глава 1

Автобус преодолел последний подъем, и вот наконец перед нами раскинулся
Линкасл, уютно притулившийся в горной долине, словно коробочка с
драгоценностями, весь залитый волшебным лунным светом. Проспекты и улицы,
ясно различимые даже с такого расстояния, переливались огнями мерцающих
неоновых реклам, рассеивая полуночный мрак. Я вынул из кармана конверт,
разорвал его на мелкие кусочки и, опустив оконное стекло, рассеял их в
темноте ночи. Толстуха, сидевшая позади меня, ткнула в мое плечо пухлым
пальцем и надменно проговорила:

- Я просила бы вас закрыть окно, если вы не возражаете.

Это было сказано таким тоном, точно она обращалась к балованному
мальчишке.

- Я просил бы вас закрыть рот, если вы не возражаете, - вежливо ответил
я, и она выполнила мою просьбу.

Всю долгую дорогу она не умолкала ни на секунду, - оживленно комментируя
решительно все, начиная от умения водителя управляться с машиной и кончая
шумом, который производил сидевший на переднем сиденье ребенок. Но сейчас
она захлопнула пасть весьма основательно, так что плотно сдвинутые губы
слились в едва заметную полоску.

Стекло я так и не поднял, искренне надеясь, что сквозняк сорвет с этого
бочонка жира парик, и оно оставалось опущенным до тех самых пор, пока
автобус не подкатил к автовокзалу.

Водитель заглушил мотор и, полуобернувшись к пассажирам, проговорил:

- Линкасл. Здесь вы можете пересесть на поезд или автобус, который
доставит вас в Чикаго. Имеется сообщение и с другими городами восточного
округа. Стоянка автобуса двадцать минут, затем мы направляемся дальше к югу.

Но для меня путешествие закончилось.

Я обождал, пока мимо протиснется толстуха, пробормотавшая по моему адресу
что-то весьма нелестное, хотя и нечленораздельное, одарил ее скверной
ухмылкой, потом снял с сетки для багажа чемоданчик и спустился по ступенькам
на тротуар.

Где-то в отдалении дважды оглушительно свистнул паровоз. Дежурный по
станции в красной фуражке предупредил, что времени у тех, кто делает
пересадку, в обрез, и целая толпа жаждущих галопом помчалась на платформу. Я
поставил чемоданчик на землю, вытащил из кармана последнюю сигарету, закурил
и направился в зал ожидания. Вдоль одной из стен зала тянулась обшарпанная
буфетная стойка, напротив нее я заметил газетный киоск и билетную кассу. Все
кресла и скамьи были заняты, так что я пошел в туалет. Секунду
поколебавшись, не стоит ли умыться, я решил, что кувшина теплой воды и
нескольких капель жидкого мыла явно недостаточно для того, чтобы смыть грязь
многомильного путешествия. К тому же я нуждался в услугах парикмахера не
меньше, чем в возможности сменить наконец замызганные брюки и кожаный
пиджак. Поэтому я ограничился лишь тем, что ополоснул руки.

Когда я вернулся в зал ожидания, у буфетной стойки освободилось одно
место, и я сразу же понял, почему именно оно. На соседнем табурете сидела
толстуха с автобуса, и язык ее вновь работал вовсю. Девушка за стойкой с
измученным усталым лицом чуть не плакала, и, если бы я не взобрался на
табурет рядом, толстуха вполне могла получить вторую чашку кофе прямо в
физиономию. Но, увидев меня, она сразу же заткнулась и сморщила нос, словно
от меня дурно пахло. Буфетчица обернулась ко мне, и я сказал:

- Кофе, ветчину и швейцарский сыр. Хлеб ржаной. Она выполнила мой заказ и
небрежно бросила мелочь в кассовый ящик. Расправившись с едой, я выпил чашку
кофе, затем развернулся на табурете и стал разглядывать зал ожидания. Только
теперь я заметил в окошке билетной кассы какого-то старика в очках. Но он-то
обратил на меня внимание куда раньше, это я понял сразу. Перед его окошком
стояло четыре человека, но он почти не смотрел на них, поскольку взор его то
и дело устремлялся поверх голов в мою сторону. Его лицо при этом принимало
озабоченное выражение, точно у отца, обеспокоенного недомоганием любимого
дитяти.

Всю длинную дорогу, все эти тысячи миль я не уставал размышлять о том,
как же это произойдет в первый раз. И вот наконец минута настала. Всего лишь
сгорбленный старичок с пожелтевшими от постоянного курения обвислыми усами.
И все выглядело не так, как я представлял себе эти долгие, долгие мили.

Последний в небольшой очереди перед кассой получил наконец свой билет и
отошел. Я занял его место. Старик попытался изобразить улыбку, и я небрежно
бросил:

- Привет, папаша!

Впечатление было такое, словно кто-то дернул его за усы. Верхняя губа
дернулась, обнажив сорок восемь искусственных зубов, и улыбка, сперва весьма
робкая, а , затем все более уверенная, заиграла на его лице.

- Господи! Джонни Макбрайд! Ты ли это?

- Давненько не виделись, а, папаша!

Мне показалось странным выражение его физиономии. Но по крайней мере в
одном я не сомневался: он узнал меня.

- Давненько, Господи Боже! - сказал он.

- Как дела в городе?

Он смешно лязгнул зубами, изо всех сил стараясь сохранить
беззаботно-приветливое выражение лица.

- Без перемен. Все, как раньше. Ты.., собираешься задержаться у нас?

- Да, на некоторое время.

- Джонни!

Я подхватил свой чемоданчик.

- Увидимся позже, папаша. Я устал и грязен, как черт. Мне нужно
где-нибудь пристроиться на ночь.

Мне не хотелось слишком задерживаться в зале ожидания. С этой минуты надо
было вести себя очень осмотрительно и осторожно. Излишняя торопливость,
пожалуй, могла стоить мне жизни.

В газетном киоске я купил пачку сигарет "Лаки страйк" и пакетик
жевательной резинки. Вернувшись на платформу, я остановился в тени
станционного здания, наблюдая за суетой у автобуса, привезшего меня сюда, и
размышляя о том, что теперь слишком поздно что-то менять и что мне
волей-неволей придется пройти через все это. Вся штука была в том, что я
хотел этого. Я хотел этого больше всего на свете, и даже мысль о том, что
мне предстоит, была сладка и приятна, как сочный кусок толстого бифштекса,
когда вы голодны. Кое-кому, правда, придется не так уж сладко.

Точнее, трем людям. Один из них умрет, у другого будут переломаны руки, и
весьма основательно, так что никогда в жизни он уже не сможет ими
пользоваться. Что же касается третьего, то он получит такую трепку, что до
конца своих дней сохранит на коже отметины. Этим последним была женщина.

Какая-то неясная тень отделилась от угла здания, у которого я стоял, и
двинулась в мою сторону. Когда фигура неизвестного появилась в полосе света,
я увидел, что это высокий широкоплечий мужчина, грузный, но нисколько не
утративший силы и быстроты движений. Свет, струившийся из окна, падал прямо
на его лицо, подчеркивая резкие, грубые черты, казалось вылепленные вокруг
торчавшего изо рта окурка сигареты. На голове его красовалась новенькая
широкополая шляпа с узкой лентой на тулье, которая великолепно подошла бы
какому-нибудь фермеру, но в остальном он был одет как обычный работяга.
Впрочем, этот наряд шел бы ему куда больше, если б карман его брюк не
оттопыривался из-за лежащего в нем пистолета.

- Огонька не найдется?

Я поднял на него глаза, только когда он приблизился ко мне вплотную;
чиркнув спичкой, я поднес ее к самому его лицу. Он кивнул в знак
благодарности и, выдохнув дым прямо мне в лицо, спросил:

- Надолго к нам?

- Хак знать, - ответил я.

- Откуда прибыл?

- Из Оклахомы. - Я тоже выпустил дым ему в физиономию, так, что он
закашлялся. - Нефтяные промыслы, - добавил я.

- Здесь такой работы не найдется.

- Кто сказал?

Мне показалось, что он собирается ударить меня, но он всего лишь поднял
руку, чтобы я смог разглядеть блестящий жетон полицейского.

- Я тебе говорю.

- Да?

- Мы тут не любим приезжих. И особенно безработных. Через двадцать минут
отходит автобус. Неплохо бы тебе занять в нем место.

- А что будет, если я откажусь?

- Могу показать, если так уж интересно. Я выплюнул окурок и отступил на
полшага, оказавшись в тени. Он прищурился, вглядываясь в темноту.

- Интересно, - спокойно сказал я.

Эти парни, которым так нравится изображать из себя крутых, обычно хорошо
разбираются, с кем имеют дело: с настоящим парнем или с сосунком. Мой
собеседник не составлял исключения.

- Двадцать минут, - повторил он и тоже выплюнул окурок.

Из-за угла здания вывернуло такси и притормозило рядом с нами. Я поднял
чемоданчик и подошел к машине. Водитель, совсем еще мальчишка, с гладко
зализанными волосами, смерил меня взглядом с головы до ног, когда я открывал
дверцу.

- В город, - буркнул я.

Коп вышел из темноты и подошел к кромке тротуара. Мальчишка ухмыльнулся:

- Чем платить будешь?

Я вынул из кармана пачку банкнотов, нашел среди двадцаток и полусотенных
две долларовые бумажки и швырнул их на переднее сиденье. Водитель
моментально сунул, их в карман и тут же стал любезнее.

- В город так в город, - согласился он.

Я захлопнул дверцу и выглянул в окно. Полицейский все еще стоял на том же