Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
Узы крови
ПРОЛОГ
Чиун, правящий Мастер Синанджу, почтенный глава древнего рода наемных
убийц-ассасинов, служившего властителям мира с древних времен, недоуменно
вздохнул:
-- Ничего не понимаю!
-- Я не сомневался: рано или поздно ты придешь к моему образу мыслей, --
сказал Римо Уильямс, его ученик и последователь.
-- Молчи, белый! Что за манера все на свете обращать в шутку!
-- А я не шучу.
-- Поговорим в другой раз, когда ты сумеешь вести себя как подобает и
держать свой бестолковый язык за зубами.
"Как угодно", хотел было сказать Римо, но, сообразив, что, сделай он так,
жизнь его станет сущим несчастьем, а выслушать Чиуна все равно придется,
склонил голову:
-- Прости, папочка. Что именно ты не понимаешь?
-- Так-то лучше, -- сказал Чиун. -- А не понимаю я, что за чепуха с этими
канцерами.
-- С чем?
-- С канцерами. Ведь канцер -- это болезнь?
-- Да. И весьма опасная -- рак.
-- Но если рак так ужасен, почему все стремятся приобщиться к нему?
-- Не встречал никого, кому хотелось бы заполучить рак, -- сказал Римо.
-- Я сам видел. Или ты думаешь, я совсем глупец? Люди собираются в толпы,
чтобы иметь канцер! Много раз видел. Своими собственными глазами.
-- Ну теперь уже я ничего не понимаю! -- воскликнул Римо.
-- Собственными, -- настойчиво повторил Чиун.-- По телевизору. Ради
канцеров прерывают даже регулярные передачи, и все эти длинноволосые и
неряшливые люди поют, танцуют и кричат: "Канцер для фермеров!", "Канцер для
шахтеров!"
Некоторое время Римо обдумывал услышанное. Чиун длинными ногтями выбивал
дробь по натертому до блеска полу гостиной занимаемых ими гостиничных
апартаментов.
Наконец Римо сказал:
-- Может, ты имеешь в виду концерты? Благотворительные концерты в помощь
сельскохозяйственным рабочим и прочим?
-- Именно. "Канцер для фермеров!"
-- Чиун, канцер и концерт -- разные вещи. Концерт -- это представление.
Денежный сбор от благотворительных концертов идет в пользу больных и
неимущих.
Теперь призадумался Чуин.
-- Кто это -- неимущие?
-- Таких много. И в Америке, и по всему миру. Это бедные люди, которым
нечего есть. Даже прикрыть наготу нечем.
-- В Америке? В Америке есть такие бедные?! -- недоверчиво переспросил
Чиун.
-- Да. Встречаются.
-- Не верю! В жизни своей не видел страны, которая бы так швырялась
деньгами. В Америке не может быть бедных.
-- И все-таки они есть.
Чиун покачал головой.
-- Никогда не поверю. -- Он отвернулся к окну. -- Вот я -- я могу
рассказать тебе, что такое бедность. В стародавние времена...
И поняв, что ему предстоит в десятитысячный раз услышать о том, как
невыносимая нищета заставила жителей северокорейской деревушки Синанджу
податься в наемные убийцы, Римо тихо выскользнул за дверь.
x x x
Когда Римо вернулся, то, замерев в гостиничном коридоре, услышал
доносящиеся из номера горестные всхлипывания. Чье-то пение служило им фоном.
Он толкнул незапертую дверь. Чуин, сидевший перед телевизором на татами,
поднял на него ореховые глаза, в которых сверкали слезы.
-- Римо, я все понял!
-- Что именно, папочка?
-- Что нищета и голод -- бедствие, поразившее Соединенные Штаты. -- Он
показал на экран, на котором распевал какой-то парень. -- Ты только взгляни
на этого беднягу. Ему не на что купить себе нормальные штаны. Он вынужден
покрывать голову тряпьем. У него нет денег, чтобы постричься или хотя бы
купить мыла, и все-таки он поет вопреки своему убожеству! О, невыносимая
противоестественность нищеты в этой злобной и беспечной стране! О, величие
бедняка, не согнувшего спину перед несчастьями! -- причитал Чиун.
-- Папочка, это Уилли Нелсон.
-- Привет тебе, Нелсон, -- откликнулся Чиун, смахивая слезу. -- Привет
тебе, мужественный, непокоренный бедняк!
-- Уилли Нелсон, к твоему сведению, может скупить пол-Америки.
-- Что!?
-- Он певец. Очень богатый и знаменитый.
-- Почему же он в лохмотьях?
Римо пожал плечами.
-- Это концерт в пользу фермеров. Чтобы собрать для них денег.
Чиун снова вперился в экран.
-- А может, он не откажется устроить такой же и тем самым принести этой
штуке, -- он махнул рукой на телевизор, -- наипочетнейшее место в истории
человечества?
-- Нельзя ли поточнее? -- осведомился Римо.
-- Концерт в пользу ассасинов, -- пояснил Чиун. -- И чтобы все вырученные
деньги пошли мне.
-- А что, неплохая идея.
-- Рад, что тебе нравится. Пожалуй, я поручу тебе организационные вопросы.
-- Почту за честь, папочка, -- откликнулся Римо, и Чиун поглядел на него с
недоверием. -- Но, к несчастью, я позвонил Смиту и у него для меня нашлось
дело.
-- Пустяки! -- отмахнулся Чиун. -- Концерт в пользу убийц -- вот настоящее
дело.
-- Обсудим это, когда вернусь.
Уходя, Римо слышал, как Чиун кричит ему вслед:
-- Концерт! Специально к случаю я напишу стихотворение в традиционном
корейском стиле "Унг" и сам его прочитаю. "Привет тебе, Нелли Уилсон,
надежда бедных!" Ему понравится.
-- За что караешь, Господи? -- пробормотал Римо себе под нос.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
У Марии был Дар. Другие могли бы назвать его талантом или могуществом,
однако Мария была преданной католичкой, каждый день причащалась святых тайн
в церкви Св. Девина, твердо верила, что все хорошее в этой жизни -- от
Создателя нашего, и не позволяла себе думать, что способность проникать
взором в будущее -- что-либо иное, как не Дар Божий.
Этот Дар и раньше спасал ее. И сейчас, когда она отъехала от цветочного
магазина, положив на сиденье рядом с собой букет весенних цветов, ему вновь
предстояло сохранить ей жизнь.
На этот раз ненадолго.
Мария держала руль, как всегда сжимая в правой руке нитку черных четок.
Посмотрев в зеркало заднего вида, не обнаружила серебристого седана, который
ожидала увидеть, коротко выдохнула: "Слава Богу!" и отсчитала еще одну
бусину на четках, доставшихся ей от матери, а той -- от ее матери, еще в
Палермо, на родине.
Напрасно я с ним пререкалась, думала она. Надо было идти прямо в полицию.
Почти на выезде из Ньюарка ее посетило видение. Впереди был спокойный
перекресток, и вдруг на Марию снизошла странная легкость. Мир вокруг
сделался серым и плоским, и крест-накрест заплясали в глазах непонятные
тоненькие черные полоски, уже не раз виденные раньше. Она нажала на тормоз.
Когда, через мгновение, зрение прояснилось, перед ней снова лежал
перекресток, но не такой, как раньше, а каким ему предстояло стать.
Мария увидела, как ее маленькая "хонда" приближается к перекрестку,
тормозит, едет снова, и вдруг огромный трейлер накатывается прямо на нее. Из
разбитого ветрового стекла "хонды" торчит женская рука, и с замиранием
сердца Мария узнала черные четки, стиснутые в безжизненных пальцах. Своих
собственных безжизненных пальцах.
Когда видение померкло, Мария отъехала к обочине и остановилась. Мимо по
направлению к перекрестку проехал золотистый фургон. Она уткнулась лицом в
руль, но уже через секунду душераздирающий визг тормозов заставил ее поднять
голову.
Это рваными рывками пытался остановиться фургон, но его с силой
развернуло, и послышался глухой удар. Трейлер -- тот самый, из видения --
снес ему радиатор и с воем пополз дальше.
-- О, Господи!
Выскочив из машины, Мария побежала к покалеченному фургону, из кабины
которого на ватных ногах выбирался парень в джинсах.
-- Вы не пострадали? -- спросила Мария.
-- Нет... кажется, нет, -- неуверенно проговорил парень и поглядел на
смятый передок своей машины. -- Ух ты! Пожалуй, мне еще повезло!