Говард Роберт

DELENDA EST

[Подлежит уничтожению (лат.)]

-- Клянусь вам, это не империя, а жалкая подделка!
Империя? Ха! А мы всего лишь пираты! -- Разумеется, то был
вечно унылый и хмурый Гунегас с заплетенными в косы черными
кудрями и свисающими усами, выдающими его славянское
происхождение. Он гулко вздохнул и фалернское вино в нефритовом
кубке, стиснутом в его мускулистой руке, плеснуло через край на
его багряную, шитую золотом тунику. Гунегас отхлебнул из кубка
шумно, как пьют лошади, и с меланхоличным удовольствием
продолжал сетовать:

-- Чего мы добились в Африке? Уничтожили крупных
землевладельцев и священников, сами сделались помещиками. Кто
же обрабатывает землю? Вандалы? Ничего подобного! Те же люди,
что обрабатывали ее при римлянах. Мы просто-напросто заменили
собой римлян. Мы собираем налоги и назначаем арендную плату, но
при этом вынуждены защищать эти земли от проклятых варваров.
Наша слабость -- в нашем количестве. Мы не можем смешаться с
народами, потому что будем поглощены ими. Мы не можем также
превратить их в своих союзников или подданных -- мы способны
лишь поддерживать нашу военную репутацию. Мы -- жалкая кучка
чужаков, сидящих в своих замках и пытающихся навязать наше
правление огромному туземному населению, которое, кстати,
ненавидит нас ничуть не менее, чем прежде римлян, но...

-- Эту ненависть можно отчасти погасить, -- перебил
Атаульф. Он был моложе Гунегаса, чисто выбрит и довольно
симпатичен; его манеры были не столь примитивны. Он относился к
сувитам [Сува -- город и область в древней Сирии. ] и провел
свою юность заложником при дворе Восточного Рима. -- Они
исповедают православие, и если бы мы смогли заставить себя
отречься от арианства [Доктрина Ария (250-336), отрицающего,
что Иисус сродни Богу и утверждающего, что он лишь высшее из
существ. В 325 г. арианство признано Никейским собором ересью,
а пресвитер Арий отлучен от церкви.]...

-- Нет! -- Тяжелые челюсти Гунегаса захлопнулись с силой,
способной раскрошить более слабые, чем у него зубы. Его темные
глаза загорелись фанатизмом, присущим среди всех тевтонов
исключительно его расе. -- Никогда! Мы -- хозяева, а их удел
подчиняться нам! Мы знаем истину Ария, и коль жалкие африканцы
не в силах осознать свою ошибку, то необходимо указать им на
нее -- пусть с помощью факела, меча и дыбы! -- Глаза Гунегаса
снова потускнели и, с очередным шумным вздохом из глубины
своего брюха, он пошарил рукой в поисках Кувшина с вином.

-- Через сотню лет королевство вандалов сохранится лишь в
памяти потомков, -- предрек он. -- Ныне его держит воедино
только воля Гейзериха [Вождь вандалов и аланов (428-477),
прославился могуществом вандалов на море и созданием сев.-афр.
гос-ва с чертами раннефеодальной структуры.].

Хозяин этого имени рассмеялся, откинулся назад в резном
кресле черного дерева и вытянул перед собой мускулистые ноги.
То были ноги всадника, хотя их владелец давно сменил седло на
палубу боевой галеры. Он был королем народа, имя которого уже
служило эпитетом уничтожения, и обладал самым чудесным на этом
свете мозгом.

Рожденный на берегах Дуная и возмужавший на долгом отрезке
пути на запад, когда миграция народов смела римские укрепления,
он соединил с выкованной для него в Испании короной всю бурную
мудрость столетий, накопленную в войнах, возвышениях и падениях
народов. Его лихие конники втоптали копья римских правителей
Испании в прах. Когда вестготы и римляне соединили руки и
начали поглядывать на юг, лишь умысел Гейзериха бросил на юг
закаленных в боях гуннов Аттилы [(ок. 434-453) могуществ. царь,
объединивший под своей властью кочевой народ гуннов и др.
племена (остготов, герулов, аланов). В 451 г. во время похода
против Галлии потерпел поражение от войск Аэция. ], ощетинивших
пылающие горизонты мириадами своих пик. Теперь Аттила был мертв
и никто не знал, где лежат его кости и его сокровища,
охраняемые духами пяти сотен убитых рабов. Его имя гремело по
всему миру, но в те времена он был лишь одной из пешек,
бестрепетно движимых рукой короля вандалов.

Когда же вслед за аланами [кочевые иранские племена,
родственные сарматам. Отдельные орды аланов переправились в 429
г. вместе с королем вандалов Гейзерихом в Сев. Африку, где их
следы затерялись.] орды готтов двинулись через Пиренеи,
Гейзерих не ждал, чтобы его смяли превосходящие силы
противника. Многие все еще проклинали имя Бонифация,
попросившего Гейзериха помочь ему в борьбе с его соперником
Аэцием [Аэций Флавий (род. ок. 390) -- полководец, один из
последних защитников Западной Римской империи. В 451 г. на
Каталаунских полях во главе войска из германцев и аланов и при
поддержке вестготов одержал победу над предводителем гуннов
Аттилой.] и открывшего вандалам путь в Африку. Его примирение с
Римом слишком запоздало; тщетным оказалось и мужество, которым
он пытался снять с себя вину за содеянное. Бонифаций умер на
копье вандала, а на юге поднялось новое королевство. Теперь был
мертв и Аэций, а огромные боевые галеры вандалов двигались на
север, покачиваясь на волнах и погружая в них длинные весла,
поблескивающие серебряными бликами ночами, в свете звезд.

Слушая беседу своих капитанов в каюте ведущей галеры,
Гейзерих с мягкой улыбкой приглаживал непокорную пшеничную
бороду сильными пальцами. В его жилах не было и следа скифской
крови, отделявшей его народ от расы прочих тевтонов еще в те
давние времена, когда покрытые шрамами конники-степняки
отходили на запад перед наступающими сарматами, чтобы очутиться
среди народов, населяющих верхние истоки Эльбы. Гейзерих был
чистокровный германец среднего роста, с великолепными плечами,
грудью и массивной жилистой шеей; его тело бурлило избытком
жизненных сил в той же мере, как его широко открытые голубые
глаза отражали мыслительную мощь.

Он славился, как самый сильный мужчина на свете и был
пиратом -- первым из тевтонских морских разбойников, которых
прозвали позже викингами, но подвластной ему территорией были
не Балтийское или синее Северное моря, а залитое солнцем
средиземноморское побережье.

-- Воля Гейзериха, -- ухмыльнулся он в ответ на последние
слова Гунегаса, -- приказывает нам пить и пировать, ну а завтра
-- будь что будет.

-- Неужели? -- буркнул Гунегас с фамильярностью, все еще
бытующей среди варваров. -- Когда это ты полагался на
завтрашний день? Ты громоздишь заговор на заговор -- и не
только на завтра, но на тысячу дней вперед! Нечего притворяться
перед нами! Мы не римляне, чтобы принимать тебя за глупца --
коим оказался Бонифаций!

-- Аэций не был глупцом, -- пробормотал Тразамунд.

-- Но он мертв, а мы плывем в Рим, -- ответил Гунегас с
первой ноткой удовлетворения в голосе. -- Слава Богу, Аларик не
забрал себе всю добычу! И я рад, что в последний миг Аттила
упал духом -- тем больше добычи для нас.

-- Аттила вспомнил аланов, -- протянул Атаульф. -- Рим еще
кое в чем жив -- клянусь святыми, это странно. Даже когда
империя кажется полностью разрушенной, разодранной на части и
оскверненной -- в ней появляются новые ростки. Стилихо,
Феодосий, Аэций... как знать? Быть может, в эту минуту в Риме
спит человек, который свергнет всех нас.

Гунегас хмыкнул и постучал кулаком по залитой вином доске.

-- Рим мертв, как белая кобыла, павшая подо мной при
взятии Карфагена [Древний город-государство в Сев. Африке, у
современного Туниса. Основан финикийцами (9 в до н.э.),
полностью разрушен в результате Пунических войн с Римом в 146
г. до н.э. В дальнейшем был основан заново, продолжал
развиваться, превратился в город мирового значения.]. Нам нужно
лишь протянуть руки и очистить город от добра!

-- Был однажды великий полководец, одержимый той же
мыслью, -- сонно пробормотал Тразамунд. -- Он тоже был
карфагенянин, клянусь Господом! Я забыл его имя, но он бил
римлян как хотел. Коли, руби -- таков был его девиз!

-- Но он все-таки проиграл, -- заметил Гунегас. -- Иначе
он уничтожил бы Рим.

-- Вот именно! -- воскликнул Тразамунд.

-- Мы не карфагеняне! -- рассмеялся Гейзерих. И кто сказал
о разграблении Рима? Разве мы не плывем в имперский город,
отвечая на просьбу императрицы, которой досаждают завистливые
враги? А теперь убирайтесь все вон! Я хочу спать.

Дверь каюты закрылась, заставляя умолкнуть хмурые
пророчества Гунегаса, находчивые реплики Атаульфа и бормотанье
прочих. Гейзерих поднялся и подошел к столу, чтобы налить себе
последний бокал вина. Он шел хромая; копье франков поразило его
в ногу много лет назад.