Алексей БЕССОНОВ

ЧЕРНЫЙ ХРУСТАЛЬ

Сейчас, по прошествии множества лет, я начинаю понимать, что моя
странная история была заложена судьбой в тот туманный вечер, когда в дом
моего отца прискакал рослый седой вельможа в богатых одеждах... впрочем,
начиная вспоминать эти, очень давние события, следует обратиться к тем
дням, когда духовник нашей семьи в первый раз дал мне, еще ребенку,
книгу. Я хорошо помню - это был сборник поучительных историй, собранных
самим Омером; мне было четыре года, но старик считал, что я уже
достаточно развит для того, чтобы впитывать книжную премудрость. Он
оказался прав. Не прошло и двух лет, как я перечитал большинство книг,
имевшихся в библиотеке моей матери (в основном там находились
сентиментальные романы, в которых скучающая принцесса непременно
похищалась молодым, невыносимо глупым, но зато обязательно бедным и
белокурым князем, после чего они бежали за моря, где и жили среди
желтолицых дикарей, принимая от них королевские почести). К своим книгам
и свиткам отец меня не подпускал. Следует заметить, что отец хоть и
косвенно, но сыграл в моей судьбе важную, если не решающую, роль.

Он был аксаметом нашей провинции. Аксамет - чиновник небольшой,
птичка, в общем-то, невеличка, да только он, пожалуй, был рад и этому.
Отец происходил из очень древнего рода, но когда-то, за пять столетий до
моего рождения, один из моих предков позволил себе смелость обыграть в
кости какого-то там принца крови, и началась долгая опала, в результате
которой мы потеряли и земли, и деньги - в конце концов осталось только
имя. Отцу повезло: мальчишкой он попал на королевский корабль, сумел
как-то выдвинуться, а потом проявил себя в сражении на глазах у самого
принца Эмара. В том бою он потерял правую руку. Со службой было
покончено, но в качестве награды отец получил должность. За годы,
проведенные среди наших мелкотравчатых мудрецов, отец пристрастился к
книгам, причем читал он все подряд: от приключений южных кочевников до
философских трактатов двухсотлетней давности. Так или иначе, но книги
сделали его весьма образованным человеком, он разбирался в торговле,
свободно толковал о политике и мог даже поспорить с духовником на
философские темы. Когда мне исполнилось десять, отец понял, что солдата
из меня не получится - мать родила меня в четырнадцать, когда сама была
еще практически ребенком, и я рос хилым заморышем, совершенно, казалось,
не способным поднять меч. Я всегда чурался коней - и, как все знают, на
мостике фрегата я и сегодня чувствую себя гораздо лучше, чем в седле, да
и вообще, с книгой меня можно было увидеть куда чаще, чем, скажем, с
хлыстом и детской рапирой. Для отца я представлял сплошное
разочарование, но сдаваться он и не подумал. Он нанял лучшего в
провинции фехтовальщика, старого, вдоль и поперек изрезанного бретера, и
наказал ему гонять меня и днем и ночью. О, как я его ненавидел! Падая в
кровать, я давал себе слово бежать - завтра же... нет, сейчас же! А с
утра меня опять ждали пробежки, отжимания и до одури, до темноты в
глазах - выпады, уходы, отражения.

Са Камор, мой учитель, сделал невозможное - за те четыре года, что он
жил в нашем доме, из тощего отрока с громадными глазами я превратился в
не менее тощего, но уже невероятно подвижного длинноногого подростка,
способного жонглировать любым клинком от кинжала до тяжкой, как моя
доля, абордажной сабли. Впрочем, сам я предпочитал прямой меч в два
локтя длиной. Параллельно с Камором мной занимался наш духовник, брат
Сайен. Отец понимал, что с военной службой мне связываться все же не
стоит, и надеялся, что я смогу найти себе какое-нибудь возвышенное
занятие. Брат Сайен был личностью своеобразной. Развратник,
заглядывающий под каждую юбку, балагур и выпивоха, он был человеком
огромных познаний и редкого дара лекарем. Под его руководством я освоил
науку трав и камней, а чуть позже - некоторые аспекты того, что невежды
называют магией. По словам брата Сайена, у меня были очень сильные руки.

Все это, вместе взятое, и спасло меня в те черные дни, когда на нашу
старую империю ринулись орды варваров. Это теперь я понимаю, что так
называемые варвары давно превзошли нас и в науке и в искусствах, а
тогда-то мы, надутые, что бычьи пузыри, считали себя средоточием
мудрости - еще бы, наша история насчитывала столько столетий!

***

Итак, был туманный осенний вечер. Это был последний год перед
падением империи, и он многим запомнился холодным дождливым летом и
ранней осенью. Я сидел наверху в своей комнате, погруженный в какие-то
морские приключения, как вдруг за мной прибежала служанка.

- Вас требует батюшка, са, - скороговоркой сообщила она. - Срочно,
са.

- Иду, - отозвался я, захлопывая книгу.

Отца я нашел внизу, в гостиной, очень встревоженным и хмурым.

- У нас важный гость, - сказал он мне, не утруждая себя
предисловиями. - По-видимому, он болен, хотя и не хочет в этом
признаваться. Ты должен взять свои мази и настои и попытаться помочь
ему. Ренд проводит тебя.

Через пять минут старый конюх, державший перед собой два больших
подсвечника, провел меня в небольшую комнату в правом крыле дома,
которое считалось как бы вотчиной моего отца - без его приглашения туда
не заглядывала даже мать.

В комнате было жарко, даже, пожалуй, слишком. Тогда, конечно, я не
знал, что при лихорадке ю-ю человека мучает адский холод - в ту пору я
даже не слышал о такой болезни. На старой деревянной кровати,
придвинутой к полыхающему камину, лежал не старый, но уже седой мужчина
очень крупного телосложения. Он был настоящим гигантом: наверное, его
руки могли бы переломить боевое копье. Услышав скрип двери, мужчина
поднял веки, и я поразился нездешней голубизне его глаз - у нас на юге
такие глаза встречаются очень редко.

- Я сын хозяина, аксамета Маттера, - поспешно представился я. - Я
немного разбираюсь в травах... и попытаюсь помочь вам.

- Это бесполезно, - улыбнулся наш гость. - Разве что ты найдешь
что-нибудь обезболивающее. У меня болит живот.

- Да-да, конечно, - я раскрыл свой ящичек и после короткого раздумья
протянул больному небольшую склянку.

По его одежде, а это была хоть и потрепанная, но все же роскошная
одежда, становилось понятно, что наш гость занимает в обществе видное
место. В то же время во всем его облике чувствовалась некая, едва
уловимая, чужеродность: мне казалось, что этот вельможа много лет провел
в каких-то далеких, неведомых землях. Взяв мою склянку, он привстал,
чтобы выпить, и в этот момент из-под его спины на пол выпал какой-то
продолговатый темный предмет. Сперва я не обратил на него внимания.
Выпив зелье, вельможа обессиленно рухнул на подушки и глухо произнес:

- Я хотел бы попросить тебя посидеть со мной некоторое время. В
последние годы мне страшно засыпать одному. Потом ты пойдешь к себе...

Я удивился, как может быть страшно такому могучему, сильному
человеку. Тем временем наш гость начал похрапывать. Некоторое время я
сидел, не решаясь пошевелиться, а потом мой взгляд упал на тот самый
предмет, закатившийся под кровать. Стараясь производить как можно меньше
шума, я опустился на корточки и осторожно взял его в руки.

Это был плотный, обшитый кожей футляр с хорошо пригнанной крышкой.

Я еще не знал, что в нем; я совершенно не ощущал магическую
событийную силу, скрытую под слоем кожи и картона, но меня тянуло к
нему. И, еще раз посмотрев на спящего вельможу, я снял крышку. В руки
мне выпал свиток. Он был стар. Я не мог сказать, в какую эпоху он был
написан - повторяю, он был очень стар, и кроме того, свиток был не
бумажным, нет, это был какой-то странный материал, не шершавый и не
гладкий, матово-желтый, и буквы, знакомые мне, но в то же время какие-то
чужие, были словно бы вырезаны в его плоти. Да, в плоти - как я сейчас
помню, был момент, когда странный свиток показался мне почти живым. Они
были вырезаны - очень, правда, неглубоко, - и все-таки текст был
рукописным! Вероятно, наших провинциальных мудрецов этот парадокс свел
бы с ума. Для меня это не имело особого значения: я стал читать.

Некоторые слова были мне понятны, до смысла других я доходил со
второго, а то и третьего раза, но все равно, закончив чтение, а
манускрипт был не велик по объему, я практически ничего не понял. Речь
шла об управлении какими-то энергиями, о перерождении некоей
таинственной "гравитации" и о силе звезд, меняющейся по воле тех, кто
обладает магической "сферой Мегатериума". Еще там говорилось о том, что
эта сфера ни в коем случае не должна соединиться с какой-то короной,
утерянной кем-то за много тысячелетий до того, как в наш мир пришел
первый человек. Текст этот обрывался посреди предложения - наверное,
остальное находилось на другом свитке, который отсутствовал. Впрочем,
для меня это не имело никакого значения. Недоуменно пожав плечами, я
закрыл футляр и незаметно засунул его под бок спящего.

Вельможа ускакал рано утром, когда я еще спал, и много лет я не
вспоминал о том странном свитке, что покоился в футляре, обшитом желтой
кожей...

Часть первая
ВЕТЕР С МОРЯ...

Глава 1

С рассветом третьего дня я понял, что обречен. Варварские легионы
полукругом шли по острову, сметая на своем пути остатки имперских войск,