Андрей Земляной

Успеть до радуги

(Странник - 2)

Всем моим друзьям, а врагам в особенности, посвящаю.

Я стоял, тупо глядя на высокого статного офицера в белоснежной форме, поделенного на квадратики не то сеткой, не то решеткой. Его лицо, выбритое так, что лоснилось в свете рожков бра, кого-то отдаленно мне напоминало, но кого именно, как-то не вспоминалось. Я сдвинулся немного в сторону и с удивлением отметил синхронность движения стоявшего напротив. И тут же ощутил противную стоячесть воротничка и жесткие углы парадного кителя. Со мной такое бывало. Я часто мог ощутить то, что чувствовал человек, которого я вижу, мог почувствовать его буквально руками. Но здесь было другое. Я отогнал от себя мысль, которая упрямо пробивалась через все "не может быть" и "не бывает", и медленно поднял руку, наблюдая, как незнакомец напротив повторяет мое движение. И тут вместо тепла чужой руки моя рука встретила прохладное стекло. Странно, но эта прохлада заставила меня отдернуть руку, как от удара током.

Я зажмурился. Открыл глаза. Ничего не изменилось. Я снова поднял руку. Она двигалась, словно ватная. Было полное ощущение, что я напялил на себя чужое тело вместе с одеждой. А одежда...

Не могу про себя сказать, что знаю абсолютно все виды форм и мундиров военных и военизированных подразделений, но одно я мог сказать точно. Это была не форма какой-нибудь неизвестной мне Мухосранской Национальной Гвардии. Отсутствовали характерная для этих армий аляповатость мундира и огромное количество разных медалек и побрякушек за различные "героические" деяния типа орденов "Три дня без запоя" или "Сифилис - десятый заход".

Треугольные удлиненные погоны бледно-голубого цвета, заползающие острием на рукава, и на них большая серебристая эмблема: двойной ромб. На голове странная комбинация из пилотки и фуражки. Пилотка с козырьком или, скорее, фуражка пирожком. Безвестный творец шапки-ушанки - просто Пьер Карден перед автором этого кошмара. Я провел рукой по материалу и посмотрел вниз. Потрогал рукой. Сапоги, видимо, из пластика, но уж не из кожи точно. Короткие шнурованные сапоги светло-коричневого цвета. Если б не материал, то сапоги как сапоги. Я вновь вернулся к осмотру кителя. Многочисленные знаки различия говорили о развитой иерархии. В общем, это была простая, в меру практичная форма нормальной крупной армии абсолютно неизвестного мне крупного государства. Вот так. Да и черт с ней, с формой. А лицо... Лицо-то свое я где потерял?

Я вновь поднял руку и внимательно ощупал то, что теперь было моим лицом. Не было ни малейших следов шрамов или пластических швов. Нет даже подкожных уплотнений. Если была пластическая операция, то я где-то потерял весьма приличный кусок своей жизни. Вот блин...

Похоже, у меня случилось тривиальное выпадение памяти вследствие медикаментозного или травматического шока. Но, кстати о голове, - я потрогал голову - похоже, она была в полном порядке, хотя и побаливала. Почему-то формы я помню, а вот собственную внешность, видимо, все-таки подзабыл. Какая-то странная форма шока! Я сфокусировал взгляд на своих руках, быстро ощупал языком полость рта и тут понял - все это было НЕ МОИМ!

Голова перебирала различные объяснения происходящего, но все они не выдерживали серьезной критики. Пожалуй, самой удачной мыслью было наведение искусственной реальности. Вот только такой аппаратуры не то что у американцев, даже у нас пока не было.

Последнее, что я помню из прошлой жизни - это мой невнятный попутчик и невероятный перстень. И все. Дальше - только черный коридор, упиравшийся в этот вот клозет...

Ладно, ковыряться все равно особенно не в чем, хотя...

Я сунул руки в карманы и по очереди вывернул их вместе с содержимым. Рассматривая кучу барахла на полу, я почувствовал, как отвратительно пересыхает в горле.

Плохо не то, что в моих карманах были предметы абсолютно неясного мне назначения. Я не понимал ни буквы из написанного на них. Скажите, сколько языков вы знаете? Один? Два? Десять? Держу пари, что даже если один, вы всегда сумеете опознать хотя бы шрифт письма. Их вообще-то немного. Я хорошо знал восемь языков и мог объясниться еще на шестнадцати. Но тут был текст, написанный абсолютно незнакомыми мне знаками. Я выудил из груды вещей жесткую металлическую карточку размером с ладонь, на которой были какие-то вдавленные точки и полоски явно кодового назначения. Причем одна эта карточка служила, видимо, ключом от многих дверей с различными системами распознавания. Еще здесь были кусочек ткани вроде носового платка, но с красиво вышитыми по всему полю крылатыми чудищами, нечто вроде зажигалки, этакая блестящая штучка с кнопочкой, и несколько неидентифицируемых предметов, вообще не на что не похожих. Например, простой цилиндрик из полупрозрачного материала с контактной группой на торцевой части...

Но окончательно меня добил предмет из кобуры на поясе. Насколько я понял из беглого осмотра, это была достаточно странная комбинация револьвера и магазинного пистолета. Вот тут я совершенно точно мог сказать, что такого пистолета ни одна армия мира на вооружении не имела. Правда, спусковой крючок наличествовал на своем обычном месте. Но в общем, как говорил один из моих учителей, "незнакомое оружие - это оружие наполовину", и я с некоторым трудом затолкал его обратно, оставив более детальное знакомство на потом.

Все было из рук вон плохо. Я торчал у зеркала в туалете, который находился черт знает где, и в любой момент сюда мог зайти абориген и сказать на своем замбизяйском языке: "Эй, привет!" А что я ему отвечу? Даже повторив его слова с магнитофонной точностью, я имел почти стопроцентную гарантию проблем.

Кстати, о возможности влипнуть. Занятый собой, я только сейчас заметил, что пол время от времени как-то странно подрагивает, отзываясь покачиванием светильников.

Я прижался ухом к стене. Сомнений быть не могло. Здание бомбили. Прислушавшись повнимательнее, я сделал еще одну поправку. По тому, как гулко и протяжно ухали разрывы, стало ясно: сижу я в бомбоубежище или бункере. И взялись за него, видимо, на совесть. Тут как раз садануло так близко, что у меня на мгновение потемнело в глазах от низкочастотного удара. Я инстинктивно отдернул голову от прохладного кафеля стены и отошел в сторону.

Надо было принимать решение. И хотя оставаться здесь было опасно, снаружи тоже никто пряников не обещал. Я уже сделал несколько шагов в сторону двери, как почувствовал нечто надвигавшееся сзади.

Сработала доведенная до состояния безусловных рефлексов многолетняя выучка. Преодолевая сопротивление чужого тела, я прыгнул в сторону и ушел под прикрытие опорной балки, выглядевшей, как торчавший из стены кусок старой перегородки. Уже в прыжке, довернув голову в сторону неведомой опасности, я увидел, как медленно, черными трещинами вспухает стена. Ее куски неторопливо двигались в мою сторону.

Я плыл в легкой зеленой воде, полной светлых, искристых пузырьков. И мягкое движение этой воды было невыносимо приятно. Она ласкала все мое тело, двигаясь неслышными струями от головы к ногам. И звуки были словно серебряные колокольчики на ветру. Один из колокольчиков был так близко, что мне захотелось потрогать его руками, такой он был славный. Но вдруг что-то забухало и зашумело, и все пропало. И вода, и колокольчики... Я подумал, что спугнул их, и с этими сожалениями заскользил в липкую черную трясину, пока не провалился совсем.

Неудобство. Что-то мешало лежать в черном безмолвии. Я рассердился так, как сердился очень редко. И решил наказать того, кто мешал мне отдыхать. Черный туман полетел клочьями. Свет сначала робко, как через плотную черную ткань, а затем все ярче и ярче стал пробиваться откуда-то сверху. Титаническим усилием я открыл глаза.

Склянки, банки, куча приборов, зеленые занавесочки. И мое несчастное тело в коконе из поводков и трубочек от меня до всех этих баночек и приборов. Спасибо хоть к занавескам не подключили... Скосив глаза вправо, я увидел полуоткрытую дверь. И стал свидетелем того, как оголтелая банда, иначе не назовешь, женщин в серых комбинезонах влетела в палату. Часть из них стала совершать какие-то манипуляции с приборами, а другие выкатили из-за ширмы, которую я ошибочно принял за стену, агрегат на колесиках и что-то лихорадочно стали там накручивать.

Этот праздник жизни продолжался, пока кто-то из дамочек не наткнулся глазами на мой осмысленный взгляд. Что тут началось, вообще передать невозможно. Это было больше всего похоже на поиски крысы в женском колледже. Они галдели, размахивая руками, как ветряки, пока в комнату не вошла молодая и очень красивая белокурая женщина в глянцевом темно-синем комбинезоне. Мгновенно все стихло. Она что-то негромко сказала; и весь этот птичий двор буквально вынесло прочь из палаты.

Она подошла. Я заметил, как мягко и ритмично она ходит, словно внутри у нее постоянно звучала музыка. Затем она что-то сказала. Вдруг я понял, откуда в моей голове звучали колокольчики. Голос ее был словно переливы серебра. Мягкий, певучий и легкий, будто лесной родничок. И еще глаза, удивительные изумрудные глаза с красивым миндалевидным разрезом... Потом она неожиданно мягко улыбнулась и вновь что-то сказала. Лицо ее было так близко, что я неожиданно для себя захотел его коснуться. Но опутанная медицинскими системами рука не хотела повиноваться. Продолжая смотреть ей в глаза, я начал собирать силы, концентрируя их сначала в кончиках пальцев, а затем разгоняя вверх. Раскаленные добела огоньки побежали вверх от ладони к плечу, и дряблые, словно гнилые мышцы стали потихоньку наливаться сталью. Рука горела, словно ее опустили в кипяток. Медленно, по миллиметру она начала двигаться, удерживающие ее ремни натянулись. С дробным, скрипучим хрустом пластик лопнул, и высвобожденная рука поднялась к ее круглым от удивления глазам и осторожно коснулась бархатистой кожи щеки.

Так начался второй акт моего пребывания в этом мире.

Нет худа без добра.

Травмы, которые я получил при взрыве фугаса, в какой-то степени делали объяснимыми мою амнезию. И незнание языка и всего того, что наполняло их мир. Я познавал его с чистого листа, как младенец, и Рат Са помогала мне в этом. Она была начальником госпиталя и по совместительству занимала пост главного специалиста по реабилитационным мероприятиям. И, надо сказать, благодаря этому или чему-то другому поправлялся я довольно быстро. Так же неплохо дело обстояло и с языком. Сказать по правде, если бы не мои ночные бдения, поправлялся бы я куда быстрее. Но язык - всему голова. И по ночам я продирался через их четырнадцать форм времен и зависимые глагольные корни, как носорог, не забывая при этом о произношении и акцентах.

Я, кажется, сказал, что главное язык? Было еще кое-что. География, геология, геополитика, история, современное состояние науки и техники, все аспекты биологии. Политика, правительственные и военные организации, структура армии, разведки и контрразведки, транспорт и связь. Я что-то упустил? Ах да, конечно, разнообразные мелочи типа быта, обычаев и общественного устройства.

И еще о бдениях. Ребенок познает мир многие годы. У меня, к сожалению, столько времени не было. А сколько было, я просто не знал. Все было бы очень печально, не будь в этом мире Сети. Ночью, когда я мог добраться до терминала, не боясь быть застигнутым врасплох, я, как голодный волк, рыскал по всему ее пространству в поисках информации. Меня интересовало буквально все. И это "все" я получал в таких объемах, что наутро моя голова гудела как перегруженный трансформатор, пытаясь переварить этот винегрет. Хорошо, что мозги, где теперь проживал мой разум, обладали весьма высокими операционными возможностями. Я не раз и не два возносил хвалу местным богам за то, что не оказался, например, в шкуре местного идиота или в каком ни будь разумном кактусе. Совершенно ясно, что в таком случае большая часть моей личности была бы безвозвратно потеряна. Не знаю как у других, а у меня очень многое связано с психомоторикой. И окажись местное население шестируким или трехногим, боюсь, я потратил бы большую часть своей новой жизни только на адаптацию. Если бы вообще смог выжить. Но, видимо, перемещение моего разума на новое место прошло все же не слишком гладко. Постоянные головные боли и странного вида сыпь, которая появлялась и исчезала буквально в считанные минуты, и еще целая куча проблем с координацией движений...

К счастью, аборигены были двурукими, двуногими и пятипалыми. Вообще мое новое тело незначительно отличалось от старого. Парень, койку которого я занял, был при жизни рыхловат, хотя и моложе меня лет на двадцать. В остальном мы были на редкость похожи. Он был примерно на четыре пальца выше, у него был подобный цвет волос. Сложнее всего оказалось привыкнуть к иным, чем у меня, пропорциям тела. Его руки были чуть короче, а ноги немного длиннее. Другая проблема заключалась в том, что пролежавшее, оказывается, около трех месяцев в коме его - наше - мое тело было в совершенно ужасном состоянии. Я двигался как столетний дед, подволакивая ноги и раскачиваясь при ходьбе, словно ветка на ветру, постоянно поддерживаемый под руку медсестрой.

Настоящий сюрприз поджидал меня, когда я как-то ночью приковылял к раскрытому окну глотнуть свежего воздуха. Небо, обычно затянутое плотной пеленой, неожиданно раскрылось. В разрыве облаков что-то неожиданно засияло таким ярким светом, что я невольно зажмурился. Снова открыв глаза, я увидел такую невероятную россыпь огней, словно в небе вырос огромный город. Я не сразу понял, что это всего лишь звезды. У меня на родине небо было тоже не беззвездным. Но моя родная планета находилась на краю галактики, и бело-голубые точечки звезд были весьма скромным украшением нашего небосвода. Здесь все было совсем по-другому. Стало понятно и практически полное отсутствие ночной темноты, и странный, переливчатый, словно отливающий жемчугом цвет неба. Звезды, огромные, как мячики, и маленькие, будто булавочные головки, сияли яркими разноцветными огнями так низко, что, казалось, их можно достать рукой, только протяни...

Меня теперь зовут Ша Гранг. Калтор Ша Гранг иррисант Каррох. То есть в доступном варианте - майор де Гранг из рода Каррох. Был я, оказывается, отпрыском весьма почтенной семьи, отдавшей восемнадцать поколений Императорскому Флоту. Правда, за многочисленные грехи я стал в некотором роде изгоем, так как по своей воле ушел из Флота в только что создающиеся десантные части авиации и вообще нашалил целый короб.

И конечно, самые занятные новости о "себе" я узнал из газет во время одной из моих ночных прогулок по Сети. Ушедший был, оказывается, не просто командиром отдельного подразделения воздушно-десантных войск. Как я бы сказал, своего рода части специального назначения. До того за ним, а теперь, стало быть, за мной числились различные подвиги и героические деяния. О них стоит поведать.

Вот показательный эпизод. Соблазнение юной жены ти алго Кахи. В ходе последовавшей за этим инцидентом безобразной сцены в офицерском казино рогатый генерал попытался ударить Ша Гранга кортиком, но промахнулся и попал в распределительный электрощит. Безутешная вдова генерала прямо с церемонии погребения удалилась на один из модных курортов тосковать о безвременно погибшем муже. А Ша Гранга уже поджидала другая история. На сей раз это была сестра одного из крупных промышленников, с которой он поддерживал далеко не братские отношения. Впрочем, подобное было вполне в рамках их морали, если только не выплескивалось на общественное обозрение. Рыженькая Ли А, находясь в комфортабельном номере одной из гостиниц Столицы, как раз непринужденно обсуждала с молодым офицером вопросы подготовки сержантского состава, когда туда зашел ее брат, почему-то с ружьем крупного калибра. Вероятно, хотел получить консультацию специалиста. Но оружие почему-то взорвалось в руках у промышленника. И оставил он на память о себе роскошный склеп и еще одну безутешную миллионершу. Потом было еще много подобных происшествий, но результат был всегда один. Назойливые мужья, отцы, братья, любовники и просто бескорыстные радетели за поруганную честь невинных девушек самым непостижимым образом получали увечья или погибали в ходе попыток восстановления этой самой чести. В общем, та еще репутация. За что, по официальной версии, "я" был отлучен от семьи, лишен родовых регалий и наследства.

Дворянство у Ша Гранга, впрочем, никто не отнимал, ибо майорские погоны давали потомственное дворянство Ipso facto. Во всяком случае, мне не грозило посещение родственников и просмотр семейных фотографий. Женой и детьми я, кстати, тоже не обзавелся. Правда, имела место быть некая невеста... Кто она, я не имел понятия.

К началу войны Ша Гранг был ти ардан (капитан-лейтенант) на одном из крейсеров Его Императорского Величества Военно-морского флота. По официальной версии, в ходе бессмысленного морского десанта на побережье Игинцар, когда его роту бросили подыхать на безнадежном плацдарме, он с горсткой солдат и сержантов пробился из двойного кольца окружения со станковым гранатометом наперевес, оставляя за собой горы трупов. При награждении участников десанта в штабе морской пехоты случилась безобразная сцена.

Он пришел туда... Пришел в штурмовом снаряжении, пахнущем гарью и кровью, и в сопровождении солдат, которые отныне верили только ему. Для начала он набил морду начальнику штаба и адмиралу, отдавшему приказ о десанте. А потом, под оркестр и телекамеры, похоронил ящик с наградами на городском кладбище...

Естественно, властям такой офицер был неудобен. Слишком уж он отличался от официально-парадного портрета, рисуемого пропагандой. Но война не тетка, и его направили с повышением на самый гнусный пост, который только смогли отыскать. А конкретнее, не успели стихнуть фанфары в честь его возвращения и погаснуть телесофиты, как свежеиспеченный майор оказался командиром бригады, сформированной из всяческого мусора. Его подопечные были в основном те, кто успел добраться до призывного пункта раньше, чем до них добралась Мисс Правосудие и смогла дотянуться Мадам Юстиция. За относительно короткое время он сумел превратить толпу голодранцев в первоклассное подразделение. Несмотря на высокую боевую эффективность, писали о нем очень мало. Хотя время от времени кое-какие заметки все-таки появлялись. Ну вот, например. Внизу полосы, мелким шрифтом: там-то и там-то была проведена войсковая операция с участием таких, сяких и 472-й дассы воздушной пехоты. Просто и без изысков.

Посмотрев на дату последней заметки, я грустно вздохнул. Больше из этого источника ничего не выудишь. Ровно через семь дней после этого события разум майора Ша Гранга расстался с грешным телом, а я занял его место. Где сейчас мечется его любвеобильный и воинственный дух?

Почти всегда моей постоянной спутницей в прогулках по обширному госпитальному парку и примыкающему лесу была медсестра. Звали ее Эрна. Это была веселая и немного застенчивая девушка. Ее почти медно-красного цвета кожа и смарагдовые глаза в сочетании с рыжими волосами и телом, тугим и тонким, словно тетива лука, делали ее совершенно неотразимой. Она ходила ломкой порывистой походкой, и все ее движения напоминали огонь на ветру. Ее язык был острым, как бритва. Она называла меня Риди, что на местном языке означало "потерянный" или "забытый в суматохе". Во время наших променадов она рассказывала о своей жизни на ферме, о том, как поступала в медицинский колледж, и о своем женихе, враче одного из военно-полевых госпиталей. В ее рассказах доставалось всем. Знакомые, друзья и коллеги с ее слов напоминали альбом с шаржами. Дружескими и не очень. Единственно, о ком она говорила серьезно и с большим уважением, так это о своем отце, который, как я понял, занимал видное место в администрации Императора. Сама же Эрна была раскованной только на словах, и этим резко отличалась от всех остальных. Другие врачи и медсестры вполне открыто уединялись со всеми, кто их интересовал в плане сексуального партнерства, причем без каких бы то ни было выяснений отношений. Просто каждый спал, с кем ему нравится, и все. Но Эрна почему-то не делала этого. Или делала... но так тихо, что я об этом ничего не знал.

Была одна странность, которую я заметил, как только смог смотреть по сторонам достаточно внимательно. Это пара санитаров, которые постоянно крутились возле Эрны. Всегда разные, но всегда не меньше двух. Иногда ей удавалось от них слинять. Это сразу было видно по тому, как горели ярким румянцем ее щечки и сбивалось дыхание, а так же по тому, что она начинала вести себя гораздо свободнее. Но продолжалось это недолго. Выждав почтительную паузу в несколько минут, охранники, а точнее, их звуки и неповторимый запах оружейной смазки, появлялись рядом...

Как-то при мне глухо упомянули о близком родстве Эрны с начальницей госпиталя и о нескольких скандалах в Столице с ее участием. Причина, конечно, достаточная для того, чтобы убрать девушку подальше. Но чтобы в этом "подальше" приставлять к ней такую плотную охрану... В принципе мне было глубоко начхать, есть там у нее охрана или нет. Они не мешали мне жить. И вообще вели себя исключительно тихо. Поэтому я выбросил эту заботу из головы. Тем более что проблемы, причем совершенно неожиданного свойства, у меня все-таки были.

Постепенно я начал двигаться самостоятельно и, как только позволяли обстоятельства, уходил в дальний угол госпитального парка, туда, где ограда была чисто символической. Преодолев это хлипкое препятствие, я оказывался в самом настоящем лесу. Там, вдали от всех, я истязал свое тело тренировками, восстанавливая ту физическую форму, к которой привык. Поляна, которую я присмотрел, находилась прямо у подножия шумного водопада. Почти точно в центре поляны стоял красивый черный валун метров двух высотой с надписью на неизвестном языке. Эта глыба придавала ей вид древнего капища. Именно там мое новое тело знакомилось с неизвестными ему тонкостями Движения. Тут-то меня и поджидал главный сюрприз этого мира. Во время тренировок тупая головная боль, так изматывающая меня, уходила, оставляя взамен себя тихую звенящую пустоту. И пустота эта завершала каждое мое движение невероятным выбросом энергии.

В искусстве боя я уже давно не был учеником. Но того, что у меня теперь получалось, я думаю, не мог даже мой Учитель. Очень часто мне приходилось собирать все мое умение, чтобы просто контролировать происходящее. Иногда у меня появлялось ощущение, что я лечу на огромной скорости через плотный лес на мотоцикле и не могу остановиться. Поначалу приходилось следить за каждым движением, чтобы не разрушать все, к чему я просто прикасался. Но постепенно я осознал, что могу управлять этой силой. Все оказалось до обидного просто. Чем старше становилось мое прежнее тело, тем больше я полагался не на мышцы, а на энергетику, компенсируя таким образом старение организма. А в этом мире энергии было столько, что использовать ее можно было только крохотной струйкой. Вот только была одна проблема. Вам никогда не приходилось видеть, как вода течет через маленькое отверстие в основании высокой плотины? Эта тонкая струйка способна резать металлический лист словно бумагу. В общем даже очень мало - это все равно было слишком.

Происходило так, вероятно, потому, что место, в котором я оказался, находилось практически в центре звездного скопления. И количество жизненной и прочей энергий было поистине огромным. Местные жители, выросшие под этим прессом, имели энергосистему, похожую на гидростанцию. Они могли использовать сотые доли процента энергии и при этом не перегорать, как бытовая лампочка в высоковольтной сети. Именно это и произошло бы со мной, окажись я здесь в своем старом теле. Ведь в отличие от аборигенов, мою энергосистему можно было бы сравнить с парусами для тихого ветра. Но то, что произошло, было редкостной удачей лично для меня: в мощную и приспособленную для местной нагрузки шкуру вставили мозг, умеющий накапливать большие запасы из ничего, и знающий, как их использовать.

Я старался максимально полно освоить неожиданный дар. Сначала пытался проделывать то, что уже умел, но на новом уровне, а затем на этой основе открывал для себя совершенно новые вещи.

Многое из того, о чем я читал или слышал, у меня не получалось. Кое-что из того, что я делал, не было описано нигде. Но я с радостью осваивал этот новый для себя мир. В свое время мне пришлось перелопатить большое количество оккультной и околомагической литературы. В попытках отделить зерна от плевел я даже ходил на консультации к ребятам из отдела "М-9", которые занимались всем этим. Но тогдашние мои выводы никак нельзя было назвать утешительными. В лучшем случае, если человек не был шарлатаном, он накапливал в себе или в подвластных ему структурах - камнях, металлах или ноосфере - какое-то количество энергии, которое затем использовал. Бойцы в основном работали с собой, остальные - со стихиями. Все остальное было скорее из области психиатрии, престидижитации или откровенного шарлатанства.

Столкнувшись с энергопотоками, на много порядков превосходящими все, что я мог встретить у себя дома, я взглянул на эту проблему под совсем другим углом.

Те рецепты, которые я тогда забраковал ввиду их полной, как мне тогда казалось, бредовости, здесь работали! Непонятно только откуда эта информация появилась в нашем мире. И еще я заметил, что в моменты наивысшего накала духа, например, в некоторых боевых режимах или просто в ярости, я делал то, о чем никогда не мог читать или знать. Возможно, таким образом происходил качественный синтез старой информации и нового знания. В общем, скучать не приходилось.

Четыре, иногда пять часов интенсивных занятий, и я возвращался в госпиталь, вполне натурально шаркая ногами и вызывая приступ жалости даже у видавших виды медсестер.

Время шло, и я перестал задумываться о странном повороте галактической рулетки, забросившей меня на эту планету. Тем более что здесь мне нравилось куда больше, чем дома.

Мой новый мир размером примерно с мою родину, но несколько больше. Вращался вокруг звезды класса "Голубой гигант". Аборигены назвали его Алонис. Здесь тоже не очень много суши, а воды значительно больше. Четыре материка и три крупных материковых острова. Климат - в основном тропики и субтропики. На экваторе очень жарко, а полюса умеренно холодные, с частичными зонами ледников. По всей планете много лесов и озер. День и ночь чуть короче, чем на Земле, а вот год длиннее из-за более высокой по отношению к местному солнцу орбиты.

Огромное количество природных ископаемых в основном рудного типа составляет главное богатство Алонис. Ртуть, золото, ванадий, германий, ниобий и многое другое, что на моей родине относится к классу редкоземельных, тяжелых или драгоценных металлов, здесь в порядке вещей. А вот нефть, уголь и вообще углеводороды - напротив, редкость. Но это, кстати, пошло только на пользу. Миниатюрные ленточные, точечные и прочие реакторы заменили все эти вонючие двигатели внутреннего сгорания.

В плане развития техники все было почти как у нас, за исключением того, что мы только-только подошли к решению проблемы гравитации, а здесь легкие аппараты на антиграв-подушках были в порядке вещей. Правда, стоили они баснословно дорого. Компьютеры, впрочем, были исключительно аналоговые. Еще были несущественные отличия в технологии производства пластмасс, да и то в силу небольшого количества природных источников сырья.

В общем, мир как мир. Политическая карта давно устоялась и до сих пор не перекраивалась. Шестьдесят пять государств, из которых три по-настоящему большие, а остальные калибром поменьше. И еще, война. Видимо, как и во всех мирах... Арлинг Аа, один из материковых островов, затеял войну против Киит ратс, одной из трех супердержав. И затеял, надо сказать, вполне успешно, так как фронт быстро передвинулся из равнинной части в глубь континента. Теперь война угрожала и остальным странам. Но они, естественно, не спешили ввязываться, надеясь выгадать наиболее благоприятный момент для вступления в конфликт. И вообще с точки зрения геополитики эта война была не совсем логична. У небольшого островного государства в принципе не было никаких шансов удержать завоеванную землю. Даже если представить себе, что маленькое и не очень богатое государство чудом победит в войне, неужели остальные сверхдержавы позволят ей воспользоваться всеми сырьевыми богатствами завоеванных территорий?

Странностей у этой войны было многовато. Жители Алонис вообще на редкость не воинственны. А люди страны, в которую я попал, отличались крайне миролюбивым характером даже на этом благостном фоне. Военные конфликты были огромной редкостью. Например, предыдущая война была лет триста тому назад. Причина тому - прежде всего достаточно низкая плодовитость местного населения. Несмотря на историю более чем в 20000 лет, население планеты едва-едва перевалило за три миллиарда. При этом женщин на планете было больше шестидесяти процентов. Следствие - полигамия как норма. Кроме этого, в условиях почти повсеместных субтропиков земля могла прокормить и в десять раз большее население, а природные ископаемые освоены всего процентов на десять. Каждая из стран имела нечто такое, что позволяло ей успешно обмениваться с другими. Короче, экономической основы у этой войны не было. А раз так, то и войны быть не могло. Однако ж война шла. Значит, я эту экономическую основу где-то прозевал...

Моя новая родина первое время терпела поражение за поражением, несмотря на огромные людские и промышленные ресурсы и некоторое превосходство в вооружении. На момент начала войны у нее не было даже приличной армии. Был военный флот для защиты от контрабандистов, какие-то военизированные полицейские части, пограничная охрана и "Имперская безопасность". Именно они приняли первый удар экспедиционного корпуса арлингов. Жители перенаселенного материкового острова Арлинг, ставшие почти поголовно под ружье, с невиданной доселе для этого мира жестокостью принялись уничтожать все, что встречалось на их пути. А Киит ратс, не умеющие воевать и не имеющие в крови инстинкта охотника, гибли сотнями и тысячами. Но со временем бойня, длившаяся уже два с половиной года, научила этих людей сражаться. Недаром говорится, что лучшая академия для солдата - это война. Фронт начал понемногу стабилизироваться. Если Киит ратс продержатся еще немного, то превосходство в ресурсах скажется. И тогда война покатится в обратную сторону. Но по моим прикидкам минимум пара лет тяжелейших позиционных боев обеим сторонам была гарантирована.

Нашего госпиталя, находившегося в горах на границе с еще одной страной, Истанди, война касалась лишь косвенно. Сюда не доносилась канонада орудий и рев моторов боевых машин. Но периодически приходил транспорт, из которого выгружали то, что еще недавно было крепкими и здоровыми мужчинами и женщинами. И сколько бы я не видел подобных картин и в своей прошлой жизни, все равно привыкнуть к этому так и не смог. А в госпитале, похоже, работали не врачи, а боги. Как иначе объяснить то, что из кровавых обрубков, которые попадали им в руки, за пару месяцев, а в особо сложных случаях за год, они собирали здоровых людей? Это и в самом деле было похоже на чудо. Помню, в палате напротив жил танкист, у которого нижняя часть тела просто сгорела. Его привезли в специальном контейнере, который заменял ему почти все органы. Так вот, недавно этого парня свинтила военная полиция за жуткий дебош в местном бардаке...

Несмотря на то, что медицина почти стопроцентно возвращала людей в строй, здоровье "родившихся заново" было очень часто только внешним. Люди, испытавшие шок и боль смерти, примерно в трети случаев были неспособны к активной жизни. На все отпущенные им судьбой годы они оставались тихими задумчивыми старичками. Поэтому никто не удивлялся ни моим долгим прогулкам, ни другим странностям. В остальном мое выздоровление проходило нормально.

Как-то вечером ко мне зашла Эрна и, немного запинаясь, храбро объявила мне, что сегодня она возьмет на себя такую ответственную процедуру, как мое вечернее омовение... Хорошо, что в госпитале прекрасная звукоизоляция. В порыве страсти Эрна стонала так громко, что я всерьез испугался за свой слух.

На следующее утро я встал необычно поздно. Быстро принял душ, посмотрел на часы и решил, что еще вполне можно прошвырнуться на кухню за завтраком.

В легкой накидке - дхати больничного покроя, выскочил в коридор и пошел на первый этаж, где находился кухонный блок, не забывая при этом прихрамывать и подволакивать ногу. Проходя мимо холла, я немного притормозил, увидев на экране выпуск новостей. Давали последние известия и фронтовую хронику. В общем, ничего интересного, если б не сюжет, в котором показали пленных арлингов. Шесть человек в темных серо-коричневых пятнистых комбинезонах стояли плотной группой под охраной конвоя. На фоне видны были несколько сожженных домов и прокопченный гусеничный рейдер. Неожиданно камера взяла крупным планом лицо и глаза одного из пленных. От неожиданности я застыл как вкопанный. Я знал этот взгляд. Холодный и уверенный взгляд профессионального наемника и солдата, провоевавшего всю свою жизнь. Откуда здесь могли взяться профессионалы? Это был еще один вопрос, который мне некому было задать.

С грустными мыслями я продолжил свой путь по больничному коридору и уже подходил к столовой, как мне навстречу из бокового прохода вышла улыбающаяся Эрна под руку с каким-то парнем в форме офицера-связиста. Я было подумал, что это ее жених, но даже в их бардачной армии врачи не носили чужих знаков различия.

Увидев меня, Эрна засветилась еще больше. Она подскочила ко мне, взяла за руку и буквально подтащила к этому парню.

- Риди, познакомься, это мой брат Ластор!

- Ты не говорила, что у тебя есть брат...

Я коснулся ладони Ластора в традиционном приветствии. Рука у него была сухая, плотная и шероховатая.

- Он мне брат только по отцу. У нас были разные мамы.

- Калтор, как вы ее терпите? У Эрны с детства отвратительный характер и привычка придумывать различные прозвища. Меня, например, она называла Хасто (щепка).

Ластор был первый, кто произнес вслух при мне мое звание, и почему-то мне это было приятно. Хотя в остальном все было ясно как день. Вопрос заключался только в том, работает ли Эрна целиком и полностью на контрразведку, или совмещает приятное с полезным.

- Ну, так уж и терпеть, - улыбнулся я. - Можно подарить ей эхо, чтоб не зазнавалась.

- Это как это? - Эрна подозрительно нахмурилась.

- Ну, например, называть тебя Арк на (крикливая)

Эрна покраснела и, опустив голову, как-то исподлобья виновато посмотрела на брата. В ответ он ласково погладил ее по щеке, усмехнулся и произнес:

- Ладно, ладно. Зато теперь я знаю, что и на твой острый язык нашелся камешек.

Вдруг Эрна схватила брелок-часы, висевший между ее очаровательных холмиков, поднесла его к глазам и достаточно натурально взмахнула руками.

- О, Ластор, мне надо срочно бежать в операционную. Я сегодня дежурю с доктором Ир-Хасти, а она очень не любит, когда мы опаздываем.

- Беги. А мы с Ша Грангом пока погуляем по парку. Надеюсь, калтор не возражает поскучать со мной, пока ты будешь занята?

Он поднял на меня глаза. Чуть зеленоватые, ясные глаза предельно честного и немного усталого офицера.

Я чуть было не зааплодировал. Браво. Это был высокий класс. Естественно, единственное, что я мог сделать в этой ситуации - это не испортить песню.

- Конечно, ардан Ластор! Если только вы немного поможете мне спуститься с лестницы. У меня, знаете, иногда бывают болевые приступы, и мне нужна чья ни будь помощь.

Никакой помощи мне, естественно, не требовалось. Я уже мог пробежать двадцать-тридцать километров по горному кустарнику, не оцарапавшись ни разу. Но ардан Ластор должен был увидеть во мне боевого офицера, ставшего по нелепой случайности инвалидом и нагородившего вокруг этого кучу комплексов.

- Конечно, с удовольствием! - отозвался "брат" Эрны.

Эрна по очереди поцеловала сначала его, а потом и меня, задержавшись при этом на мне чуть дольше, чем позволяли приличия, и, резко крутнувшись на каблучках казенных форменных туфелек, быстро пошла, почти побежала по направлению к операционному блоку.

Мы проводили взглядами стремительно удаляющуюся по коридору гибкую фигурку Эрны, и капитан почтительно и осторожно, как и подобает младшему по званию, взял меня под руку.

Несмотря на дневное время, в парке не было жарко из-за большого шумного водопада и озера, образованного горной речкой. Вода в реке была холодна как лед, и не было большего наслаждения для меня, чем в жаркий полдень окунуться в кристальную свежесть горного озера.

Мы неспешно гуляли по парку и вели старую, как Время, дуэль. Вот только мой визави вряд ли догадывался, что я играл в эту игру немного дольше, чем он. Примерно вдвое.

- Ша Ластор, как вы полагаете, долго еще продлится эта война?

- Ну, не знаю... Мне трудно судить - я ведь не в центральном штабе служу. Однако думаю, что долго. Мы ведь только-только стабилизировали линию фронта. Кстати в этом есть и немалая ваша заслуга. Ваша и ваших солдат.

- К сожалению, ардан, я ничего не помню об этом. История началась для меня в больничной палате. И то, о чем вы говорите, для меня, к великому сожалению, пустой звук. Конечно, я читал о своих подвигах в прессе. И даже как-то видел свое лицо в хронике. Но все это, - я посмотрел задумчиво на озеро, - все это для меня просто истории, случившиеся с другим человеком.

Мнимый брат Эрны от нетерпения заглянул мне в лицо.

- Вы что, совсем ничего не помните?

- Ластор, я даже говорить и ходить учился заново!

Самым забавным в этой ситуации было то, что я говорил только правду. Только не всю. Но и не врал. Это было главное. Чем черт не шутит - вдруг они подослали ко мне сенситива. А эти парни чувствуют ложь за километр.

Немного разочарованный, Ластор замолчал. Мы молча шли по тенистой тропинке вдоль озера. И когда молчание стало набухать как грозовая туча, я решил, что моя очередь делать ход.

- Ластор, вы ведь специально приехали поговорить со мной?

От удивления у бедняги даже шаг сбился.

- Да нет, просто я давно не виделся с сестрой и был неподалеку по делам службы, вот и решил заехать. А почему вы так решили?

- Просто в свое время Эрна мне многое о себе рассказала, в том числе и о своем первом парне, и о массе других интимных вещей. И если она ничего не рассказала о вас, то возможны только две причины. Первая - у нее никогда не было никакого брата.

К этому моменту Ластор уже вполне овладел собой и даже немного хохотнул вслед моим словам.

- А какая же вторая причина?

Мы уже никуда не шли, а просто стояли в самом глухом месте парка друг против друга, словно готовясь перейти от слов к делу.

- Ну, это уже совсем просто. Если у нее все-таки был брат и она смолчала о его существовании, то этому может быть опять же только одно объяснение.

- Так какое же?

От нетерпения он даже пританцовывать начал. Нет, мальчик, чему-чему, а терпению тебе еще учиться и учиться...

- Эрна смолчала бы о вас только в том случае, если б имела на это самые веские основания. Например, род ваших занятий. В любом случае мы приходим к одному и тому же. Вы из Разведки, ардан, или из Безопасности. Я инвалид, но не идиот.

Я помолчал.

- Говорите, ардан, зачем пожаловали! Иначе я всем расскажу о вашем визите, и тогда вас не допустят даже наклеивать марки на конверты...

Ставший мгновенно красным, как раскаленная болванка, готовый вот-вот взорваться, Ластор вдруг как-то сразу осел, как будто из него выпустили воздух. Прислонившись спиной к стволу дерева и смотря куда-то через мое плечо, он начал рассказывать.

- По приказу алго Ритона вас вызвали из подразделения в научный центр Адисти. Это совершенно секретный объект, подчинявшийся непосредственно алго. Во время вашего пребывания в центре на него неожиданно совершила налет авиация арлингов. Естественно, никакой зенитной защиты центр не имел, так как считалось, что арлинги ничего о нем не знают. Ну, в общем, в результате бомбардировки комплекс был полностью разрушен, а единственный, кто остался в живых - это вы...

Не оборачиваясь ко мне, он достал правой рукой из кармана форменной куртки маленький листок и протянул мне. На фотографии было крупным планом изображено незнакомое мне лицо пожилого человека с крупными чертами лица. Лицо, как лицо, только вот складки в уголках рта выдавали характер жесткий и решительный. Я пожал плечами и вернул фотографию.

- А алго Ритон?

- Он погиб вместе с институтом. И мы теперь не знаем ни чем занимался центр, ни откуда была утечка информации. То есть вообще ничего. Единственная наша надежда, что вы все-таки вспомните, что произошло в Адисти во время вашего посещения.

Я долю секунды размышлял над тем, не отдать ли в распоряжение Разведки тот самый полупрозрачный цилиндрик с контактами на торце, что я нашел в своих карманах. Теперь я уже знал, что это кристаллоблок памяти, используемый в основном правительственными организациями из-за своей надежности и дороговизны. Что в нем, я, естественно, не знал, так как в госпитале отсутствовала необходимая аппаратура, но мог голову на отсечение дать, что не любовная переписка.

Впрочем, я мог и не размышлять на эту тему. Потому что давно уже решил, что с содержимым этого цилиндрика ознакомлюсь лично и без свидетелей.

- Сожалею, но ничем не могу помочь.

Я вежливо и немного церемонно поклонился, нарочито болезненно скривился и оперся о ближайшее дерево.

Тем и закончилась наша беседа. Мы молча дошли до дверей госпиталя, где Ластор, сухо попрощавшись, быстро пошел к воротам, и уже через минуту его флаер взмыл в утреннее небо.

День прошел, как обычно. Только вот Рат Са взялась за меня чуть серьезнее обыкновенного. Освободившись от ее процедур и того, что за ними последовало, только к вечеру, я все-таки решил не пропускать день тренировок и потихоньку слинял в лес.

Сухожилия мои уже окрепли настолько, что я решил в этот вечер попробовать их на полной нагрузке. Ката "Огненного ветра" показалось мне достойной сегодняшнего дня, и я, начав с короткой медитации, целиком погрузился в тягуче-медленное и взрывное движение старого, как мир, Ба-Гуа. Конец ката, жесткая и прямолинейная серия предельно концентрированных ударов, неожиданно не принесла равновесия духа. Я чувствовал, что конец должен быть другим. На мгновение прислушался к себе в поиске ответа, а найдя его, замер в положении Да-дзати, всем телом ощущая зарождение мощного вихря на стыках потоков неба и земли. Но неожиданно что-то изменилось. Обычно Да-дзати позволял сбросить лишнюю энергию. Но вместо этого я ощутил, что меня словно подключили к сети высокого напряжения. Бешеный поток захлестнул меня так, что я почти потерял контроль. Целый океан энергии вливался в меня и спрессовывался адской пружиной. Вихрь раскручивался медленно и неотвратимо как огромный маховик, а потом все быстрее и быстрее, пока все мое тело не окутало призрачное голубое сияние. Я еще балансировал некоторое время равновесием потоков, судорожно пытаясь сообразить, куда можно без ущерба слить это безобразие, а потом, повинуясь скорее интуиции, чем знанию, резко разорвал кольцо вихря и швырнул его в сторону огромного валуна, стоявшего посреди поляны. На мгновение все замерло. А потом из камня вырвался сноп огня, метнувшийся в мою сторону. Я ничего не успел понять, как пламя впиталось в мое тело, словно вода в губку. Я только охнул от гаммы неожиданных ощущений и едва успел отскочить от брызнувшего во все стороны жидкого гранита.

И тут слева сзади кто-то вскрикнул от боли. Еще не остывший от выплеска, я рывком переместился в эту точку, чуть не сбив с ног бледную как мел Эрну. Вид ее был ужасен. Ее белоснежный комбинезончик был весь прокопчен, а местами прожжен насквозь. Коленки и локти почернели от грязи. Вероятно, ее швырнуло оземь взрывной волной, а после достало брызгами раскаленного камня. Но как ни ужасна была ее одежда, лицо ее выражало нечто вообще непередаваемое. Губы, как и все тело, била крупная дрожь, в лице ни кровинки, глаза полны слез, ни дать ни взять помирать собралась. Нет, где-то я ее понимал. Наверняка ей не слишком часто приходилось видеть такое. Я просто молча стоял, мучительно пытаясь подобрать какие-то слова, как Эрна вдруг мелкими шажками подошла ко мне на расстояние вытянутой руки и, неожиданно опустившись на колени, прикоснулась своими нежными, как утреннее солнце, губами к моим черным от пыли ногам.

От неожиданности меня заклинило. Я стоял как последний идиот и размышлял, где это я мог прощелкать свои больничные туфли, в пол-уха слушая, как она все поминала какого-то Бикху.

А потом я поднял ее легкое, как пушинка, тело на руки и, приговаривая разную ласковую ерунду, понес Эрну в госпиталь, а она все пыталась вырваться, непрестанно молотя бессвязную чушь. Так мы и вошли через задние ворота госпиталя в приемную часть, где я сдал ее подскочившим санитаркам. Они без долгих разговоров и расспросов принялись хлопотать над ней, а я, отделавшись короткой ложью о молнии, ударившей в валун, побрел в свою палату спать.

Ночь прошла отвратительно. Перед сном я глянул в Сети, кто такой этот Бикху. Он оказался членом местной команды богов. Причем самым воинственным. Своего рода богом войны. Засыпая, я думал о том, как, наверное, хорошо оказаться самым крутым в детском саду...

Первым делом с утра я решил пробежаться до той поляны, где меня вчера видела Эрна. О том, что она могла рассказать в больнице, я не беспокоился. Слишком невероятно звучала бы ее история. А вот вещественные доказательства мне были совершенно ни к чему. Я быстро добрался до места и начал с общего осмотра. Примерно треть поляны занимал полурастекшийся валун. Вокруг него, примерно на десять шагов, вытоптанной травы в обрамлении поваленных и обуглившихся деревьев. Красота! Ничего себе я вчера порезвился... Запах гари был так силен, что перебивал все остальное. Само собой, я ни на секунду не сомневался, что ни у кого не хватит наглости заподозрить бедного инвалида в сотворенных ужасах. Но для пущей уверенности мне не хватало моей больничной обуви. Ее-то я и собирался разыскать. Лучше всего было бы, если б они оказались под слоем расплавленного камня. То есть попросту сгорели. Я осматривал поляну, пока не наткнулся на пару таких же внимательных глаз. В кустах у дальнего края поляны, метрах в двадцати от меня, скрытый почти полностью плотными зарослями, стоял человек среднего роста в грязном зеленом комбинезоне. Естественно, если бы не запах гари и не грохот водопада, я почувствовал бы его присутствие. Поняв, что его заметили, он вышел на поляну, профессионально-небрежным жестом забросив за спину нечто короткоствольное.

- Управление разведки. Ты не подскажешь, что произошло здесь вчера ночью?