Флоринда Доннер

Сон ведьмы

ПРЕДИСЛОВИЕ

Труд Флоринды Доннер имеет для меня особое значение. Он, фактически,
находится в согласии с моей собственной работой, но в то же время
несколько отходит от нее. Флоринда Доннер - мой соратник. Мы оба вовлечены
в одно и то же занятие; мы оба принадлежим миру дона Хуана Матуса. Отличие
происходит из-за того, что она женщина. В мире дона Хуана мужчины и
женщины идут в одном направлении, одним и тем же путем воина, но по
противоположным краям дороги. Поэтому взгляды на одни и те же явления
получены с этих двух позиций и разнятся в деталях, но не в целом.

Такая близость к Флоринде Доннер при любых других обстоятельствах
могла бы неизбежно породить скорее чувство верности, чем безжалостной
проверки. Но по предпосылкам пути воина, которому мы оба следуем, верность
выражается только в требовании чего-то лучшего для себя. Для нас лучшее
означает полную проверку всего того, что мы делаем.

Следуя учению дона Хуана, я предпринял безжалостную проверку работы
Флоринды Доннер. И нашел, что для меня здесь имеется три различных уровня,
три четкие сферы ее оценки.

Во-первых - это богатые подробности ее описания и повествования.
По-моему, эти детали этнографичны. Мелочи повседневной жизни, заурядные
для культурного окружения описанных персонажей, представляют собой нечто
совершенно нам неизвестное.

Во-вторых - все сделано очень изящно. Я рискну сказать, что этнограф
должен быть еще и писателем. Для того, чтобы ввести нас в этнографическое
описание мира, этнограф должен быть более чем ученым-обществоведом, он
должен быть художником.

Третьим является честность, простота и прямолинейность работы. И
здесь я, без сомнения, очень требователен. Флоринда Доннер и я
сформированы одними и теми же силами; поэтому ее труд подчинен общей
модели устремления к совершенству. Дон Хуан учил, что наш труд должен быть
полным отражением нашей жизни.

Я не в силах выразить чувство восхищения и уважения воина к Флоринде
Доннер, той, кто в одиночестве, имея мизерный шанс, сохранила свое
душевное равновесие и осталась верным последователем пути воина и учения
дона Хуана.

Карлос Кастанеда

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

В предиспанские времена штат Миранда на северо-востоке Венесуэлы был
населен индейскими племенами карибов и кинарикотов. В колониальную эпоху
здесь появились две другие расовые и культурные группы: испанские
колонизаторы и африканские рабы, которых испанцы принуждали работать на
своих плантациях и рудниках.

Потомки индейцев, испанцев и африканцев образовали смешанное
население, которое в настоящее время населяет мелкие деревушки, селения и
города, разбросанные в прибрежной и материковой зоне.

Некоторые города штата Миранда известны своими травниками и
знахарями, многие из которых были спиритами, медиумами и магами.

В середине семидесятых годов я приехала в Миранду. Будучи в то время
студентом-антропологом и интересуясь знахарством, я работала с
женщиной-знахаркой. Учитывая ее просьбу остаться неизвестной, я назову ее
Мерседес Перальтой, а ее город - Курминой.

С разрешения знахарки, так четко и точно, как только могла, я
записывала в свой полевой блокнот все, что касалось моих отношений с ней,
начиная с момента моего прихода в ее дом. Мною записаны несколько историй,
рассказанных некоторыми из ее пациентов. Поэтому настоящая работа состоит
из частей моего полевого блокнота и рассказов этих пациентов, причем
материал подбирала лично Мерседес Перальта. Части, взятые из дневника,
написаны от первого лица. Рассказы пациентов приведены в третьем лице.
Единственной вольностью в обращении с материалом является изменение имен и
личных дат персонажей рассказов.

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

1

Все началось для меня с трансцендентального события; события, которое
определило ход моей жизни. Я встретилась с нагвалем. Он был индейцем из
северной мексики.

Словарь испанской королевской академии определяет термин "нагваль",
как испанскую адаптацию слова "нахуталь", которое означает колдуна или
мага на языке аборигенов южной мексики.

До сих пор в современной мексике существуют традиционные истории о
нагвале, человеке древних времен, обладающие необычайными силами,
способном выполнять действия, которые не поддаются воображению. Однако, в
настоящее время и в городе, и на селе, нагваль считается чистой легендой.
Впечатление такое, что они живут в народных сказаниях, в мире фантазии и
слухов.

Тем не менее, нагваль, которого я встретила, был реальным. В нем не
было ничего иллюзорного. Когда я спросила его о хорошо известной
уникальности, которая делала его нагвалем, он предъявил по-видимости
простую, и все же совершенно сложную идею, в стиле объяснения того, что он
делал, и того, кем он был. Он рассказал мне, что нагвальство начинается с
двух несомненных фактов: факта того, что люди являются необычными
существами, живущими в необычайном мире; и факта того, что ни при каких
обстоятельствах ни человек, ни мир не могут считаться доказанными и
определенными.

Он сказал, что из этих простых предпосылок вырастает простой вывод:
нагвальство срывает одну маску и немедленно надевает другую. Нагвали
срывают маску, которая позволяет нам видеть себя и мир, в котором мы
живем, как нечто обычное, неприхотливое, предсказуемое и повторяющееся;
они надевают вторую маску, ту, которая поможет нам увидеть себя - и наше
окружение - как потрясающие события, которые расцветают только на краткий
миг и никогда не будут повторены вновь.

После встречи с этим незабываемым нагвалем у меня был момент
нерешительности и колебаний, исключительно благодаря страху, который я
почувствовала при пересмотре подобного впечатляющего примера. Я хотела
убежать от нагваля и его предметов поиска, но не смогла сделать это.
Немного позже я сделала решительный шаг и присоединилась к нему и его
партии.

Но это не рассказ о нагвале, хотя его идеями и влиянием отмечено все,
что я делала. Не мое дело писать или даже упоминать о нем. Есть другие в
его группе, кто делает это.

Когда я присоединилась к нему, он устроил мне в мексике встречу с
необычайной и поразительной женщиной - возможно, она была самой
осведомленной и влиятельной женщиной в его группе. Ее звали Флоринда
матус. Несмотря на ее одежду скучно-однообразного цвета, она имела
врожденное изящество высокой и тонкой женщины. Ее немного бледное лицо,
худощавое и строгое, было увенчано косой светлых волос и привлекало
большими светящимися глазами. Ее хриплый голос и радостный смех успокоили
мой необоснованный страх перед ней.

Нагваль оставил меня на ее попечение. Я сразу же спросила Флоринду,
была ли она сама тоже нагвалем. Как-то загадочно улыбаясь, она уточнила
определение этого слова: "Быть колдуном, магом или ведьмой не означает
быть нагвалем. Но любой из них может стать им, если он или она примут
ответственность и поведут группу мужчин или женщин, вовлеченных в
определенный поиск знаний".

Когда я спросила ее, что представляет собой этот поиск, она ответила,
что этим мужчинам или женщинам надо найти вторую маску, которая помогла бы
им увидеть себя и мир такими, какими мы действительно являемся -
потрясающими событиями.

Но здесь не будет рассказа о Флоринде, несмотря на то, что эта
женщина наставляла меня в каждом действии, которое я выполняла. Это скорее
рассказ об одной из многих вещей, которые она заставила меня делать.

- Для женщины поиск знания в самом деле очень любопытная вещь, -
сказала мне однажды Флоринда. - мы проходим здесь через странную уловку.

- Почему это так, Флоринда?

- Потому что женщина в действительности этого не хотят.

- Я хочу.

- Ты говоришь, что хочешь. В действительности ты не хочешь этого.

- Я здесь, с тобой. Разве это не говорит о моем желании?

- Нет. Случилось так, что ты понравилась нагвалю. Его
индивидуальность одолела тебя. Я сама такая же. Я была ошеломлена
предшествующим нагвалем. Он был самым неотразимым магом.

- Я допускаю, что ты права, но лишь отчасти. Я хочу участвовать в
поиске нагваля.