Филип Жозе ФАРМЕР

СОЗДАТЕЛЬ ВСЕЛЕННЫХ

Призрак трубного зова провыл с другой стороны дверей.

Семь нот были слабыми и отдаленными: эктоплазменное излияние
серебряного фантома, если бы звук мог быть материалом, из которого
образуются тени.

Роберт Вольф знал, что за раздвижными дверьми не может быть ни рога,
ни трубящего в него человека. Минуту назад он заглядывал в этот стенной
шкаф. Там не было ничего, кроме цементного пола, белых оштукатуренных
стен, вешалок и крючков для одежды, полки и лампочки.

И все же он слышал эти трубные звуки, слабые, словно пелись по другую
сторону стены самого мира. Он был один, так что ему не с кем было
свериться относительно реальности того, что, как он знал, не могло быть
реальным. Комната, в которой он стоял в трансе, была маловероятным местом
для проведения такого опыта. Но он мог быть отнюдь не маловероятной
личностью, способной испытать его. В последнее время его сон беспокоили
странные и непонятные сновидения. В дневное время через его мозг проходили
странные мысли и мимолетные образы, молниеносные, но живые и даже
поразительные.

Они были нежеланными, нежданными и неудержимыми.

Он был встревожен. Быть готовым уйти на покой, а потом пострадать от
психического срыва казалось нечестным.

Однако, это могло случиться с ним, как случалось с другими. Так что
следовало бы сделать одно: дать обследовать себя врачу. Но он не мог
заставить действовать себя так, как подсказывал разум. Он продолжал ждать
и никому ничего не говорил, и всего меньше - своей жене.

Теперь он стоял в комнате отдыха нового дома в районе новостроек
"Хохокам Хоумс", уставившись на двери стенного шкафа. Если рог протрубит
вновь, он отодвинет дверь и покажет себе, что там ничего нет. И тогда,
зная, что звуки производит его собственный больной мозг, он забудет о
покупке этого дома. Он проигнорирует истерические протесты жены и увидится
сначала с доктором, а затем с психотерапевтом.

- Роберт! - позвала его жена. - Разве ты недостаточно долго пробыл
внизу? Поднимайся сюда. Я хочу поговорить с тобой и мистером Брессоном.

- Минутку, дорогая, - отозвался он.

Она позвала опять, на этот раз так близко, что он обернулся. Бренда
Вольф стояла наверху лестницы, ведущей в комнату отдыха. Ей было столько
же, сколько и ему - шестьдесят шесть. Вся красота, какая у нее некогда
имелась, была теперь погребена под жиром, под густо нарумяненными и
напудренными морщинами, с толстыми очками и голубовато-стальными волосами.

Он вздрогнул при виде ее, как вздрагивал всякий раз, когда смотрел в
зеркало и видел свою собственную плешивую голову, глубокие складки от носа
до рта и звезды изборожденной кожи в виде лучей от покрасневших глаз. Не в
этом ли его беда? Но был ли он в состоянии приспособиться к тому, что
приходит ко всем людям, нравится им это или нет.

Или дело в том, что ему не нравилось в своей жене и в себе самом не
физическое ухудшение, а знание, что ни он, ни Бренда не реализовали мечты
своей юности? Было никак нельзя избежать следов рашпилей и надфилей
времени на теле, но время было милостиво к нему, позволив жить так долго.
Он не мог ссылаться на краткий срок в качестве оправдания за необразование
у себя красоты души. Мир нельзя было винить в том, чем он был.

Ответственен он, и только он, по крайней мере, он был достаточно
силен, чтобы посмотреть этому факту в лицо.

Он не попрекал вселенную или ту ее часть, которая являлась его женой.

Он не визжал, не рычал и не хныкал, как Бренда.

Бывали времена, когда легко было захныкать или заплакать. Сколько
человек не могли ничего вспомнить о периоде до двадцатилетнего возраста?
Он думал, что двадцатилетнего, потому что усыновившие его Вольфы сказали,
что он выглядел именно такого возраста. Он был обнаружен стариком Вольфом,
бродившим в горах Кентукки, неподалеку от границы с Индианой. Он не знал
ни кто он такой, ни как он туда попал. Кентукки или даже Соединенные Штаты
Америки ничего для него не значили, так же как и весь английский язык.

Вольфы взяли его к себе и уведомили шерифа. Проведенное властями
расследование не сумело установить его личность. В другое время его
история могла привлечь внимание всей страны, однако страна воевала с
Кайзером и думала о более важных вещах. Роберт, названный в честь умершего
сына Вольфов, помогал в работе на ферме. Он также ходил в школу, ибо
потерял всякую память о своем образовании.

Хуже отсутствия формальных знаний было его неведение относительно
того, как себя вести. Он то и дело смущал или оскорблял других и страдал
от презрительной, а иногда и жестокой реакции жителей гор, но он быстро
учился, а его готовность упорно трудиться плюс огромная сила в защиту себя
завоевали уважение.

В изумительно короткий срок, словно повторяя усвоенное, он обучился и
закончил начальную и среднюю школу.

Хотя у него отсутствовало много лет полного времени требовавшейся
посещаемости, он без всякого труда сдал вступительные экзамены в
университет. Там у него начался пожизненный любовный роман с классическими
языками. Больше всего он любил древнегреческий, так как тот задевал в нем
какую-то струну, он чувствовал себя с ним, как дома.

Получив диплом доктора философии Чикагского университета, он
преподавал потом в различных Восточных и Средне-Западных университетах. Он
женился на Бренде, прекрасной девушке с замечательной душой. Или так он
сперва думал.

Позже иллюзии у него рассеялись, но он был все еще довольно счастлив.

Его, однако, всегда беспокоила тайна его амнезии и его происхождения.
Долгое время она его не тревожила, но потом с уходом на покой...

- Роберт, - громко произнесла Бренда, - сейчас же поднимайся сюда!
Мистер Брессон занятой человек.

- Я уверен, что у мистера Брессона было много клиентов, желавших
осмотреть дом и не торопясь, - мягко ответил он. - Или, наверное, ты уже
приняла решение, что не хочешь покупать этот дом?

Бренда прожгла его взглядом, а затем ушла вперевалку, с видом
оскорбленного достоинства. Он вздохнул, ибо знал, что позже она обвинит
его в том, что он преднамеренно заставил ее глупо выглядеть перед агентом
по продаже недвижимости.

Он снова повернулся к дверям стенного шкафа. Осмелится ли он открыть
их?

Нелегко было стоять тут, замерев, словно в шоке или в психотическом
состоянии нерешительности. Но он не мог пошевелиться, кроме как дернуться,
когда рожок снова издал семь нот, играя из-за толстой баррикады, но на
этот раз громче.

Сердце его глухо стукнуло о грудную кость, словно внутренний кулак.
Он заставил себя подойти к дверям и положить руку на покрытую медью выемку
на уровне талии и отодвинуть дверь в сторону. Легкий грохот катков
заглушил рог, когда дверь отъехала в сторону.

Белые оштукатуренные доски стены исчезли. Они стали входом на сцену,
какой он никак не мог вообразить, хотя она должна была происходить из его
мозга.

Солнце лилось в отверстие, бывшее достаточно большим для того, чтобы
он прошел через него нагнувшись. Растительность, выглядевшая похожей на
деревья - но не на деревья Земли - загораживала ему часть обзора. Сквозь
ветви он увидел ярко зеленое небо. Он опустил взгляд и осмотрел сцену под
деревьями.

У подножья гигантского валуна собралось шесть-семь кошмарных существ.
Валун из красной, насыщенной кварцем скалы, формой приблизительно походил
на поганку.

Большинство существ с черными, лохматыми, уродливыми телами стояли,
отвернувшись от него, кроме одного, демонстрировавшего свой профиль на
фоне зеленого неба. Голова его была грубой, субчеловеческой, а выражение -
злобным. На его теле, лице и голове имелись выпуклости, комья мяса,
придававшие ему полусформированный вид, словно его создатель позабыл
разгладить его. Две короткие ноги походили на задние ноги собаки.

Оно протягивало свои длинные руки к молодому человеку, стоявшему на
плоской вершине валуна.

Этот человек был одет только в набедренную повязку из оленьей кожи и
мокасины. Он был высок, мускулист и широкоплеч. Кожа его была коричневой
от солнца, его густые длинные волосы были рыже-бронзовыми, лицо - сильным
и крутым, с длинной верхней губой. Он держал инструмент, который должно
быть и издавал услышанные Вольфом звуки.

Человек отбросил ударом ноги одно из уродливых существ, когда то
подползло к нему, цепляясь за валун. Он снова поднес к губам серебряный
рог и тут увидел стоявшего за отверстием Вольфа. Он широко усмехнулся,
сверкнув белыми зубами.

- Так значит, ты явился, наконец! - окликнул он.

Вольф не пошевелился и не ответил.

Он мог только думать: "Теперь уж я точно сошел с ума! Не просто
слуховые галлюцинации, но и зрительные! Что дальше? Следует ли мне с
воплем убежать или спокойно уйти и сказать Бренде, что я должен сейчас же
встретиться с доктором? Сейчас же! Без ожиданий, без объяснений Бренде, я
еду."

Он шагнул назад. Отверстие начало закрываться, белые стены вновь
обретали свою твердость. Или, скорее, он начинал заново обретать
реальность.