Филип Жозе ФАРМЕР

ОТВОРИ, СЕСТРА МОЯ

Шестая ночь на Марсе.

Лейн плакал. Он громко всхлипывал, слезы сами бежали по щекам.
Стукнув кулаком правой руки по ладони левой, так что кожу обожгло, он
завыл от одиночества. Изрыгнув самые непристойные и богохульные
ругательства из всех известных ему, он немного успокоился, вытер глаза,
сделал большой глоток шотландского виски и почувствовал себя чуть лучше.

Он не стыдился того, что рыдает, как женщина. После всею, что
случилось, слезы были благотворны. Он должен был растворить слезами
царапающие душу камни; он был тростинкой на ветру, а не дубом, что,
валясь, выворачивает свои корни.

Боль и тяжесть в груди ушли, и он, чувствуя себя почти утешенным, по
расписанию включил передатчик и послал донесение на корабль, летящий по
круговой орбите в пятистах восьми милях над Марсом. Лейн всегда был
уверен, что люди должны занять достойное место во Вселенной. Он лег на
койку и раскрыл единственную личную книгу, которую ему было разрешено
взять с собой, - антологию шедевров земной поэзии. Он листал ее,
перечитывая полюбившиеся стихи, смаковал их, как божественный нектар,
снова и снова повторял знакомые строки.

Это голос моего возлюбленного, что звучит, говоря:

Отвори сестра моя, моя голубка, моя невинная...

У нас маленькая сестра,

И у нее еще нет грудей;

Что мы сделаем для нашей сестры

В день, когда она заговорит?..

"Да", - подумал я, проходя долиной смерти, -

Не убоюсь я зла - лишь бы ты была со мною...

Иди со мной и будь моей любовью.

И мы познаем все наслаждения...

Не в наших силах любить или ненавидеть,

Желаниями в нас управляет рок.

Беседуя с тобой, я забью о времени,

Все времена года и их смену, все нравилось равно...

Он так долго читал о любви, что почти забыл о своих проблемах.
Наконец дремота сморила его, книга выпала из рук. Усилием воли он заставил
себя подняться с кровати, опустился на колени и молился о том, чтобы его
богохульства и отчаяние были поняты и прощены, а четверо его пропавших
товарищей обрели покой и безопасность.

Проснулся он на рассвете от звона будильника, неохотно поднялся,
наполнил водой чашку и опустил в нее нагревательную таблетку. Покончив с
кофе, он услышал из динамика голос капитана Стронски и повернулся к
передатчику.

- Кардиган Лейн? - Стронски говорил с едва заметным славянским
акцентом. - Вы проснулись?

- Более или менее. Как у вас дела?

- Все было бы прекрасно, если бы не беспокойство обо всех вас, кто
внизу.

- Понимаю вас. Какие будут распоряжения?

- Распоряжение одно, Лейн: вы должны отправиться на поиски. Иначе вы
не сможете вернуться назад, к нам. Чтобы пилотировать взлетный модуль,
нужны, как минимум, двое.

- Теоретически это сможет сделать и один человек, - заметил Лейн. -
Но, как бы то ни было, приказ не подлежит обсуждению. Я отправляюсь
сегодня же. Кстати, я отправился бы и без приказа.

Стронски хмыкнул и взревел, словно тюлень.

- Успех экспедиции важнее судьбы четырех человек! Теоретически,
конечно. Но на вашем месте я поступил бы точно так же, хотя я и рад, что
нахожусь на своем. Что ж, удачи вам, Лейн!

- Спасибо, - ответил Лейн. - Мне нужно нечто большее, нем просто
удача. Мне нужна помощь Бога. Я надеюсь, что Он не оставит меня, хотя эта
планета и выглядит позабытой Им.

Лейн посмотрел сквозь прозрачные двойные стены дома.

- Ветер здесь дует со скоростью примерно двадцати пяти миль в час.
Пыль уже заносит следы вездеходов, и я должен успеть до того, как они
исчезнут совсем. Чтобы пройти тридцать миль до того места, где обрываются
следы, потребуется около двух дней. Еще два дня на то, чтобы осмотреть
окрестности, и два дня на возвращение.

- Вы обязаны вернуться через пять дней! - взвился Стронски. - Это
приказ! Даю вам только один день на осмотр, и чтобы никакого своеволия!
Пять дней! - Затем он добавил уже тише: - Счастливо. И если есть бог, да
поможет он вам!

Лейн попытался что-то сказать, но вымолвил лишь:

- Пока!

Он упаковал свои припасы в дорогу: воздух, вода и пища на шесть дней,
веревка, нож, крюки, ракетница с полудюжиной ракет и карманная рация.
Багаж выглядел внушительно - баллоны с воздухом и спальная палатка были
весьма громоздкими. На Земле все это весило бы добрую сотню фунтов, но
здесь - не больше двадцати.

Двадцатью минутами позже он закрыл за собой внешнюю дверь шлюза, влез
в лямки огромного тюка и двинулся в путь, но, отойдя от базы ярдов на
десять, почувствовал непреодолимое желание повернуться и бросить взгляд на
то, что оставлял, быть может, навсегда. На желто-красной равнине стоял
приплюснутый пузырь, который должен был служить домом для пятерых землян
на протяжении года. Поблизости был укрыт глайдер, который доставил их на
планету. Его гигантские распластанные крылья и посадочными полозья были
покрыты слоем пыли, принесенной издалека.

Прямо перед Лейном стояла на своих опорах ракета, целясь носом в
темно-синий зенит. Она сверкала в свете марсианского солнца, обещая
возможность бегства с Марса и благополучное возвращение на орбитальный
корабль. Ракета была доставлена сюда на горбу глайдера, совершившего
посадку на поверхность планеты со скоростью сто двадцать миль в час. После
посадки два шеститонных трактора на гусеничном ходу позаботились о ней -
своими лебедками стащили с глайдера и поставили вертикально. Сейчас эта
ракета ждала его и еще четверых.

- Я вернусь, - прошептал он ей. - Если даже никого не найду, я
подниму тебя сам.

Он двинулся в путь, следуя по широкой двойной колее, оставленной
вездеходом. Колея была неглубокой - она была оставлена два дня назад, и
кремниевая пыль, нанесенная ветром, почти заполнила ее. А та, что была
проложена три дня назад, уже исчезла полностью.

След вел на северо-запад. Он пересекал широкую равнину, раскинувшуюся
между двумя холмами, усеянными голыми камнями, и дальше, в четверти мили
отсюда, уходил в коридор меж двух рядов растительности, тянущийся от
горизонта до горизонта. Местами виднелись какие-то развалины.

В свое время Лейн нашел здесь нечто интереснее: основанием для
растений служила труба, выступающая из грунта фута на три, причем большая
часть ее была скрыта, как у айсберга. Ее стенки были облеплены
зелено-голубым лишайником, который покрывал здесь каждую скалу, каждый
каменный выступ. На трубе на равном расстоянии друг от друга имелись
выступы, и из каждого тянулись стволы растений - блестящие, гладкие,
зелено-голубые колонны толщиной в два фута и высотой в шесть. От их вершин
во все стороны расходились многочисленные ветви толщиной в карандаш,
похожие на пальцы летучих мышей. Между "пальцами" была натянута
зелено-голубая перепонка - единственный гигантский лист дерева цимбреллы.

Когда Лейн впервые увидел эти деревья из глайдера, ему показалось,
что они похожи на ряды гигантских рук, пытающиеся схватить солнце. Они
были огромными - каждая опорная прожилка тянулась футов на пятьдесят. И
они действительно были руками - руками, протянутыми, чтобы схватить бедные
золотые лучи крошечного солнца. В течение дня прожилки на стороне,
обращенной к движущемуся солнцу, опускались до земли, а на противоположной
- поднимались вверх, чтобы подставить свету всю поверхность перепонок, не
оставив в тени ни дюйма.

Еще до экспедиции ученые допускали, что она обнаружит растительность,
но найти здесь организмы считалось нереальным, и в частности потому, что
растения здесь слишком велики и покрывают восьмую часть планеты.

Но ведь трубы, из которых поднимались стволы цимбрелл, были продуктом
жизнедеятельности местных организмов! Несколько дней назад Лейн попытался
просверлить такую трубу; с виду она походила на пластмассовую поверхность
трубы, но была настолько тверда, что одно сверло сломалось, а другое
вконец затупилось, прежде чем удалось отломить от нее хоть маленький
кусочек. На время удовлетворенный этим, он захватил его в лагерь, чтобы
исследовать под микроскопом. Взглянув на него, Лейн даже присвистнул. В
цементообразную массу были впрессованы кусочки растений, частью
разъеденные, частью целые.

Дальнейшие исследования показали, что этот состав представлял из себя
смесь целлюлозы, лигниноподобного вещества, различных нуклеиновых кислот и
еще каких-то неизвестных материалов.

Лейн доложил на орбитальный корабль о своих открытиях и
предположениях. На Земле были известны живые организмы, частично
переваривающие древесину и использующие полученную массу в качестве
цемента. Из такой вот массы и состояли трубы.