Генри КАТТНЕР, Кэтрин Л. МУР

ПРОХВЕССОР НАКРЫЛСЯ

Мы - Хогбены, других таких нет. Чудак прохвессор из большого города
мог бы это знать, но он разлетелся к нам незванный, так что теперь,
по-моему, пусть пеняет на себя. В Кентукки вежливые люди занимаются своими
делами и не суют нос куда их не просят.

Так вот, когда мы шугали братьев Хейли самодельным ружьем (до сих пор
не поймем, как оно стреляет), тогда все и началось - с Рейфа Хейли, он
крутился возле сарая да вынюхивал, чем там пахнет, в оконце, - норовил
поглядеть на крошку Сэма. После Рейф пустил слух, будто у крошки Сэма три
головы или еще кой-что похуже.

Ни единому слову братьев Хейли верить нельзя. Три головы! Слыханное
ли дело, сами посудите? Когда у крошки Сэма всего-навсего две головы,
больше сроду не было.

Вот мы с мамулей смастерили то ружье и задали перцу братьям Хейли. Я
же говорю, мы потом сами в толк не могли взять, как оно стреляет.
Соединили сухие батареи с какими-то катушками, проводами и прочей
дребеденью, и эта штука как нельзя лучше прошила Рейфа с братьями
насквозь.

В вердикте коронер записал, что смерть братьев Хейли наступила
мгновенно; приехал шериф Эбернати, выпил с нами маисовой водки и сказал,
что у него руки чешутся проучить меня так, чтобы родная мама не узнала. Я
пропустил это мимо ушей. Но, видно, какой-нибудь чертов янки-репортеришка
жареное учуял, потому как вскорости заявился к нам высокий, толстый,
серьезный дядька и ну выспрашивать всю подноготную.

Наш дядя Лес сидел на крыльце, надвинув шляпу чуть ли не до самых
зубов.

- Убирались бы лучше подобру-поздорову обратно в свой цирк, господин
хороший, - только и сказал он. - Нас Барнум самолично приглашал и то мы
наотрез отказались. Верно, Сонк?

- Точно, - подтвердил я. - Не доверял я Финеасу. Он обозвал крошку
Сэма уродом, надо же!

Высокий и важный дядька - прохвессор Томас Гэлбрейт - посмотрел на
меня.

- Сколько тебе лет, сынок? - спросил он.

- Я вам не сынок, - ответил я. - И лет своих не считал.

- На вид тебе не больше восемнадцати, - сказал он, - хоть ты и
рослый. Ты не можешь помнить Барнума.

- А вот и помню. Будет вам трепаться. А то как дам в ухо.

- Никакого отношения к цирку я не имею, - продолжал Гэлбрейт. - Я
биогенетик.

Мы давай хохотать. Он вроде бы раскипятился и захотел узнать, что тут
смешного.

- Такого слова и на свете-то нет, - сказала мамуля.

Но тут крошка Сэм зашелся криком. Гэлбрейт побелел как мел и весь
затрясся. Прямо рухнул наземь. Когда мы его подняли, он спросил, что
случилось.

- Это крошка Сэм, - объяснил я. - Мамуля его успокаивает. Он уже
перестал.

- Это ультразвук, - буркнул прохвессор. - Что такое "крошка Сэм"
коротковолновый передатчик?

- Крошка Сэм - младенец, - ответил я коротко. - Не смейте его
обзывать всякими именами. А теперь, может, скажете, чего вам нужно?

Он вынул блокнот и стал его перелистывать.

Я у-ученый, - сказал он. - Наш институт изучает евгенику, и мы
располагаем о вас кое-какими сведениями. Звучали они неправдоподобно. По
теории одного из наших сотрудников, в малокультурных районах естественная
мутация может остаться нераспознанной и... - Он приостановился и в упор
посмотрел на дядю Леса.

- Вы действительно умеете летать? - спросил он.

Ну, об этом-то мы не любим распространяться. Однажды проповедник дал
нам хороший нагоняй. Дядя Лес назюзюкался и взмыл над горами - до одури
напугал охотников на медведей. Да и в библии нет такого, что людям
положено летать. Обычно дядя Лес делает это исподтишка, когда никто не
видит.

Как бы там ни было, дядя Лес надвинул шляпу еще ниже и промычал:

- Это уж вовсе глупо. Человеку летать не дано. Взять хотя бы эти
новомодные выдумки, о которых мне все уши прожужжали: между нами, они
вообще не летают. Просто бредни, вот и все.

Гэлбрейт хлопнул глазами и снова заглянул в блокнот.

- Но тут с чужих слов есть свидетельства о массе необычных качеств,
присущих вашей семье. Умение летать - только одно из них. Я знаю,
теоретически это невозможно - если не говорить о самолетах, - но...

- Хватит трепаться!

- В состав мази средневековых ведьм входил аконит, дающий иллюзию
полета, разумеется совершенно субъективную.

- Перестанете вы нудить? - взбешенного дядю Леса прорвало, я так
понимаю - от смущения. Он вскочил, швырнул шляпу на крыльцо и взлетел.
Через минуту стремительно опустился, подхватил свою шляпу и скорчил рожу
прохвессору. Потом опять взлетел и скрылся за ущельем, мы его долго не
видели.

Я тоже взбесился.

- По какому праву вы к нам пристаете? - сказал я. - Дождетесь, что
дядя Лес возьмет пример с папули, а это будет чертовски неприятно. Мы
папулю в глаза не видели, с тех пор как тут крутился один тип из города.
Налоговый инспектор, кажется.

Гэлбрейт ничего не сказал. Вид у него был какой-то растерянный. Я дал
ему выпить, и он спросил про папулю.

- Да папуля где-то здесь, - ответил я. - Только его теперь не
увидишь. Он говорит, что так ему больше нравится.

- Ага, - сказал Гэлбрейт и выпил еще рюмочку. - О господи. Сколько,
говоришь, тебе лет?

- А я про это ничего не говорю.

- Ну, какое воспоминание у тебя самое первое?

- Что толку запоминать? Только голову себе зря забиваешь.

- Фантастика, - сказал Гэлбрейт. - Не ожидал, что отошлю в институт
такой отчет.

- Не нужно нам, чтобы тут лезли всякие, - сказал я. - Уезжайте отсюда
и оставьте нас в покое.

- Но помилуйте! - он выглянул за перила крыльца и заинтересовался
ружьем. - Это еще что?

- Такая штука, - ответил я.

- Что она делает?

- Всякие штуки, - ответил я.

- Угу. Посмотреть можно?

- Пожалуйста, - ответил я. - Да я вам отдам эту хреновину, только бы
вы отсюда уехали.

Он подошел и осмотрел ружье. Папуля встал (он сидел рядом со мной),
велел мне избавиться от чертового янки и вошел в дом. Вернулся прохвессор.

- Потрясающе! - говорит. - Я кое-что смыслю в электронике, и, по
моему мнению, это нечто выдающееся. Каков принцип действия?

- Чего-чего? - отвечаю. - Она дырки делает.

- Стрелять патронами она никак не может. В казенной части у нее две
линзы вместо... Как, говоришь, она действует?

- Откуда я знаю.

- Это ты сделал?

- Мы с мамулей.

Он давай сыпать вопросами.

- Откуда я знаю, - говорю. - Беда с ружьями в том, что их надо каждый
раз перезаряжать. Вот мы и подумали: смастерим ружье по-своему, чтобы его
никогда не заряжать. И верно, не приходится.

- А ты серьезно обещал мне его подарить?

- Если отстанете.

- Послушай, - сказал он, - просто чудо, что вы, Хогбены, так долго
оставались в тени.

- На том стоим.

- Должно быть, теория мутации верна! Вас надо обследовать. Это же
одно из крупнейших открытий после... - и пошел чесать в том же духе. Я
мало что понял.

В конце концов я решил, что есть только два выхода, а после слов
шерифа Эбернати мне не хотелось убивать, пока шерифов гнев не остынет. Не
люблю скандалов.

- Допустим, я поеду с вами в Нью-Йорк, раз уж вам так хочется, -
сказал я. - Оставите вы мою семью в покое?

Он вроде бы пообещал, правда нехотя. Но все же уступил и забожился: я
пригрозил, что иначе разбужу крошку Сэма. Он-то, конечно, хотел повидать
крошку Сэма, но я объяснил, что это все равно без толку. Как ни верти, не
может крошка Сэм поехать в Нью-Йорк. Он лежит в цистерне, без нее ему
становится худо.

Вообще, прохвессор остался мною доволен и уехал, когда я пообещал
встретиться с ним наутро в городке. Но все же на душе у меня, по правде
сказать, было паскудно. Мне не доводилось еще ночевать под чужой крышей
после той заварушки в Старом Свете, когда нам пришлось в темпе уносить
ноги.

Мы тогда, помню, переехали в Голландию. Мамуля всегда была
неравнодушна к человеку, который помог нам выбраться из Лондона. В его