Луи Буссенар

Французы на северном полюсе

* Часть первая. ПУТЬ К ПОЛЮСУ *

ГЛАВА 1

Международный конгресс.-- Среди географов.-- По поводу полярных
исследований.-- Русский, англичанин, немец и француз.-- Патриот.-- Вызов.--
Мирная борьба.

В 1886 году на международный географический конгресс в Лондоне
собралось целое сонмище ученых знаменитостей.

По приглашению сэра Генри Раулинсона - генерал-майора британской армии
и председателя собрания -- со всех концов мира съехались делегаты: убеленные
сединами, плешивые географы, путешествовавшие вокруг света в просиженном
кресле за письменным столом; морские офицеры -- храбрые, скромные и
вежливые; негоцианты[2] и арматоры[3], ищущие в
географии свою корысть; профессора, умудренные знаниями и набитые терминами,
как словари; и, наконец, загорелые исследователи, еще не оправившиеся от
лихорадки и отвыкшие от фрака. Словом, конгресс как конгресс, не хуже и не
лучше других. Спорили, говорили, читали рефераты и расходились до следующего
заседания.

Подобные форумы сами по себе не имеют особого значения, зато общение
ученых часто приводит к немаловажным событиям.

Именно так случилось и на этот раз.

Немецкий географ, из тех, что путешествуют, не выходя из кабинета,
долго говорил о возможности проникновения на Северный полюс и надоел всем до
смерти -- его выступление было последним в этот день. После заседания
сошлись вместе четверо ученых и обменялись дружескими рукопожатиями.

-- Ну и уморил нас Эберман своими рассуждениями,-- заметил
по-французски один.-- Не сердитесь, любезный Прегель, что я так отозвался о
вашем соотечественнике.

-- Вы не совсем справедливы, Серяков,-- возразил с немецким акцентом
Прегель. -- Он сказал много дельного.

-- А вы что думаете по этому поводу, господин де Амбрие? -- не унимался
Серяков, обращаясь к третьему ученому.

-- В этих вопросах я не компетентен,-- ответил тот.

- Вы дипломат... впрочем, нет: просто хотите сказать, что на вздор,
который нес Эберман, можно ответить лишь презрительным молчанием.

- Серяков! -- вскричал, покраснев от гнева, Прегель.

-- Охота вам спорить, господа,-- вступил в разговор четвертый ученый,
старше остальных с виду.-- Вы, верно, забыли, что я жду вас к себе на обед,
причем изысканный, с шампанским.

-- О, сэр Артур! Что за золотые слова! -- вскричал неугомонный
Серяков.-- Едемте же скорее! Никакие полярные ледники не заменят холодильник
с шампанским!

Обед удался на славу, было выпито много вина, и все забыли об Эбермане.
Но под конец обеда Серяков напомнил о нем.

-- Знаете, Прегель,-- сказал он; указывая на бокал с шампанским, -
родина такого дивного вина может себе позволить не интересоваться
арктическими экспедициями.

-- Ах, Серяков, какой вы несносный! -- по-отечески снисходительно
перебил юношу сэр Артур Лесли.-- Можно подумать, что наука вам безразлична,
а ведь не так давно вы прославились как неустрашимый исследователь...

-- Вы очень любезны, сэр Артур. Но меня возмутило, что Эберман в своем
выступлении с таким пренебрежением говорил о Франции. В наш век железа и
Тройственного союза[4] модно на нее нападать, но я, русский,
люблю эту страну и не терплю подобных высказываний.

Серяков говорил взволнованно, с лихорадочным блеском в глазах.
Растроганный де Амбрие горячо пожал юноше руку.

-- Я разделяю ваши симпатии к Франции, мой молодой друг, - сказал сэр
Артур.-- Не горячитесь. Как-никак нужно быть выше мелочных обид и уметь,
спокойно выслушав оппонента, открыто высказать свое мнение.

-- Действительно,-- заметил сдержанный до того де Амбре,-- можно многое
сказать, если ни у кого нет оскорбительных намерений.

-- Дорогой мой, я знаю вас как пылкого патриота и ни в малейшей степени
не хотел бы оскорбить.

-- Но я вовсе не являюсь одним из тех обидчивых шовинистов, которые не
выносят никаких замечаний. Мой патриотизм не слеп, и я уверен, что мнение о
моей стране, высказанное таким человеком, как вы, будет беспристрастным.
Говорите же, прошу вас.

-- Ну что ж, охотно поделюсь с вами своими соображениями. Я с
удовольствием отмечаю, что почти целый век, а точнее с тысяча семьсот
шестьдесят шестого по тысяча восемьсот сороковой год, Франция намного
превосходила другие страны, включая и Англию, числом и результатами морских
экспедиций, предпринятых в поисках новых земель. Я с восхищением вспоминаю
Бугенвиля[5], Лапласа[6], Вейяна и многих других, чьи
громкие имена занимают достойное место в истории географии. Но не кажется ли
вам, что ваша страна вот уже полвека сдает завоеванные позиции?

-- Почему вы делаете такой вывод, сэр Артур?

-- На мой взгляд, несмотря на некоторые неточности и недопустимый тон,
герр Эберман не слишком погрешил против истины.

-- Но вы ошибаетесь,-- с живостью возразил де Абмрие,-- думаю, что
несколько имен наших современных путешественников, выбранных наугад, убедят
вас в обратном. Вот взять хотя бы маркиза де Компьеня, Жана Дерюи, Крево,
Туара, Кудро, которые путешествовали, кстати, на свои собственные, крайне
скудные средства.

-- Как раз об этом и хотелось сказать. Я считаю достойной порицания
позицию вашего в общем-то богатого правительства, которое отказывается
субсидировать научные исследования. Меня возмущает также безразличие
граждан, которые, имея значительные состояния, предпочитают тупо копить
деньги, а не жертвовать своим толстым кошельком для славного дела.
Эгоистичная французская бережливость, доходящая до скаредности, послужила
причиной бедственного положения Гюстава Ламбера, в то время как у нас в
Америке практически любой миллионер считает своим долгом давать деньги на
исследования. Найдите-ка мне у вас, дорогой коллега, таких меценатов, как
Томас Смит, который полностью покрыл расходы на экспедицию Баффина, или как
Буз, который истратил на путешествия восемнадцать тысяч ливров, то есть
четыреста пятьдесят тысяч франков[7]! А американец Генри
Гриннель, который финансировал доктора Кэна, а Оскар Диксон, снарядивший
целых шесть экспедиций! Да всех и не перечислишь... Когда же бездействовали
миллионеры и государство, свою скромную лепту на благо науки вносили простые
граждане. У нас, например, была проведена общенациональная подписка, которая
позволила капитану Галю построить "Полярис", а лейтенанту Грили -- достичь
восемьдесят третьего градуса двадцати трех минут северной широты. Итак,
дорогой де Амбрие, что вы можете ответить на это?

-- Действительно,-- добавил Прегель,-- отвага и бескорыстие французских
исследователей, сильно стесненных в средствах, как вы, сэр Артур,
справедливо заметили, достойны похвалы. Я ничуть не хочу умалить их
выдающиеся способности и отвагу, но мне кажется, что французы таят злобу на
нас -- немцев.

-- Но ведь Германия воевала против Франции,-- вступил в разговор
Серяков,-- дуэль между нациями что дуэль между джентльменами.

-- Что же может быть благороднее? -- спросил Прегель.

-- Да, но что вы скажете о джентльмене, который, одержав победу, станет
требовать выкуп с побежденного противника и украдет у него часы или
бумажник? Вы, я, сэр Артур, де Амбрие, да любой порядочный человек наконец,
сказали бы, что это... Эх, черт, я не знаю достаточно сильного немецкого
эквивалента, чтобы выразить мои чувства, и передать, как вела себя Германия
по отношению к Франции. Ведь Эльзас и Лотарингия стоят слишком дорого.

-- Серяков!

-- А, дорогой коллега, опять вы выкрикиваете мою фамилию, причем
довольно странным образом. Мне это напоминает чиханье кошки, у которой кость
застряла в горле. Если то, что я говорю, вам неприятно, скажите мне об этом.

Очень бледный, но сдержанный и спокойный, Прегель приготовился дать
отпор.

Сэр Артур Лесли, как истинный англичанин -- великий любитель спортивных
состязаний, сразу почуял интересный поединок и не собирался прилагать ни
малейших усилий, чтобы предотвратить назревающую ссору. К тому же достойный
джентльмен был немного пьян и вид гостей, нападавших друг на друга,
развеселил его. Верный политике своей страны, всегда заставлявший драться
других, на выгоду или в удовольствие себе, он был уверен, что в спор
вмешается француз. Так и случилось.

-- Господа,-- сказал де Амбрие. медленно выпрямляясь во весь свой
гигантский рост,-- позвольте мне примирить вас и взять на себя
ответственность за то, что здесь происходит, поскольку я нечаянно явился
причиной этого спора.

Прегель и Серяков запротестовали и хотели прервать его.

-- Прошу, господа, выслушать меня. Вы скажете свое мнение потом и
поступите так, как подскажет здравый смысл. Если Франция достаточно богата,
чтобы заплатить за свою славу, она не менее богата, чтобы заплатить за
поражение. Без единого упрека она уплатила миллиардные долги, и горестные
дни поражения остались бы лишь в воспоминаниях, если бы у нее не отняли
Эльзас и Лотарингию.

Вы, англичане, и вы, русские, разве затаили злобу на Францию за ее
победы, и разве она ненавидит вас за свои поражения? Ничего подобного! А вот
немцы не перестают удивляться, как это после того, как они принесли Франции
столько страданий и отняли принадлежащие ей земли, она еще помнит о своем