Андронова Лора

Вода окаянная

Извержение началось в тот момент, когда Кельман-плотник покрасил последнюю доску нового забора. Забор получился хороший - высокий, ладный, теплого яичножелтого цвета. Аккуратно завернув кисть в промасленную тряпицу, Кельман направился к дому, но остановился на полпути, в который раз зачарованный яростным пробуждением вулкана.

Сперва над срезанной макушкой самой высокой в округе горы появился клубящийся белый столб. Сила ветра клонила его к западу, заставляя стелиться почти параллельно земле. Затем клубы дыма потемнели, стали грязно-серыми. В воздухе запахло пеплом - тяжелым дыханием Дор-Сура.

- Запоздал он в этом году, - сказала подошедшая Арина.

На ее худых плечах лежало коромысло, пустые ведра раскачивались и тихонько бренчали. Кельман рассеяно улыбнулся жене.

- Сказывают, что возле источника какой-то сумасшедший поселился, - поделилась она. Ее густые черные брови, так выделяевшиеся на скуластом невыразительном лице, сошлись на переносице. - Милостыню просит.

- Подай, коли просит. Благое дело.

- Может, и подам. Ежели выглядит жалостливо.

Обувшись в стоявшие возле ступенек башмаки, она решительно направилась прочь. Оставшийся один Кельман снова погрузился в наблюдения за вулканом.

Дор-Сур истекал огнем. Жаркий поток устремился вниз по склону горы, сжигая все на своем пути. Только здесь, на Да-Шил - "невредимом в пламени" - было безопасно. Лава ударится об его подножие и потечет по проторенному пути, огибая величественный утес с востока.

Кельман вздохнул. Когда вулкан успокоится, и жидкий огонь окаменеет, для жителей поселка начнется тяжелое время. Все, от мала до велика, пойдут к ДорСуру собирать выброшенные им обломки горных пород. Потом находки переберут, отделяя годные на продажу искриты от бесполезных шлаков. Еще несколько месяцев спустя приедут купцы, предлагая свой товар взамен на темные сияющие самоцветы.

- Вы только посмотрите на него! Стоит и пялится! Извержения он никогда не видел! - вернувшаяся от источника Арина пребывала, судя по всему, не в самом хорошем расположении духа.

- Душенька, не гуди.

- Я тебе покажу "не гуди"! - она брякнула ведра на землю и ухватила Кельмана за окладистую седоватую бороду. - Ишь! Разотдыхался тут, пока жена в поте лица трудится.

- Тоже мне труд - сто шагов пройти, с соседушками калякая.

- А вот и труд! - костлявые ладошки Арины забарабанили по широкой груди мужа. - Там хрыч расселся.

- Нищий?

- Да какой он нищий! Сапожки кожаные, курточка справная. При оружии!

Кельман запустил пятерню в спутанные русые волосы.

- И чего он хочет?

- Денег хочет! И никого из мужиков рядом - урезонить...

- За что денег-то?

- За воду! Целый грошик за два ведра воды! На него Мила с кулаками, а он меч как достал из ножен - и махать.

- С мечом? На вас? - Кельман не верил своим ушам. - Воду хочет продавать нашу? Нам же?!

Он задохнулся от возмущения. Единственный источник на Да-Шил был делом рук искусного мага, немало запросившего за свои услуги. Сказывают, что первые поселенцы долго не могли найти мастера, который бы взялся пробить скважину в двухмильной гранитной толще.

- Вот я бы на вашем месте, - веско начала Арина, но ее прервал стук калитки.

Во двор, шумя и переругиваясь, вошла целая группа мужчин. Крепкие мозолистые руки привычно сжимали лопаты и кирки, глаза горели угрюмым бешенством.

- Келыч, ты с нами? - крикнул раскрасневшийся Перш. Он был единственным кузнецом и самым состоятельным человеком на Да-Шил

- Торгаша уму-разуму учить?

- А то! - Перш потряс в воздухе тесаком. - Так научим, что забудет, с какой стороны у бутылки горлышко.

Кельман расправил плечи, кинул быстрый взгляд на Арину и, подхватив оставшуюся от постройки забора доску, пошел за всеми.

- Во тип, - бормотал себе под нос Перш, - во хам. На мою Милу руку вздумал поднимать!

- Батогом бы его по хребту. Не для того деды магу в пояс кланялись и искритов целый мешок отсыпали, чтобы какой-то пришлый лапоть тут свои правила устанавливал, - сказал Амс.

- О! Именно, что пришлый лапоть!

- Может, утопим голубчика? Чтобы уж сразу?

- Вот еще. Воду поганить.

- А не отдать ли его Дор-Суру? - предложил Кельман.

- Точно! Туда ему, змию, и дорога!

- Только куртку сперва снимем. Говорят, справная у него куртка.

- И сапоги.

- И сапоги снимем. Нечего добру пропадать.

Возле источника было шумно. Ругались бабы, визжали ребятишки. Казалось, здесь собрались все жители Да-Шил. На приступочке, ведущей к вырубленной в скале раковине, сидел молодой длинноносый человек и задумчиво рассматривал толпу.

- Ну? - спросил он, встретившись глазами с Першем.

- Что - ну? Я не понял! Мотай отсюда, пока мы добрые.

- Зачем мотать-то? Мне тут нравится. Природные явления красивые проистекают. Где такое еще увидишь? Да вы не волнуйтесь, я тут ненадолго. Брата хочу дождаться только.

- А черта лысого ты тогда доступ к воде перегородил? Сними комнатку, у Амса, вон, скажем. И жди да любуйся хоть цельную декаду.

- Так вы за водой пришли? - удивился длинноносый.

Перш оскалился.

- Ты, мужик, не юродствуй. Убери задницу со ступенек.

Незнакомец пожал плечами и поднялся.

- То-то же! - торжествующе сказал Амс. - Это тебе не с девками воевать. Сразу понял диспозицию.

Увидев, что проход свободен, к источнику устремилась гурьба женщин с коромыслами. Первой бежала Мила. Лицо ее сияло лукавым торжеством. Откинув на спину толстую темную косу, она забросила ведро в воду. Но вместо ожидаемого всплеска раздался сухой стук и ведро покатилось, как по льду.

- Она твердая, - произнесла Мила, беспомощно глядя на мужа.

На мгновение сельчане замерли, а потом к каменной чаше потянулись десятки рук - каждый лично хотел убедиться в справедливости слов девушки. Поверхность источника - такая живая и бурлящая на вид - на ощупь была гладкой и жесткой.

- Как мрамор, - сказала Арина.

Кельман недоверчиво ощупывал свою ладонь.

- Это колдовство.

Толпа шевельнулась. Все смотрели на стоящего в сторонке чужака. Тот с легким смущением пожал плечами.

- Да. Колдовство.

- Ты что нам тут учинил, а? Заморыш низинный? - Перш дунул на лезвие тесака. - Ну-ка назад все возверни!

- Зачем это?

- А пить мы что будем?! Лаву?!

- Почему же лаву, - длинноносый подошел к раковине, нагнулся над ней и зачерпул пригоршню воды. Чистые капельки просачивались между его пальцами и падали на землю. - Пожалуй, я смогу вам помочь. За плату.

Черная борода Перша топорщилась, грудь вздымалась.

- За плату, стало быть? - спросил он.

Чужак кивнул.

- Ну так вот тебе наша плата! - взревел Перш и замахнулся на него тесаком. Но оружие отскочило от груди незнакомца, не причинив ему никакого вреда. На кожаной куртке не осталось даже тонкого пореза, даже царапины. Словно не замечая этого, кузнец продолжал наносить удары. - Подсобите, подсобите, мужики!

Недоуменно переглядываясь, сельчане бросились на помощь. Кто-то размахивал лопатой, кто-то - самодельным копьем. Кельман несколько раз ткнул чужака в живот доской от забора. Некоторе время царила сумятица. Потом шум разом стих. Целый и невредимый, длинносый снова сидел на ступеньке.

- И очень глупо, - сказал он. - Думаете, после моей смерти вода расколдуется сама? Напрасно, напрасно.

- Комок навозный, - с бессильной ненавистью прошептал Перш.

Незнакомец улыбнулся и, подобрав с земли пористый камешек, кинул его в кузнеца. Тот схватился за ногу и упал, как подрубленный.

- Перелом бедра. Помогите ему, - приказал длинноносый. - И запомните, мое имя - Сирил. А обращение "достойный господин" приводит меня в хорошее расположение духа. Есть ли какие вопросы?

- Мы можем купить воду, достойный господин? - спросила Мила, кланяясь. Ее голосок дрожал.

Сирил покровительственно потрепал ее по волосам.

- Умничка. Можете. Грошик за ведро.

По домам расходились в молчании. Кельман угрюмо тащил ведра и думал о том, что у него пересохло во рту. На полпути он не выдержал, остановился и выпил несколько пригоршней. Вода была прохладной и пьянящей, как вино.

На следующий день Кельман услышал шепот. Казалось, он доносился ото всюду - из углов, с потолка, с пола. Что-то неразличимое шептали кровать, шкаф и лавки. Вздыхал росший за окном клен.

- Нет, ты правда ничего не слышишь? - спрашивал он Арину.

Та качала головой, укладывая в узелок полоски вяленого мяса и хлеб.

- Опять вчера с Першем пил? Иди, проветрись, полегчает. Походил бы по соседям, вдруг кому что подправить надо?

- А ты-то куда собралась?

Арина зло сощурила глаза.

- Может, вы и собираетесь идти на поводу у этого сучка, но я - нет. Схожу на западный склон, посмотрю, не проклюнулась ли юлица. Ягода сочная, с ней никакой воды не надо.

- Жаль, ни у кого коровы нет, молоком бы обошлись.

- А кормить ее чем прикажешь? Туфом?

- То-то и оно...

Проводив жену, Кельман заглянул на постоялый двор. Его встретили с радостью. Всем не терпелось обсудить вчерашнее происшествие.

- Ясно, как день, что это демон. Самый настоящий демон. Оружием его не взять, только если каким-то особым, - говорила розовощекая Бака - дочь Амса.

- Как же, сказал бы тебе демон, как его зовут, - возразил Кельман.

Он устроился на полу в просторной кухне и принялся осматривать вечно ломающиеся табуретки. Шепотки немного стихли, заглушаемые более громкими звуками.

- В имени вся их магическая сила и заключена.

Бака возмущенно взмахнула полотенцем.

- А он соврал, соврал он!

- Может, это просто какой-то безработный чародей?

- Решивший собирать по несколько грошей в день в нашей глуши? Да еще таким странным способом? Смешно!

- Допустим, есть какие-то причины, - сказал Кельман.

- Какие тут могут быть причины?! - оборвала его Бика. - Не тот маги народ, чтобы довольствоваться крохами.

- Ты что, много магов знаешь?

- Да тут и знать-то не надо - и так понятно, - ответила Бика. - Пап, ведь я права?

Амс стоял у плиты и укладывал в нее дрова.

- Нет, - сказал он. - Не права. Сирил - тень того человека, что пробил скважину для нашего источника.

Глаза девушки округлились. Бросив мокрое полотенце в раковину, она подошла к отцу.

- Но почему ты так думаешь? - спросила она шепотом.

- Потому, что наши предки обманули его. Обещали дать за работу пять дюжин самых ценных искритов, но год тогда выдался неурожайный, и пришлось подмешать с десяток плохоньких камешков, - Амс вытер руки о передник и пожал плечами. - Он же не ювелир. Не разобрался.

- Считаешь, он теперь мстит? Вернулся с того света, чтобы покарать за обман?

- Другого объяснения у меня нет.

Кельман вышел на улицу и направился к дому Перша. Против обыкновения, ставни на его окнах были плотно закрыты. На наличниках появились хитрые знаки, начертанные мелом - сложные сплетения линий, напоминающие скрюченные цветы.

Перш лежал на кровати, до подбородка укутанный в пуховое одеяло и вещал:

- Дух Дор-Сура! Кто это еще может быть? Все мы жаловались на то, что извержение в этом году запоздало, что мы можем не успеть собрать урожай искритов до прибытия купцов. Ох, и не по нраву ему пришлись наши слова, - кузнец жалобно сморщился и потер забинтованное бедро.

- Болит? - спросил Кельман, устраиваясь рядом.

- Болит. Хорошо хоть жар спал, а то уже целую кадку воды вылакал. И все равно пить хочется, - он провел рукой по груди и неожиданно добавил: - Мне бы сейчас листьев вурицы к перелому приложить. И из вешенной настойки примочки делать.

Сидевшая возле огня Мила подняла глаза от вышивания и удивленно посмотрела на мужа.

- С чего ты это взял? - спросила она.

Перш заморгал.

- Не знаю. От лекаря, наверное, слышал.

По улице с грохотом проехала телега, стоящая в шкафу посуда задребезжала и запрыгала.

- Я вот все думаю, - сказал Кельман. - Почему он берет всего лишь грошик за ведро? Ведь он мог назначить любую цену.

- Если цена была бы слишком велика - мы отправили бы отряд к Хохочущему водопаду. А так проще платить и надеяться на то, что одним прекрасным утром Сирила возле источника не окажется.

- Пожалуй. Путь неблизкий, и с Да-Шил спускаться неохота.

Они замолчали. Кузнец закрыл глаза и принялся что-то насвистывать, а Кельман подошел к Миле и стал наблюдать за ее работой. На тонком беленом полотне, натянутом на пяльцы, карандашом была нарисована пышная роза. Стебелек уже зеленел шелковыми нитками, и игла порхала над тканью, обозначая шипы.

- Не знал, что ты так умеешь.

- Как - так?

- Так красиво.

Мила погладила вышитые листья.

- И я не знала. А сегодня утром встала - и вот. Само получилось.

Кельман поежился. Глаза ее излучали нестерпимый, пугающий свет.

Утром Кельмана разбудили голоса.

- Зерно, зерно, зерно, - монотонно твердил кто-то писклявый.

- Скорее, скорее..., - вторил ему другой, звонкий тенор.

- Опять блоха!

- Уйди, уйди... Догоняет!

- Дети! Вернитесь!

Шум стоял, как на ратушной площади Караста в базарный день. Кельман поспешно отдернул полог кровати и огляделся. В комнате никого не было.

- Еще зернышко, еще, кушать, кушать, - не унимался голосок.

- Хлебушек с молочком. Вкусный хлебушек с молочком.

- Ты куда? Ты куда? Вернись!

- Арина! - закричал Кельман. - Арина!! Что происходит?!

Но жена не отзывалась, и он вспомнил, что сам проводил ее на западный склон. Накинув на плечи рубаху, он выскочил во двор. Первой ему попалась на глаза копавшаяся в корыте свинья по имени Хрюха.

- Помои, - урчала она, - свежие, теплые помои. Много, много помоев.

- Пшено, - послышалось от пробегавшей мимо курицы. - Там пшено.

- Размякшая булка...

Замерев на месте, Кельман смотрел на свинью, рыло которой было полностью погружено в исходившее паром месиво. Он мог поклясться, что других звуков, кроме пофыркивания и чавканья Хрюха не издавала.

- Вкусно. Очень вкусно.

Голос звучал как-то необычно, слишком ясно и отчетливо, слишком близко. Кельман провел рукой по лбу.

- Пресвятые мученики! Наверное, я читаю ее мысли! - осенило его.

Чтобы проверить свою догадку, он сбегал в дом, принес оттуда миску холодной гречневой каши и вывалил ее в корыто.