read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com

АВТОРСКИЕ ПРАВА
Использовать только для ознакомления. Любое коммерческое использование категорически запрещается. По вопросам приобретения прав на распространение, приобретение или коммерческое использование книг обращаться к авторам или издательствам.


Джек Лондон


Рожденная в ночи



Перевод Н. Емельянниковой
Вечер был жаркий, какие не часто выдаются даже в Сан-Франциско, и в
раскрытые окна старинного клуба Алта-Иньо проникал далекий и глухой шум
улиц. Разговор зашел о законах против взяточничества, о том, что если его не
пресекут, то, по всем признакам, город будет наводнен преступниками.
Приводились всевозможные примеры человеческой низости, злобы, нравственной
испорченности. Под конец кто-то вспомнил о вчерашнем происшествии, и было
произнесено имя О'Брайена, популярного молодого боксера, накануне вечером
убитого на ринге. Это имя сразу словно внесло свежую струю в атмосферу
комнаты. О'Брайен был целомудренный юноша, идеалист. Он не пил, не курил, не
сквернословил и был прекрасен, как молодой бог. Он даже на ринг носил с
собой молитвенник. Молитвенник этот нашли в его уборной, в кармане пальто...
после его смерти.
Он был воплощением юности, чистой, здоровой, ничем не запятнанной
юности, к которой с восторгом взывают люди, когда они уже ее утратили и к
ним подкрадывается старость. И в этот вечер мы так усиленно взывали к ней,
что пришла Мечта и на время увлекла нас в мир романтики, далеко от этого
города, сердито шумевшего за окном. Такое настроение отчасти было навеяно
отрывками из Торо, которые вздумал прочесть нам Бардуэл. Однако не он, а
лысый и обрюзгший Трифден предстал перед нами в этот вечер в роли
романтического героя. Слушая его рассказ, мы сперва спрашивали себя, сколько
же стаканов виски он поглотил после обеда, но скоро забыли и думать об этом.
- Случилось это в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, мне было
тогда тридцать пять лет, - начал Трифден. - Знаю, вы сейчас мысленно
подсчитываете... Ну что ж, от правды не уйдешь - мне сорок семь, а на вид
можно дать на десять лет больше, и доктора говорят... ну, да к черту всех
докторов!
Он поднял высокий бокал к губам и пил медленно, чтобы успокоиться.
- Но я был молод... когда-то. Да, двенадцать лет назад на голове у меня
была не лысина, а густая шевелюра, я был крепкий парень, стройный и
подтянутый, как спортсмен, и самый долгий день казался мне слишком коротким.
Ты же помнишь, Милнер, мы с тобой давно знакомы. Ну, скажи, разве я не был
молодцом хоть куда?
Милнер кивнул головой. Он, как и Трифден, был горным инженером и тоже
сколотил себе состояние в Клондайке.
- Ты прав, старик, - сказал Милнер. - Никогда не забуду, как ты
разделался с лесорубами в тот вечер, когда какой-то корреспондентишка затеял
скандал. В то время Слэвин был в отъезде, - пояснил он нам, - и его
управляющий натравил своих людей на Трифдена.
- А полюбуйтесь на меня сейчас, - с горечью сказал Трифден. - Вот что
сделала со мной золотая лихорадка. У меня Бог знает сколько миллионов, а в
душе - пустота и в жилах ни капли горячей красной крови. Я теперь вроде
медузы - огромная студенистая масса протоплазмы... Брр!
Голос его оборвался, и он для утешения снова отхлебнул из стакана.
- В те дни женщины заглядывались на меня. На улице они оборачивались,
чтобы взглянуть еще раз. Странно, что я так и не женился... Все из-за той
девушки... О ней-то я и хотел вам рассказать. Я встретил ее за тысячу миль -
а то и еще дальше - от всех мест, где живут белые люди. И это она
процитировала мне те самые строки Торо, которые только что читал Бардуэл, -
о богах, рожденных при свете дня, и богах, рожденных в ночи.
Это было после того, как я обосновался на Голстеде, не подозревая даже,
каким золотым дном окажется этот ручей. Я отправился на восток через
Скалистые Горы к Большому Невольничьему озеру. На севере Скалистые Горы не
просто горный кряж: это рубеж, стена, за которую не проникнешь. В старые
времена бродячие охотники изредка переходили эти горы, но большинство таких
смельчаков погибало в пути. Именно потому, что это считалось трудным делом,
я и взялся за него. Таким переходом мог гордиться любой. Я и сейчас горжусь
им больше, чем всем, сделанным мною в жизни.
Я очутился в неведомой стране. Ее огромные пространства еще никем не
были исследованы. Здесь никогда не ступала нога белого человека, а индейские
племена пребывали почти в таком же первобытном состоянии, как десять тысяч
лет назад... Я говорю - почти, так как они уже и тогда изредка вступали в
торговые сношения с белыми. Времяот времени отдельные группы индейцев
переходили горы с этой целью. Но даже Компании Гудзонова залива не удалось
добраться до их стоянок и прибрать их к рукам.
Теперь о девушке. Я поднимался вверх по ручью, который в Калифорнии
считался бы рекой, ручью безыменному и не нанесенному ни на одну карту.
Вокруг расстилалась прекрасная долина, то замкнутая высокими стенами
каньонов, то открытая. Трава на пастбищах была почти в человеческий рост,
луга пестрели цветами, там и сям высились кроны великолепных старых елей.
Мои собаки, тащившие весь груз на своих спинах, окончательно выбились из
сил, и лапы у них были стерты до крови. Я стал разыскивать какую-нибудь
стоянку индейцев, у которых надеялся достать нарты и нанять погонщиков,
чтобы с первым снегом продолжать путь.
Стояла поздняя осень, и меня поражала стойкость здешних цветов. По всей
видимости, я находился где-то в субарктической Америке, высоко в Скалистых
Горах, а между тем вся земля была покрыта сплошным ковром цветов.
Когда-нибудь туда придут белые и засеют эти просторы пшеницей.
Наконец я заметил дымок, услышал лай собак - индейских собак - и дошел
до становища. Там было, вероятно, человек пятьсот индейцев, а по количеству
навесов для вяления мяса я понял, что осенняя охота была удачной. И здесь-то
я встретил ее, Люси. Так ее звали. С индейцами я мог объясняться только
жестами, пока они не привели меня к большому вигваму - это что-то вроде
шатра, открытого с той стороны, где горит костер. Вигвам был весь из
золотисто-коричневых лосиных шкур. Внутри царили чистота и порядок, каких я
не встречал ни в одном жилище индейцев. Постель была постлана на свежих
еловых ветках: на них лежала груда мехов, а сверху - одеяло из лебяжьего
пуха, белого лебяжьего пуха. Мне не доводилось видеть ничего подобного этому
одеялу! И на нем, скрестив ноги, сидела Люси. Кожа у нее была смуглая,
орехового цвета. Я назвал ее девушкой. Нет, это была женщина, смуглая
амазонка, царственная в своей пышной зрелости. А глаза у нее были голубые.
Да, вот что тогда меня потрясло: ее глаза, темно-голубые - в них как будто
смешались синева моря с небесной лазурью - и умные. Более того, в них
искрился смех, жаркий, напоенный солнцем, в них было что-то глубоко
человеческое и вместе с тем... как бы это объяснить... бесконечно
женственное. Что вам еще сказать? В этих голубых глазах я прочел и страстное
томление, и печаль, и безмятежность, полную безмятежность, подобную мудрому
спокойствию философа.
Неожиданно Трифден прервал свой рассказ.
- Вы, друзья, наверно, думаете, что я хлебнул лишнего. Нет. Это только
пятый стакан после обеда. Я совершенно трезв и настроен торжественно. Ведь
сейчас со мной говорит моя былая благословенная молодость. И не "старый
Трифден", как называют меня теперь, а моя молодость утверждает, что это были
самые удивительные глаза, какие я когда-либо видел: такие спокойные и в то
же время тоскующие, мудрые и пытливые, старые и молодые, удовлетворенные и
ищущие. Нет, друзья, у меня не хватает слов описать их. Когда я расскажу вам
о ней, вы все сами поймете...
Не поднимаясь с места, она протянула мне руку. "Незнакомец, - сказала
она, - я очень рада вам".
Знаете вы резкий северо-западный говор? Вообразите мои ощущения. Я
встретил женщину, белую женщину, но этот говор! Чудесно было здесь, на краю
света, встретить белую женщину, но ее говор, ей-богу, причинял боль! Он
резал уши, как фальшивая нота. И все же эта женщина обладала поэтической
душой. Слушайте - и вы поймете это.
Она сделала знак - и, верите ли, индейцы тотчас вышли. Они
беспрекословно повиновались ей, как вождю. Она велела мужчинам соорудить для
меня шатер и позаботиться о моих собаках. Индейцы выполнили ее приказания.
Они не позволили себе взять из моих вещей даже шнурка от мокасин. Они видели
в ней ту. Которой Следует Повиноваться. Скажу вам, меня пронизала дрожь при
мысли, что здесь, за тысячу миль от ничьей земли, белая женщина повелевает
племенем дикарей.
"Незнакомец, - сказала она, - я думаю, вы первый белый человек,
проникший в эту долину. Сядьте, поговорим, а потом и поедим. Куда вы держите
путь?"
Меня снова покоробил ее выговор. Но вы пока забудьте о нем. Уверяю вас,
я и сам забыл о нем, сидя там, на лебяжьем одеяле, и слушая эту
замечательную женщину, которая словно сошла со страниц Торо или другого
поэта.
Я прожил неделю в той долине. Она сама пригласила меня. Обещала дать
мне собак, нарты и проводников, которые укажут мне самую удобную дорогу
через перевал в пятистах милях от их становища. Ее шатер стоял в стороне от
других, на высоком берегу реки, а несколько девушек-индианок стряпали для
нее и прислуживали ей. Мы беседовали с ней, беседовали без конца, пока не
пошел первый снег и не установился санный путь. И вот что Люси рассказала
мне: она родилась на границе, в семье бедных переселенцев, знаете, какая у
них жизнь: работа, работа, которой не видно конца.
"Я не замечала красоты мира, - рассказывала она. - У меня не было
времени. Я знала, что она рядом, повсюду вокруг нашей хижины, но нужно было
печь хлеб, убирать, стирать и делать всякую другую работу. Порой я умирала
от желания вырваться на волю, особенно весной, когда пение птиц просто
сводило меня с ума. Мне хотелось бежать далеко в высокой траве пастбищ,
чтобы ноги мокли от росы, перелезть через изгородь и уйти в лес,
далеко-далеко, до самого перевала, чтобы оттуда увидеть все. Хотелось
бродить по каньонам, у озер, дружить с выдрами и пятнистыми форелями,
тихонько подкравшись, наблюдать за белками, кроликами, за всякими зверьками,



Страницы: [1] 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.