Эдуард Анатольевич ХРУЦКИЙ

ИСТИНА

Роман

Пролог

1943 г. ВАРШАВА. НОВЫЙ СВЯТ. ДОМ 5

- Продолжайте, продолжайте. Сидите.

Полковник Смысловский махнул рукой: мол, что вы, полноте, мы же не на
строевом смотре.

- Я слушаю с большим интересом, Рискевич. Кстати, я так и не собрался
вас спросить: почему вы были капитаном Королевской югославской армии?

- Вы позволите курить, господин полковник?

- Конечно.

Начальник Белорусского отдела <Зондерштаба-Р> капитан Рискевич достал
пачку сигарет, на которой теснились башни минаретов, щелкнул зажигалкой.

- Турецкие, - полковник взял пачку, раскрыл, понюхал. - Чудный табак.
Какой запах!

- Прошу, господин полковник.

- Нет, воздержусь. Стараюсь курить как можно меньше. Поэтому не
достаю хорошего табака. Курю немецкие. Так что с югославской армией?

- Мне было пять лет, когда мы попали в Югославию.

- Ваш отец служил у Врангеля?

- Да. Знаете, дети эмигрантов любят таинственно говорить, что их отцы
камергеры и тайные советники. Мой отец был штабс-капитаном. Но тем не
менее он был специалист, личный механик генерала Ткачева. Лучшего летчика
России. Ткачев перешел на службу к югославам и взял моего отца. Я окончил
кадетский корпус, потом училище.

- Потом вас завербовали мы?

- Да. Когда началась война, я начал работать в абвере.

- Ну что ж. Мы уклонились от главной темы. Но меня всегда
интересовали такие люди, как вы. Странное время, странные человеческие
судьбы.

Полковник Смысловский покривил душой. Он знал все о капитане
Рискевиче. Как, впрочем, и о других сотрудниках всех четырех отделов,
входящих в структуру <Зондерштаба-Р>, или иначе Особого штаба Россия,
который он возглавлял с сорок первого года. Начальник второго отдела
контрразведки по личному составу обер-лейтенант Бондаревский не зря ел
свой хлеб.

И капитан Рискевич прекрасно знал это. Но начальство предложило ему
сегодня такую форму отношений, и он принял ее.

- Господин полковник, давайте пройдем в аппаратную, там вы сможете
услышать запись разговора.

- Пожалуй.

Рискевич встал. Высокий, стройный, черные волосы разделял аккуратный
пробор.

<А он красив, - подумал полковник. - Красив, обаятелен, умен. Таких
любят женщины, да и мужчину он вполне может расположить>.

В приемной навстречу им вскочил из-за стола адъютант шефа лейтенант
Хмельневский.

- Я в аппаратной, - бросил полковник.

Шли они по слабо освещенному коридору, да и зачем яркий свет в
<Восточной строительной фирме Гильген>. Именно эта вывеска была привинчена
к дверям дома.

- Как вам удалось записать разговор? - спросил полковник.

- Он влюбился в женщину, нашего агента. Она пригласила его к себе, мы
и установили эту громоздкую технику. Наш разговор записан на пластинки, ну
а потом перевели уже на пленку.

- Я послушаю первоисточник.

Сначала раздалось шипение, потом звук, похожий на хлопанье двери,
потом усиленный техникой голос Рискевича.

- Вы, наверное, удивились, увидев меня здесь?

Опять шипение и длинная пауза.

- Ну что же вы молчите?

- Кто вы? - спросил человек после длинной паузы. Голос его был
встревоженным и ломким.

- Не доставайте пистолет. Он все равно не стреляет. Неужели вы
думаете, что я настолько глуп, что не предусмотрел этого? И не бледнейте,
я не из команды безопасности. Иначе вас бы взяли у дома, отвезли на
Жолнежскую, 5. А там... Впрочем, что я вам рассказываю, вы же сами
прекрасно понимаете - что там.

- Кто вы?

- Не нервничайте. Хотите сигарету? А выпить? У меня с собой есть
неплохой коньяк.

Опять длинная пауза. Потом вновь голос Рискевича.

- У вас есть право выбора. Или мне придется отдать вас людям из
службы безопасности, и они выкачают из вас все. Или вы соглашаетесь
сотрудничать с военной разведкой, то есть со мной, и отдаете мне людей,
которых должны встретить завтра.

- Я не сделаю этого.

- Не торопитесь. Вам всего двадцать лет. Я знаю, вы любите женщин и
жизнь красивую любите. Как вы жили? Вспомните. Я не намного старше вас, а
уже увидел, что такое подлинная жизнь. Жизнь, когда ты живешь не ради
догматических химер, а ради себя. Человек должен иметь деньги, это
независимость и удовольствия. Понимаете? Вы умрете, и никто не узнает об
этом. А те, кто послал вас сюда, будут хорошо есть, сладко спать и любить
своих баб. А вы умрете не просто, вы погибнете как предатель, об этом
позаботимся мы. Вас проклянут ваши родные, для которых Надымские лагеря
станут недоступной мечтой.

- Ну, а если я скажу?

- Свобода, полная свобода. Хотите оставайтесь у нас, уезжайте в
Европу, живите там. Хотите в лес, к своим...

- Стоп, - сказал Смысловский.

Оператор поднял звукосниматель проигрывателя.

- Вы взяли его на страхе.

- Да. Но он очень хотел жить, этот молодой человек.

- А что же дальше?

- Дальше, - Рискевич усмехнулся, - дальше он сдал нам опергруппу,
<пианиста>. И мы отпустили его в лес.

- Не понял? - полковник встал.

- Я прострелил ему мягкие ткани руки и поцарапал бок.

- Что дальше?

- Дальше, к сожалению, он погиб, партизанская база была уничтожена с
воздуха и окружена, не ушел ни один человек. Часть убиты, остальные
погибли в болоте.

- Жаль, он нам мог бы пригодиться. Пойдемте, - Смысловский направился
к двери.

В кабинете полковник сел на диван, расстегнул воротник, приспустил
галстук.

- Этот человек знал о задании группы?

- Нет, - Рискевич покачал головой, - он был обыкновенным связным.

- Но ведь кто-то давал ему задания?

- Был резидент, но он ушел в отряд. Резидентом должен был стать один
из пришедших.

- Жаль, что вам не удалось взять их живыми.

- Это было безумно сложно, господин полковник, четверо прекрасно
подготовленных профессионалов. Наш человек постучал и отошел, один открыл
дверь, и сразу же ударил пулемет. Они установили его на столе. Мы потеряли
двадцать человек, они взорвали себя гранатами.

- Их надо было брать при высадке.

- Места высадки никто не знал. Кроме того, мы не могли блокировать
улицу и дом. Иначе бы они вообще ушли.

- Дело сделано. Сидите, сидите, - Смысловский встал, прошелся по
кабинету, - мы знали лишь, что они должны были связаться с поляками.
Совместная акция. Весьма серьезная. Но сути ее не знал и наш польский
источник.

Полковник подошел к окну. Чуть отодвинул маскировочную штору.

За темным стеклом угадывались очертания улиц, шпиль костела, кусок
отеля <Палас>. В Варшаве была ночь. Над городом висела плотная темнота.

Окончился еще один день войны.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

- Московское время пять часов. Маяк продолжает свою работу. Слушайте
песни в исполнении Анне Вески.

<Возьмите меня с собой>, - запела актриса.

Он выключил приемник и остановил машину.

Тишина сначала испугала его. Было так тихо, что, казалось, в мире нет
ни города, ни машин, ни самолетов.

Солнце высвечивало березы, и они стояли необыкновенно белые и яркие.

Он огляделся. Эта часть леса была пустынна. Не зря он целую неделю,
по утрам, изучая местность, приезжал сюда.

Он вчера нашел узкий тупичок в густом кустарнике и загнал туда
машину. Теперь заметить ее можно было, только подойдя вплотную.

Пора. Он открыл кейс, проверил полиэтиленовые мешки, достал пистолет,