Дарья ДОНЦОВА
МАНИКЮР ДЛЯ ПОКОЙНИКА
близких. И вдруг моя жизнь в одночасье изменилась. Судьба подарила мне
подругу - Катю! Но... спустя день ее похитили. Неизвестные требовали
документы, которые хранились у какого-то Кости Катукова. Найти Катю и
вернуть ее в лоно семьи было моим долгом! Не долго думая, я поехала к нему
домой, но хозяин квартиры был мертв. Мне так и не удалось найти те
злополучные документы! Знать бы, что это стало началом моего кошмара...
Глава 1
улыбкой вошел в мою спальню, держа в руках поднос, на котором выстроились в
ряд чашечка кофе, молочник со сливками и сахарница, мне отчего-то захотелось
запустить в его голову ночником и разрыдаться. Справедливости ради следует
отметить, что так начинаются не все мои утра, а только те, когда Михаил
дома. Тысячи и тысячи женщин не задумываясь отдадут правый глаз, чтобы иметь
такого супруга - нежного, доброго, щедрого, богатого, понимающего... Но меня
отчего-то тошнит, даже когда он ест суп, а на запах сигарет началась
аллергия, хотя до этого спокойно прожила возле отца, не выпускавшего изо рта
папиросу.
столик, - что-то ты сегодня бледненькая! Голова не болит? Выпей
горяченького, сварил арабику, надеюсь, не переложил сахара...
Тем временем Миша подошел к окну и раздвинул портьеры. Серенький денек
заглянул в комнату.
снег уже выпал и холод стоит зверский. Наверное, ты поэтому не слишком
хорошо себя чувствуешь! Знаешь что, оставайся в постельке. Сейчас велю
Наташе быстренько убрать у тебя тут, и отдыхай. Хочешь, за пирожными
съезжу?
коридор.
снимай его для журнала мод. Рост под метр девяносто, вес около восьмидесяти,
глаза голубые, вьющиеся кольцами белокурые волосы... А еще в юношестве он
занимался бодибилдингом, и, когда снимает рубашку, женщины восторженно
ахают, а присутствующие мужчины втягивают животы.
автоматом по улице, или обманывал доверчивых людей, создавая финансовые
пирамиды. Нет, он просто крайне удачлив. Лет десять тому назад вместе со
своим ближайшим другом Лешей начали заниматься торговлей компьютерами. Весь
офис помещался в одной комнатке, а сегодня у них целая сеть магазинов и
сервисных центров. Прибыль муженек тут же вкладывает в дело, но на жизнь нам
тоже остается вполне достаточно. Во всяком случае, имеем квартиру, дачу, две
машины, домработницу, ездим несколько раз в год отдыхать за границу... Хотя
почему это я говорю "имеем"? Все записано на Мишино имя, я абсолютно нищая
и, если супруг разведется со мной, останусь без копейки. Более того, я нигде
не работаю и имею необыкновенно "нужную" и "хлебную" в наше время профессию
музыканта.
причем более чем посредственная, хотя училась игре на арфе долгие годы. Ну
не заладились у меня отношения с арфой, я ненавижу этот струнный инструмент
так же, как своего мужа. Причем - одна пикантная деталь: Михаилу тридцать
лет, а мне тридцать шесть, и я внешне похожа на больного кузнечика. Там, где
у других женщин выдаются приятные округлости, у меня торчат кости, росточком
я не дотянула до метра шестидесяти и вешу чуть больше лягушки. Остается
только удивляться природе, которая наградила меня при этом тридцать девятым
размером ноги. Глаза у меня голубые, близко посаженные к носу, рот
маленький, а с волосами постоянная беда: завиваться они не хотят,
укладываться тоже, по большей части торчат в разные стороны. К тому же не
могу похвастаться хорошими зубами, и, когда Миша, демонстрируя безупречные
клыки, ловко откусывает яблоко, в моей душе невольно вспыхивает зависть: ну
почему одним все, а другим ничего?
более чем обеспеченной семье у достаточно пожилых людей. Папе, профессору,
доктору наук, стукнуло пятьдесят пять, маме, оперной певице, было ровно на
десять лет меньше. Детей в молодые годы у них не случилось, и родители
думали, что бесплодны. Но тут вдруг господь решил одарить их милостью, и на
свет появилась я.
ошибаетесь. Мое детство было ужасным. Никогда, ни при каких обстоятельствах
меня ни разу не оставляли одну. В младенчестве приставили няню, в школьные
годы - гувернантку Розу Яковлевну. Когда другие дети, раскрасневшись, летели
на санках с горки, я, почти неподвижная в шубке, валенках, двух шапочках,
варежках и шарфике, с завистью смотрела им вслед. Мама запрещала все детские
забавы, причем делалось это ради моего же блага. Ведь, катаясь с горки,
можно повредить шею, бегая с мячиком - ногу, а прыжки через скакалку грозили
переломом позвоночника. Впрочем, купаться летом в речке тоже не разрешалось,
а в школу Роза Яковлевна водила меня вплоть до десятого класса. Школьный
буфет и столовая были объявлены в нашем доме зоной отчуждения. Моя нога не
должна была туда даже ступать, потому что в недрах пищеблока гнездились
страшные болезни - желтуха, дизентерия и т. д. И вообще, меры по охране меня
от бактерий и микробов принимались невероятные. Мороженое сначала должно
было растаять на блюдце, и только потом ребенку вручали ложку, яблоки и
апельсины тщательно мылись с мылом, а следом ошпаривались кипятком, влажную
уборку в детской делали дважды в день, и все равно всевозможные болячки
липли ко мне стаями. Начиная с первого класса я постоянно хворала, плавно
переходя от кори к ветрянке, а потом свинке. Если в городе начиналась
эпидемия гриппа, я ухитрялась заболеть им дважды, пожалуй, не осталось ни
одной детской инфекции, миновавшей меня: ложный круп, скарлатина, коклюш...
Школу я посещала урывками, училась отвратительно и никаких друзей не имела.
подошла к его решению творчески и скрупулезно изучила все. Рояль отмели
сразу - пианистов мучает жесточайший остеохондроз, от скрипки на подбородке
возникает уродливая мозоль, виолончель не дает правильно развиться грудной
клетке... В конце концов папа, уставший от бесконечных маминых стонов,
изрек:
громко!
начисто, поэтому она замахала руками и заявила:
мамуля приметила арфистку. Все моментально стало на свои места.
пойдет с ним в школу, нужен провожатый! Очень хорошо, всегда под присмотром!
я, тупо сидя за арфой. Впрочем, случались и тихие радости. Изредка мама
уезжала на гастроли, и тогда можно было сачкануть: лечь на диван с книжкой и
елозить ногой по струнам. Звуки при этом получались чудовищные. Но, с одной
стороны, папе, профессору математики, было не дано чувство ритма, а с другой
- из-под моих пальцев, как правило, лились отнюдь не дивные мелодии. Правда,
мама певица разом бы поняла, в чем дело!
классе мамочка сообщила:
предметам, наверное, консерватория - лучший выход в таком случае. Мамуся
нажала на всевозможные кнопки и педали - меня приняли.
учеба представляется одним монолитным куском темно-серого цвета. Подруг не
нашлось, а преподаватели, сразу разобравшись в моей "талантливости", не
слишком старались. Кое-как переползая с курса на курс, я добралась до
диплома. Впереди маячила жизнь в обнимку с ненавистной арфой.
занятия музыкой, я не могла. Шел 1984 год, предтеча перестройки. Мамуля еще
разок тряхнула связями, и меня взяли на работу в филармонию. В месяц
выходило пять-шесть концертов. Помните, в те годы было распространено
понятие "нагрузка"? Покупаете, допустим, в магазине книгу, остродефицитного
В. Пикуля, и должны еще оплатить в придачу сборничек стихов поэта Пупкина
"Широко шагает рабочий класс". Не хотите Пупкина? Не получите Пикуля! Вот
так и я со своей арфой. Народ ждал эстрадную песню, юмориста, на худой
конец, жонглеров или дрессировщиков с собачками. Но тут конферансье,
закатывая глаза, сообщал:
концертном платье и принималась не слишком споро щипать несчастную арфу.
Сейчас бы, наверное, меня закидали гнилыми помидорами, но в середине