Александр Абрамов, Сергей Абрамов.
Хождение за три мира
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СТРАННАЯ ИСТОРИЯ ДОКТОРА ДЖЕКИЛЯ И МИСТЕРА ГАЙДА,
РАССКАЗАННАЯ ПО-НОВОМУ
КТО Я?
что-то около пяти часов вечера, но обычная в это время уличная субботняя
сутолока обходила бульвар, и на его боковых аллеях, как и утром, было
пустынно и тихо. Сентябрьское, вдруг совсем безоблачное небо не предвещало
близкой осени, ни один желтый лист не зашуршал под ногами, и даже
поблекшая к концу лета трава меж деревьями после вчерашнего ночного дождя
казалась по-майскому похорошевшей.
скамейке: не присесть ли? Наконец присел, вытянув ноги, и в ту же секунду
почувствовал, как все окружающее уплывает куда-то, тускнея и завихряясь.
Обычно я не страдаю головокружениями, но тут даже вцепился в спинку
скамейки, чтобы не упасть: вся противоположная сторона бульвара - деревья
и прохожие - вдруг растаяла в лиловатой дымке, точь-в-точь как в горах,
когда облака подползают к ногам и все вокруг дробится и тает в густых,
мокрых хлопьях. Но дождя не было, туман налетел сухой и чистый, слизнул
всю зелень бульвара и исчез.
повторный кадр в цветном кинофильме: широкая скамейка напротив вернулась
на свое прежнее место и пропавшая было девушка в голубом пыльнике опять
сидела на ней с книжкой в руках. Все выглядело как будто по-прежнему, но
только как будто: кто-то во мне тотчас же усомнился в этом. Я даже
оглянулся, пытаясь проверить впечатление, и удовлетворенно подумал:
"Чепуха, все так и было. Именно так". - "Нет, не так", - подумал кто-то
другой.
спор походил на диалог двух совсем неидентичных и даже непохожих "я".
Возникавшая мысль тотчас же опровергалась другой, откуда-то вторгшейся или
кем-то внушенной, но агрессивной и подавляющей.
исчезло. Я вдруг осознал себя в новом, странно изменившемся мире. Когда вы
идете по улице, где все вам привычно и все примелькалось глазу, вы не
обращаете внимания на мелочи, на детали. Но стоит им внезапно исчезнуть, и
вы остановитесь, охваченный чувством недоумения и тревоги. Пейзаж был
только похожим, но совсем не тем, какой я знал, проходя по этим тысячи раз
исхоженным бульварным дорожкам. И деревья, казалось, росли по-другому, и
кусты были не те, и самый бульвар я почему-то называл не Тверским, а
Пушкинским.
пиджак был совсем другой, не тот, какой я надел с утра, и вообще не мой
пиджак, и часы были не мои, а под ремешком от часов кривился шрам,
которого, может быть, только минуту назад не было вовсе. А сейчас это был
застарелый, давно заживший шрам, след пули или осколка. Я посмотрел на
ноги - и туфли были не мои, чужие, с нелепой пряжкой на боку.
не я?" - обожгла мысль. Я вскочил и не пошел, а побежал по дорожке к
театру.
другими афишами. На его репертуарном табло я не нашел ни одного знакомого
названия. Только в темных, не освещенных изнутри дверных стеклах
отразилось знакомое лицо. Это было мое лицо. Пока оно было единственным,
что было моим в этом мире.
виски - боль не проходила. Вспомнилось, что где-то поблизости, кажется на
площади, была аптека. Может быть, она уцелела, на мое счастье? Площадь уже
виднелась в мелькании пересекающих проезд автомашин, и я поспешил вперед,
продолжая недоуменно и тревожно оглядываться. Домов по проезду Пушкинского
бульвара я точно не помнил, но эти как будто не отличались от них - только
не было привычных, бросающихся в глаза фонарей над подъездами, да и
номерные знаки были другие.
остолбенел: устье ее было пусто. Пушкина не было. На мгновение мне
показалось, что у меня остановилось сердце. Голая каменная плешь на месте
памятника уже не тревожила, а пугала. Я закрыл глаза в надежде, что
наваждение исчезнет. В этот момент кто-то проходивший мимо толкнул меня,
может быть и нечаянно, но так сильно, что я невольно повернулся на
каблуках. Наваждение действительно исчезло: я увидал памятник.
небрежно накинутой на плечи крылатке - дорогой с детства образ. Пусть на
другом месте, но он! Даже дышать стало легче, хотя позади памятника
виднелось совсем незнакомое здание современной конструкции с огромными
буквами по фасаду: "Россия". Гостиница или кино? Вчера еще на его месте
стоял шестнадцатиэтажный жилой дом, в первом этаже которого помещался
ресторан "Космос". Все было похоже и не похоже, знакомо до мелочей, но
именно мелочи больше всего и видоизменяли знакомый облик. Аптеку,
например, я нашел на том же месте, и продавщицы стояли за прилавками в
таких же белых халатах, и такая же очередь толпилась у кассы, а в
оптическом отделении продавались очки в такой же безвкусной и неудобной
оправе. Но когда я спросил у продавщицы пирабутан от головной боли, она
недоуменно скривилась:
мной упаковке. - Двадцать четыре копейки.
не отличались от наших. Потом уже, сидя на скамейке у памятника Пушкину, я
тщательно обследовал все карманы доставшегося мне по прихоти судьбы чужого
костюма. Содержимое их поставило бы в тупик любого следователя. Помимо
мелочи, я нашел несколько рублевых и трехрублевых бумажек, совсем
непохожих на наши, скомканный трамвайный билет, хорошую авторучку я почти
целый блокнот с отрывными листами. Никаких документов, удостоверявших
личность моего двойника, не было.
любопытство. Как долго продлится мое вторжение в этот мир и чем оно
окончится - об этом я старался не думать: здесь можно было предположить
все, даже самое страшное. Но что делать в пределах выданной мне путевки в
неведомое? В гостиницу меня, конечно, не пустят. Где я буду ночевать, если
путевка надолго? Может быть, дома или у друзей - ведь где-то живет же
обладатель этого пиджака и друзья, наверно, у него есть, и самое смешное
будет, если это и мои друзья; А вдруг все это сон? Я с размаху хлопнул
рукой по скамейке - больно! Значит, не сон.
неторопливо прошествовал широкоплечий крепыш с кинокамерой. Я узнал и
хохолок на лбу, и массив плеч, и чугунный затылок. Неужели Евстафьев из
пятой квартиры? Но почему он с кинокамерой? Ведь он и фотоаппарата в руках
не держал.
Женька?.. Евгений Григорьевич?
голоса был тот же.
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Смоленский Вадим