Кир БУЛЫЧЕВ

РЕКА ХРОНОС(Книга II)

Роман

ШТУРМ ДЮЛЬБЕРА (1917 год)

Глава 1

ДЕКАБРЬ 1916 г.

Я чувствовал, как неведомая сила охватывает меня и разливается

теплотой по всему телу. Вместе с тем я весь был точно в оцепенении:

тело мое онемело. Я пытался говорить, но язык мне не повиновался, и я

медленно погружался в сон, как будто под влиянием сильного

наркотического средства. Лишь одни глаза светились надо мной каким-то

фосфорическим светом, увеличиваясь в один яркий круг.

До моего слуха доносился голос старца, но слов я различить не

мог, а слышал лишь неясное его бормотание.

В таком положении я лежал неподвижно, не имея возможности ни

кричать, ни двигаться. Только мысль моя еще была свободна, и я

сознавал, что постепенно подчиняюсь власти загадочного и страшного

человека.

Но вскоре я почувствовал, что во мне, помимо моей воли, сама

собой пробуждается моя собственная внутренняя сила, которая

противодействует гипнозу. Она нарастала во мне, закрывая все мое

существо невидимой броней. В сознании моем смутно всплывала мысль о

том, что между мной и Распутиным происходит напряженная борьба и в

этой борьбе я могу оказать ему сопротивление, потому что моя душевная

сила, сталкиваясь с силой Распутина, не дает ему возможности всецело

овладеть мной.

Так Феликс Феликсович Юсупов-младший писал в своем дневнике в конце
ноября 1916 года.

В обычные дни князь не вел дневника, ленился, хотя полагал это
полезным для внутренней дисциплины. Записи появлялись в моменты душевных
волнений, к примеру, накануне свадьбы с Ириной. Тогда казалось, что
Александр Михайлович, имевший, кажется, иные планы для своей старшей
дочери - как-никак племянница императора! - наотрез откажет Юсупову. Но
заступницей выступила Ксения Александровна, мама Ирины.

- Сандрик, - сказала она, не смущаясь присутствием Феликса, - ты
забыл, как ночи не спал, уверенный в том, что батюшка тебе мою руку
никогда не отдаст?

Феликс с детства был влюблен в тетю Ксению, и, возможно, не последней
причиной его увлечения красивой, но холодной Ириной была безнадежная
юношеская любовь к грубоватой, полной жизненной силы Ксении Александровне,
которую обожавший ее отец называл <барышней-крестьянкой>.

Наверное, в такой ситуации легче бы разобраться Фрейду, но Фрейда
Феликс так и не прочел. Году в двенадцатом, когда он учился в Оксфорде,
кто-то из тьюторов предложил ему прочесть труд австрийского гения. Но труд
был напечатан в Берлине готическим шрифтом, прочесть его было выше сил
русского князя.

Теперь уже все позади. Третий год Ирина - его друг и жена. Она стала
ему ближе любого из мужчин. Может, оттого, что у Феликса не было друзей.
Феликс был откровенным англоманом, хотя в столице ходили сплетни о том,
что курса в Оксфорде он окончить не смог и потому по возвращении из
Лондона вернулся в Пажеский корпус. К тому же Феликс не скрывал, а даже
бравировал печоринским презрением к петербургскому высшему свету,
ненавистью к продажным чиновникам и выжившим из ума генералам, которые
тащат Россию к военному поражению.

Одиночество Феликса определялось и тем, что он, воспитанный в
атмосфере превосходства его семьи по отношению к этим выскочкам Романовым,
оставался монархистом, для которого близость к правящему дому составляла
смысл жизни. Может, таким его воспитала мама, которая долгие годы состояла
в близких фрейлинах Марии Федоровны, полагая себя как бы членом
романовского семейства.

Феликс сумел отбросить мамино <как бы>.

Он - сам член семейства. Он - муж великой княжны, его дети будут
племянниками и племянницами императора и, при определенных
обстоятельствах, даже смогут претендовать на корону. Как бы ни были знатны
Юсуповы, ни один из них не поднимался так высоко.

И в то же время Феликс оставался подобен Потемкину или Зубову. Он
стал одним из Романовых через постель. И для высшего света никогда не
станет настоящим Романовым. Значит, он должен стать более Романовым, чем
все Романовы вместе взятые.

А как это можно сделать?

Приблизиться к Николаю и возглавить армию?

Чепуха! Николай был холоден к Феликсу и почти игнорировал его.

Другие великие князья? Более всего было равнодушных. Что он есть, что
он пропал - проходимец!

Может, так и не думали о члене одного из древнейших родов (правда, из
татарских мурз), но Феликсу все время чудился шепот за спиной.

Может, он уехал бы снова в свою любимую Англию, хоть и там вряд ли
ему будет открыта настоящая дорога к славе.

Ирина тоже была рабыней тщеславия, она тоже была спесива, а ее брак
оказался мезальянсом. Увлекшись блестящим мужчиной, она выиграла его, она
утерла нос всем остальным великим княжнам, которые исчезали навечно в
каких-то Гессенах и Вюртембергах, но радость достижения рассосалась, а
Феликсу не было пути - со всех сторон на него глазели враждебные
физиономии, все двери были закрыты...

Феликс понимал, что для него существует лишь один выход - он должен
стать Спасителем Отечества, новым князем Пожарским, благо война открывала
некие новые области применения сил. Нет, не на фронте, тот путь был бы
тупиком. Решать все надо в нервном центре страны - в Петербурге.

Как в доме Александра Михайловича, где молодые проводили большую
часть времени, так и в светских салонах военные и политические проблемы
обсуждались весьма горячо. Осень 1916 года не принесла успехов на фронте.
Наступление провалилось, Австро-Венгрию не удалось вышибить из войны, и
если австрияков немного потеснили, то немцы на севере продолжали успешно
наступать, они уже оккупировали важнейшие западные губернии - всю Польшу,
Прибалтику, уже грозили Малороссии и Белоруссии, а вскоре приблизятся и к
Петербургу. На Западном фронте надежды, которые вспыхнули было со
вступлением в войну Североамериканских Соединенных Штатов, к концу года
угасли - американский корпус не смог внести в войну перелома. А все
разговоры о том, что немцы остались без горючего, едят крыс и мечтают
свергнуть кайзера, оставались не более как разговорами. Может, и ели - Бог
их разберет, но и получали от того патриотическое наслаждение.

Русскому уму нужна ясность. Ясность заключается в имени врага. Как
только врага обнаружат и уничтожат, наступит райская жизнь, и по кисельным
берегам будут бродить молочные коровы, проваливаясь в кисель по самые
рога.

Во время войны наиболее популярным становится крик: <Предали!> Он
дает возможность бежать в тыл, не боясь обвинений в трусости. Предать
могли только те, кто в этом предательстве заинтересован. Конечно,
соблазнительно пустить в дело евреев, но известно, что немцы их не жалуют,
да и среди генералов евреев, как назло, почти не нашлось. Зато в России,
где правящее семейство за последние двести лет стало немецким по крови, а
подпирали трон лица немецкой национальности, из которых династия и черпала
кадры губернаторов, генералов и полицмейстеров, не надо было показывать
пальцем - куда ни ткни, упрешься в немца.

До войны в том не было беды. От немца исходил порядок и
продовольствие. Во время войны положение изменилось.

Сложность заключалась в том, что лица с немецкими фамилиями в шпионы
не шли, потому что как настоящие немцы они были более русскими, чем
русские, и, уж конечно, настоящими российскими патриотами. Продавали
Россию, если находилось кому заплатить, вполне русские типы, умевшие
притом кричать <Предали!> и <Держи вора!>.

Сам государь император был вполне приемлем, с бородкой, тихий, похож
сразу и на мужика, и на английского короля. Потому что с последним был в
родстве через немецких предков. Зато его жену Александру Федоровну русский
мещанин не принял - уж очень она была гордая и холодная, даже улыбаться не
умела. Над государем в постели измывалась - впрочем, так ему и надо, -
рожала только дочек, а потом разродилась наследником, еле живым. В этом
можно было усмотреть злой умысел.

Наследника, как в итальянском фарсе, лечили всевозможные врачи и
шарлатаны, государыня большую часть времени проводила в монастырях и
соборах - такой богомольной царицы из русских бы не отыскать. И пока
государь подавлял революционеров, проигрывал войну каким-то малоизвестным
япошкам, а потом и вовсе ввязался в войну с собственным кузеном Викки,
русский народ искал виноватых.

И тут как нельзя лучше помог Распутин. Вполне русский человек,
сибиряк, конокрад. Такого шарлатана русская история и не припомнит. Это
был гипнотизер, сексуальный гигант - воплощение всего, в чем столь
нуждался малокровный двор, дрожавший над малокровным наследником.

Чем дольше тянулась война, чем хуже были дела на фронте и дома, тем
явственней виделся образ врага и виновника наших бед. В разных слоях