Юлий БУРКИН
ЕЖИКИ В НОЧИ
рощи, войдя в ее мокрую тьму, и двинулись мимо анатомического корпуса.
Где-то неподалеку взвыла собака. Взвыла с такой ясно ощутимой тоской, что,
казалось, не собака это воет, а человек пытается подражать собаке.
Портфелия еще крепче прижалась к нам.
Самогонкой от него разило за версту, и не всегда оба глаза смотрели в одну
сторону. - Про профессора худого не скажу. Ни-ни. Тут все по-человечьи:
завсегда и здрасьте, и до свидания; а вот как вместе соберутся, все и
начинается... Метамархоза.
Портфелия.
Агромадные. - Зрачки Семенова окончательно расползлись по сторонам, а
стрелка на шкале его настроения резко повернулась на сто восемьдесят
градусов - от возмущения к умилению. - Мы ж с йим вместе без малого
тридцать годков здесь трудимся. Он - профессором, а я вот, значит,
сторожом. Сторожу. Это, дочка, тоже не всякий, сторожить-то, сможет. Тут
особая сноровка требуется. Талант нужон. А в трудовой книжке у меня как
записано? "Стрелок, - записано. - Стрелок!" - Он выпятил грудь. Засунув
руку во внутренний карман, я на ощупь выключил диктофон и потащил
Портфелию за рукав:
Зарисовку. - Она сделала "телевизионное" выражение лица: "Тридцать лет не
оставляет своего поста вахтер Семенов. "Стрелок" - так называется моя
профессия!" - говорит он с затаенной гордостью..." Здорово, правда? - Она,
не удержавшись, фыркнула.
лестнице - к операционной. На месте, где должна сидеть дежурная нянечка,
никого не было, и мы беспрепятственно прошли белым коридором к двери со
светящейся надписью: "Не входить! Идет операция".
прозвучал в стерильной тишине коридора, что мне сразу захотелось уйти.
понял, что Портфелия растеряна не меньше нашего. А что, собственно, она
собиралась здесь увидеть? Какого черта мы сюда приперлись? Я вдруг
обозлился на нее, ведь это она нас сюда притащила. Люди работают, глаз не
смыкая, за чью-то жизнь борются, а мы явились уличать их сами не знаем в
чем на основании пьяного бреда выжившего из ума вахтера.
мы с Джоном сидим в чьей-то стылой дачной избушке, забаррикадировав дверь
всем, что удалось здесь найти.
пять минут. Сейчас - очередь его, а я молча пялюсь в окно, закрытое
снаружи ставнями.
По-настоящему осознал опасность я, пожалуй, только когда сбежал Джон.
продрогшего. И сразу сообразил что к чему.
натягивать джинсы и рубашку.
выглянула мать. Я сунул Джону свою старую куртку и, надевая плащ, как
можно спокойнее сказал:
никому.
за перила. Вдруг снаружи раздался шум машины. Она остановилась прямо перед
моим подъездом.
стук. Стук в мою дверь. Значит, на звонок мать, как я и предупреждал, не
открыла. Молодец.
через люк выбрались на чердак. Это трюк старый: чердак у нас никогда не
закрывается, и мы еще пацанами пользовались этим, играя в
"сыщики-разбойники".
снежка. Я крепко взял Лелю за запястье, и, ступая, чтобы не греметь, на
швы кровельного железа, мы добрались до пожарной лестницы. Первым стал
спускаться Джон, за ним - Леля, последним - я.
еще я боялся, что мы не успеем, что нас заметят. Но все прошло на
удивление гладко. Только когда лестница кончилась на высоте около трех с
половиной метров от земли, Леля повисла на руках и все никак не прыгала.
Испугалась, видно.
выглядывал за угол - во двор. Он обернулся и махнул нам рукой. Я не понял,
что он затеял, но спорить не было времени. Мы побежали прямо к моему
подъезду, и я увидел перед ним пустой милицейский "газик" с включенным
двигателем. Ясно. Джон ведь отлично водит машину. Что они застряли в
подъезде? Неужели ломают дверь?
развернуться, ведь мой дом имеет форму буквы "п", и въезд во двор один.
Когда мы разворачивались, я увидел, как из подъезда выскочили два
милиционера и побежали к нам.
прямо на того из двоих, что бежал впереди. Было ясно, что инстинкт
самосохранения заставит его отпрыгнуть в сторону. Но, совершенно
неожиданно, он кинулся прямиком нам под колеса. Сделал он это явно не
случайно - не поскользнулся и не оступился. Машину тряхнуло, и мне
показалось, я услышал, как хрустнули кости. Но крика не было.
оттолкнут ее, чтобы открыть дверцу: я заметил, как второй - отставший -
милиционер прыгнул к машине справа, и я хотел выяснить - зачем, что у него
вышло. И, приоткрыв дверцу, я увидел, что он, уцепившись за крыло
переднего правого колеса, волочится по асфальту. Я увидел белое, как мел,
незнакомое мне лицо. Напряженно и в то же время спокойно смотрел человек
на меня. А ведь Джон выжимал в этот момент добрых девяносто километров.
ничему. Только страх шевельнулся под сердцем.
произнес милиционер. - Вы не сможете скрыться и лишь усугубите свою вину.
Вы убили человека... Женя, если вы остановитесь, я прощу вам вашу
слабость.
этот момент Джон, не сбавляя скорость, резко свернул налево, выезжая на
главную улицу города. Я чуть не вывалился из машины, а милиционера
затащило под нее, и нас снова тряхнуло. Тут я уж точно услышал хруст. А
крика опять не было. На моем плече навзрыд плакала Леля.
окончено.
диктофон? Или еще раньше?
наблюдая за тем, как я судорожно изучаю меню, пытаясь втиснуть в рубль
более или менее сытный обед. - Разве ТАК должен питаться мужчина? Мужчина
должен есть мясо. Много мяса. Очень много мяса и кучу всего остального.
Понятно?