Зиновий Юрьев
Люди и слепки
Научно-фантастическая повесть
Приближался полдень - время моего обычного погружения. Вызовов, как
будто, в ближайшее время не предвиделось, и я начал погружаться.
Когда-то, даже после того, как я прошел курс специальной тренировки,
мне требовалось для этого десять-пятнадцать минут, и то при условии
полной тишины. А теперь я отрешаюсь буквально за несколько секунд.
Вот и сейчас, сидя в своей комнатке в общежитии помонов, я выключил все
свои внешние чувства и начал погружаться в гармонию. Знакомая гулкая
тишина окутывала меня. В безбрежной мягкой тьме я то сжимался в
невообразимо крошечную пылинку, то заполнял собой Вселенную. Наконец я
нашел точку равновесия между собой и миром и сразу же почувствовал, как
с легким шорохом сквозь меня заструилась карма, омывая каждую мою клеточку.
Непосвященные не могут понять этого ощущения первозданной чистоты,
когда сквозь тебя течет карма, образующая, по нашим представлениям,
поле Добра, Чистоты. И Растворения. Я - это я. Помон Дин Дики, тридцати
шести лет, вот уже шесть лет носящий желтую одежду. И я - частичка моей
церкви. Первой Всеобщей Научной Церкви, давшей мне все. И взявшей у
меня все.
Когда карма промыла и растворила меня в моей церкви, я почувствовал,
что пришло время сомнений. Когда то, мальчишкой, едва попав в лоно
Первой Всеобщей, я никак не мог понять смысла предписываемых Священным
Алгоритмом ежедневных ритуальных сомнений. Разумеется, я знал вопросы,
которые следует себе задавать. Готовя нас ко вступлению в лоно церкви,
пастыри-инспекторы, или сокращенно пакторы, без устали толковали нам о
несовершенстве религии, о нерешенных ею вопросах, о ее нелепостях и
несоответствиях. Но душа моя не хотела сомневаться. Я жаждал веры без
сомнений и анализа, веры восторженной и цельной, прочной, как скала.
Веры, за которую можно было бы держаться. Веры, которая защищала бы меня.
Как предписано всем прихожанам Первой Всеобщей, я ежедневно беру
телефонную трубку, набираю номер Священной Машины и возношу
информационную молитву - инлитву, в которой сообщаю о своих делах и
мыслях. Церковь требует от нас полной откровенности, но зато дает
ощущение, что ты не одинок, что ты член семьи, что о тебе знают, тобой
интересуются.
Именно Священный центр в свое время направил ко мне пактора Брауна.
Пактора Брауна, который привел меня в церковь, научил сомневаться и
побеждать свои сомнения, ибо только в постоянном сомнении и победе над
ним кроется суть и таинство налигии - научной религии, основанной
отцами-программистами.
Но уже давно сомнения мои стали истинными и глубокими. Я сомневался,
может ли электронно-вычислительная машина в Священном центре быть
наделена душой - личным и неповторимым Алгоритмом. Смущало меня и то,
что налигия сама признает, что не может объяснить всего, и потому
перекладывает нерешенные вопросы на плечи верующих. Иногда я сомневался
в мудрости отцов-программистов. И я всегда побеждал сомнения, ибо
стоило мне вознести инлитву, услышать бесконечно добрый и участливый
голос Машины, почувствовать, что ты не одинок в этом страшном и
жестоком мире, и горячая волна благодарной радости тут же захлестывала
меня. Я, ничтожный и безвестный атом среди миллиардов таких же атомов,
интересую кого-то. Меня знают. Чудо, чудо!
Я называл Машине свое имя, она терпеливо выслушивала мои подчас
бессвязные и страстные излияния, иногда давала мне советы, иногда
воспроизводила мои предыдущие инлитвы, показывая, как я противоречу сам
себе.
Неверующие смеются иногда над нами: транзисторопоклонники, называют они
нас. Да, мы знаем, что Машина - это огромная ЭВМ, спроектированная и
запущенная отцами-программистами. Да, в основе Машины - электроника. Но
электроника, поднятая Священным Алгоритмом на новую ступень. В конце
концов и человеческое тело, и разум, а стало быть, и душа тоже созданы
из банальных атомов.
Я только что закончил погружение и начал не спеша подниматься к
поверхности, когда услышал телефонный звонок. Я взял трубку и назвал
себя. Машина сообщило мне, что из Седьмого Охраняемого поселка
вознесена инлитва прихожанкой Первой Всеобщей Кэрол Синтакис, у которой
якобы исчез брат Мортимер Синтакис. Машина сообщила, что девушке
двадцать семь лет, она настройщица кредитных машин, брату ее что то
около тридцати, он холост, до недавнего времени работал где-то за
границей. Судя по всему, жизнь мисс Синтакис текла довольно спокойно.
Раз в неделю в очередной инлитве она сообщала дату и сумму очередного
пожертвования Первой Всеобщей и почти никогда ни о чем не просила. В
архивах Машины зарегистрированы всего две просьбы. Однажды она умоляла
облегчить мучения умирающей матери, а в другой раз - дать ей силы
стойко переносить одиночество, когда мать умерла, а брат был далеко.
Я надел желтую одежду полицейского монаха - помона, как нас обычно
называют, и спустился вниз к гаражу. Девушка ни разу не просила о
женихе, не испрашивала разрешения на брак... Наверное, маленькое
бледное существо с синевато-прозрачным длинным носом. Некрасивые
девушки, в моем представлении, почему-то всегда наделены длинными
синевато-прозрачными носами. Интересно было бы найти причину
ассоциации, но налигия строго-настрого запрещает самопсихоанализ...
Я сел в машину, проверил, подзарядились ли за ночь аккумуляторы. Все в
порядке, можно ехать. Я плавно нажал ногой на педаль реостата и выехал
из двора общежития помонов.
Минут через сорок я уже вылезал из машины у центрального въезда ОП-7.
Два сонных стражника не спеша выползли из своей будки и неприязненно
покосились на мою желтую одежду.
- Помон, что ли? - спросил один из них и брезгливо поморщился. Бог
знает, чего только не говорят невежды о нашей налигии.
- Как видите. Мое имя Дин Дики, - как можно спокойнее ответил я, ибо
Священный Алгоритм предписывает вам сохранять с непосвященными
спокойствие и быть всегда учтивыми.
- К кому?
- Мисс Кэрол Синтакис.
- А, это у которой брат смылся невесть куда. Ладно, подойдите к
определителю.
Я подошел к автомату и прижал пальцы к стеклу. Зажегся свет, щелкнули
реле, и через несколько секунд на табло вспыхнули слова: "Дин Дики,
полицейский монах при Первой Всеобщей Научной церкви".
-Хорошо. Сейчас я вас запишу в книгу. Никак записывающий автомат не
починят, приходится самим записывать. Что у нас сегодня?.. Двадцать
седьмое октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Дин Дики к
Кэрол Синтакис. Откройте багажник. Так. Ладно. Поезжайте.
Мисс Кэрол Синтакис оказатась не маленькой, а высокой, почти с меня
ростом. И нос был не длинный, не синеватый и не прозрачный. Если бы не
печально-потухшие глаза, ее можно было бы назвать красивой. Я протянул
ей руку ладонью кверху - знак подношения и знак просьбы, и она ответила
мне тем же приветствием прихожан Первой Всеобщей.
- Мисс Синтакис, я вас слушаю, рассказывайте, - сказал я девушке, когда
мы вошли в небольшой, но очень опрятный домик.
- Позвольте мне угостить вас чем-нибудь? Тонисок, чай, кофе?
- Спасибо, но я вначале хотел бы выслушать ваш рассказ. Вам ведь тяжело
и вы одиноки?
- Да.
Кэрол Синтакис подняла глаза и посмотрела на меня. Ее обезоруживающая
честность, подавленность, я бы даже сказал, убитость кольнули меня в
сердце.
- Прошу вас, мисс Синтакис, рассказывайте. Мы сделаем все, что можем.
Первая Всеобщая ни когда не оставляет своих прихожан в беде.