Андрей ЛАЗАРЧУК

ТРАНКВИЛИУМ

Это самое место, которое ты называешь изгнанием,

является родиной живущих здесь. И ничто не является

несчастьем, если ты не считаешь его таковым, напротив

же, кажется блаженным жребием все, что ты переносишь

терпеливо... Есть ли что-нибудь более ценное для тебя,

чем ты сам?

Боэций

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЯНТАРНОЕ МОРЕ

Всякое различие разъединяет, и все стремится к

подобию; поэтому то, что стремится к чему-либо другому,

по природе своей, очевидно, такое же, как то, к чему оно

стремится.

Боэций

Тот памятный день начала лета тысяча девятьсот восемьдесят третьего
года от Рождества Христова, день, в который мятежный крейсер "Дефендер"
подверг бомбардировке гавань и нижний город Порт-Элизабета, дав тем самым
толчок беспорядкам и смуте вначале на Нью-Айрленде, и затем и на материке
- этот день леди Светлана не забыла до самой смерти, но совсем по другой
причине...

Утро начиналось безмятежно и размеренно.

- Кофе, мэм! - ослепительно улыбаясь, впорхнула Люси. Зеленые глазки
ее сияли. - Что желаете на завтрак?

Это был почти пароль, но Светлана решила уточнить:

- Милорд муж уехал?

- Да, мэм. Еще до рассвета.

- Что-то случилось?

- Я не знаю. Спросить у Филиппа?

- Не стоит, Люси. Последнее дело - лезть в дела мужа.

- О да, мэм. Итак, на завтрак?..

- Земляника, бананы, орехи, мороженое.

- Шоколад, мэм? Вчера привезли, наконец, тот, который вы любите.

- "Петровский"? Не может быть.

- Может, мэм.

Горький твердый палладийский шоколад был слабостью Светланы. Одной из
маленьких простительных слабостей. Он имел вкус детства. На Нью-Айрленде и
вообще в Мерриленде такого не делают. Здесь в ходу мягкие сорта с молоком
и дольками засахаренных фруктов. Это тоже вкусно, но иначе, иначе...

- О, Люси! Я так долго ждала этого известия! Теперь все пойдет
по-другому!..

Дурачась, она сказала эти слова - и кто же мог знать, что звучит
пророчество?

- Ванна готова, мэм. Мэй тоже готова. Вам помочь?

- Побереги силы до тех пор, когда я стану бабушкой...

Нельзя, нельзя бросаться словами. Пониже горла тут же возник
крошечный, но неприятный комочек. После двух лет замужества она так и не
совершила того, чего от нее ждали и требовали, - и теперь уже не надеялась
совершить. Констанс за спиной холодно и нагло говорила о разводе: по
закону три года бездетности есть самое веское основание для одностороннего
расторжения брака. Вся родня, весь этот несчастный баронский клан
навалится на Сайруса и вынудит его подать прошение. Их можно понять:
должен быть наследник...

Не сегодня. Об этом - не сегодня. И вообще - собственное тело
подсказывало Светлане, что дело не в ней. По крайней мере, не в ней одной.

Холодно отзвонили часы. Половина чего-то.

Встаем.

А вставать не хотелось. Наоборот, хотелось лежать и слушать звуки,
приходящие снаружи, из сада и далее: с площади, от почтовой станции, с
вокзала. И, впав в полудрему, досмотреть тот сон, который...

Забыла.

Обидно. Сон был из тех редких снов, которые оставляют после себя
множество взъерошенных мыслей и чувств, но сами - исчезают, испаряются,
как пролитый эфир, и - не удержать, нет.

Жизнь - слишком скучная штука, чтобы еще и забывать взъерошенные сны.
Тем более - жизнь в этом чистом, богатом, удобном, но, Боже мой, до чего
размеренном и чопорном доме, где все известно наперед, где даже мухи в
кружевных чепчиках...

Спасибо Люси - без нее хоть волком вой.

Ма-аленькой такой волчицей...

Светлана откинула покрывало и спустила ноги на пол. На мягкий
болотного цвета ковер. Вот и с этим ковром: ей хотелось сине-белый, но кто
ее спрашивал? Милорд муж распорядился...

Она нащупала плетеные домашние туфли, приняла от Люси халатик. Хуже
всего, что эти мысли, когда-то стыдные и пугающие, стали почти привычными.

Одна услада - титул.

Леди Стэблфорд.

С заспанной и всем недовольной мордой. Смешно.

Ванна ждала: прекрасная дубовая лохань, полная горячей воды и взбитой
душистой пены. И Мэй ждала, смуглая, голая, в кожаном блестящем
передничке. И там, в воде, пахнущей бантусаном и яблоневым цветом, под
крепкими и нежными руками ваннщицы, Светлана понемногу вернула себе легкое
и даже приподнятое настроение забытого сна. Ну, разведется с ней Сайрус -
и что? В двадцать лет жизнь не кончается, мир велик, городов много...
Титул она потеряет? А видела я этот титул знаете где? Боцман Завитулько
вам скажет.

Отец, конечно, расстроится. Что делать - не бывает же так, чтобы
никто даже и не расстроился. И потом - целый год впереди, мало ли что
может произойти за год?

Она не заметила, что последние слова произнесла вслух.

- Конечно, мэм, - отозвалась Мэй. - Но знаете, что я вам скажу?
Лежачие камни обрастают мхом.

- Доля наша такая - лежачая...

- О да, мэм. По крайней мере, мужчины должны быть в этом уверены. Но
это не значит, что лежать мы должны все время на одном месте.

Светлана вдруг покраснела. Сон вспомнился. Медведь. Молодой медведь.
Она занималась с ним любовью.

- Что я скажу, миледи, - Мэй понизила голос. - Это все только кажется
сложным. И страшным. Вы уж мне поверьте. Уж это-то я знаю.

- Нет, Мэй, нет...

- Так вот сразу и нет. Вы поразмыслите тихонечко. Главное ведь -
никому никакого убытка, а лишь одно сплошное удовольствие и исполнение
желаний.

- Не надо, Мэй. Даже слышать о таком не хочу.

- Словом, как надумаете - шепните мне или Люси. Мы ведь вас любим.
Правда же.

Мэй размяла ее на жесткой кушетке, помогла одеться в домашний костюм:
широкие льняные штаны и льняную же блузу цвета морской травы с
пепельно-серой отделкой. Волосы, заколотые на время купания, Мэй
распустила и стала расчесывать тяжелым серебряным гребнем. Сидя перед
опотевшим по краям зеркалом, Светлана смотрела на себя - и нравилась себе.
Да, чуть бледноватое лицо, и больше, чем хотелось бы, веснушек на щеках, и
скулы напоминают о далеких татарских предках - но зато глаза! Зато волосы!
Если вот так наклонить голову и взмахнуть ресницами, у мужчин сразу
слабеют колени. Ах, говорил ей тогда, перед свадьбой, Левушка Каульбарс: в
такие глаза - как в омут!.. Где он теперь, Левушка? Вправду, как в омут.
Тихо, в ночь, втайне от всех ушли тогда кильботы...

А в волосы влюбился Сайрус. Не во всю ее - только в волосы. Вот они -
бронзовая волна. Недолго длилась влюбленность, да кончилась свадьбой.
Именно - кончилась. Любовь так и не пришла, и семьи не получилось, и вот
живут приветливо, но отдельно друг от друга два человека, играющие в
общность душ да изредка дополняющие какие-то гимнастические упражнения в
постели...

За завтраком Светлана спросила утренние газеты. Итак, что делается в
мире, пока мы спим? "Морнинг экспресс" повествовала о небывалом по
дерзости ограблении почтового поезда, явлении Пресвятой Девы в семейной
часовне виконтов Росли, возвращении экспедиции Брезара, пытавшейся
подняться вверх по Таранусу, сорокачасовом полете монгольфьера "Гэллант
игл" с тремя аэронавтами... А также о начале гастролей петербургского
театра мод "Амфитрита"! Новейшие фасоны, прекрасные ткани, коллекция
шляпок, мехов и обуви из "Корабельного пассажа"!!!

Эта новость затмевала все.

Что в Сайрусе совершенно замечательно - так это полное отсутствие
скупости. Поэтому и родственники, кстати, считают его белой вороной и
смотрят чуть косо. Другое дело, что он совершенно не умеет тратить деньги.
Он делает это так же равнодушно, как ест, ведет дела, пишет письма,
беседует не о флоте и занимается любовью.

- Люси! - и у Люси сразу же начинают чуть иначе блестеть глаза. -
Одеваться! Мы едем в "Торговый двор"!

Нельзя же, в самом деле, появиться на людях в платье, в котором тебя