Антон Молчанов (Ант Скаландис) как Гарри Гарисон

Мир смерти и твари из преисподней

Изд. ЭКСМО-Пресс, 1999 г.

OCR Палек, 1999 г.

Часть первая

ЛЮДИ СТРАШНЕЕ МОНСТРОВ

ГЛАВА 1

Далеко, очевидно, над океаном, закрытым от глаз цепью гор, собирались
тяжелые свинцовые тучи. Здесь, на Моналои, такое было явлением редким, но уж
если случалось, то всерьез: не просто дождь и ветер, а настоящий ливень с
ураганом, не просто гроза, а настоящее светопреставление. За триста
солнечных дней из трехсот двадцати, составляющих полный год на этой теплой и
ласковой планете, приходилось расплачиваться электрическими бурями
чудовищной силы и целыми водопадами, низвергавшимися с небес.

Сотник Фуруху на своей деревянной вышке внимательно вглядывался в
темнеющий на глазах горизонт и прикидывал: сколько же остается работать
фруктовикам? Получалось, не больше часа. А раз такое дело, пусть поторопятся
перед вынужденно долгим отдыхом.

- Эй! - крикнул Фуруху в нагрудный крикунец своим десятникам. - Потыкайте
их палками, пусть бегают быстрее. А если кто-нибудь упадет раньше, чем
начнется дождь, - не беда. Главное - результат. Слышите? - И добавил: -
Всем, кто соберет по шесть полных корзин до финального свистка, я обещаю
вторую порцию вкусной похлебки.

Задача была поставлена непростая, но все же реальная. Претендентов на
вторую порцию могло оказаться много. Однако Фуруху имел право раздавать
такие обещания, ведь он был не просто сотником - он был одним из доверенных
сотников у начальника местной тысячи султана Азбая.

Руководителей, подобных Азбаю, тысячниками не величали, потому что они
возглавляли уже не конкретное число людей и фруктовиков, а являлись
фактически полновластными хозяевами на определенных, строго очерченных
территориях, называемых султанатами. И выше султанов стоял только эмир-шах
всей планеты Моналои.

Сотник Фуруху был еще очень молод, но быстро продвигался по служебной
лестнице и рассчитывал довольно скоро стать персональным охранником султана.
Ведь он такой старательный, такой безжалостный, такой жестокий. Ему
нравилось бить фруктовиков по спине или тыкать их в бок кусачей палкой,
когда он был еще простым десятником и вместе со всеми стоял по колено в воде
под палящими лучами солнца меж рядов колючего кустарника айдын-чумра,
усыпанного темными гроздьями спелых плодов. Он очень старался на той работе.

И вот теперь ему гораздо больше нравилось сидеть в специальном кресле на
крепкой вышке из длинных стволов сарателлы под навесом, дарящим мягкую
прохладу, и наблюдать, как нерадивых фруктовиков погоняют его подчиненные -
десять доблестных мускулистых парней, не жалеющих ради высокого урожая ни
сил своих, ни злости, ни поганых спин этих жалких тварей.

Фруктовики были странным образом похожи на людей, но они не умели
говорить по-моналойски, а еще на голове и даже в отдельных местах на теле у
них росла шерсть, словно у каких-нибудь макадрилов. Любой нормальный человек
испытывал естественное отвращение при взгляде на такое существо. Моналойцам
запрещалось вступать в любые неформальные контакты с фруктовиками.

Вообще-то, сам Фуруху плохо понимал, для чего это правило существует.
Какие вообще могут быть контакты с выродками? Да, он отдает им приказы на их
дурацком языке. Но не придет же ему в самом деле в голову беседовать с
фруктовиком о погоде или о еде! Даже подумать мерзко. Однако, к сожалению,
находились люди среди десятников, которые нарушали правила. Он сам несколько
раз видел тех, кто вступал в разговор с шерстяными. Нет, не среди своих
подчиненных, слава эмир-шаху! Ведь таких десятников увольняли со службы
сразу. А недосмотревшего сотника переводили на освободившееся место, то есть
понижали в звании. Фуруху не знал точно дальнейшей судьбы самих
провинившихся, но догадывался об их весьма печальной участи.

А еще ходили слухи, будто некоторые моналойцы спутывались с самками
фруктовиков. От одной мысли об этом Фуруху передергивало, будто он голой
ногой вляпался в экскременты. Но его приятели, как правило, весело хохотали,
пересказывая друг другу обрастающие подробностями байки. И однажды сотник
Гугузу, видя уж слишком правильную реакцию Фуруху, похлопал его по плечу и
шепнул, улыбнувшись:

- Молодой ты еще! Шерстяные - конечно, мразь. Но ты приглядись
повнимательнее к их самкам. Приглядись.

И Фуруху однажды пригляделся. Прежде-то он не особо различал их - что там
разглядишь под драными тряпками и грязной шерстью? Но кое-что рассмотреть
оказалось можно. Фуруху прямо испугался: ну, все как у людей! Почти. И
сквозь привычное омерзение ощутил вдруг тайное, глубоко запрятанное, но
очень сильное плотское желание. Вот что его напугало. Он даже чуть было не
побежал в тот же день признаваться начальству в своих непристойных мыслях,
как это и полагалось по Уставу. Но пока день рабочий кончился, успел
сообразить: не стоит. Лучше он сам будет бороться с собственными
недостойными чувствами. А то ведь накажут еще, и тогда его путь наверх
сильно осложнится.

До сих пор Фуруху ни разу ничего не нарушал и верил, что обязательно
станет персональным охранником. Возможно, даже очень скоро. Он нутром чуял,
что новая должность понравится ему еще больше. Хотя и не представлял себе
совершенно, как они живут, эти избранные люди. Ведь большая часть их жизни
протекала вместе с султанами за высокими глухими заборами, куда даже
доверенных сотников никогда не пускали.

"Ох, должно быть, хорошо у них там!" - мечтал Фуруху, силясь представить
себе роскошные сады и удивительные стеклянные дома, о которых иногда любили
потрепаться его старшие приятели. О чем они только не трепались, бывало!

Например, о том, что за горами, за океаном есть другой материк, откуда то
и дело поднимаются небесные корабли, что летающие звезды, которые иногда
можно видеть ночью среди звезд неподвижных, - это и есть те самые корабли.
Что фруктовиков привозят на плантации не по морю, а по воздуху и что даже
айдын-чумру отправляют на огромных кораблях прямо на небо, потому что там,
очень далеко вокруг других звезд, существуют другие планеты, на которых тоже
живут люди. Не очень-то верилось Фуруху во все это, особенно про
айдын-чумру, или суперфрукты, как их еще называли иногда. Он сам хорошо
знал, куда деваются спелые плоды.

Каждый день со всех плантаций урожай отвозили на Комбинат. А Комбинат их
поглощал, чтобы потом выделять жизненную энергию и питать ею всю планету
Моналои. Кто ж этого не знает? Но слушать всякие небылицы все равно было
интересно.

Ну а действительно, что еще делать? Можно, конечно, пить чорум - доброе
фруктовое вино. Можно слушать музыкантов, играющих на гынде. Можно танцевать
с женщинами. Все это хороший отдых. Но и поболтать с приятелями Фуруху очень
любил. Правда, тех, кто болтал слишком много, иногда забирали. Приходили
персональные охранники султана и скручивали запястья сырыми корнями
айдын-чумры.

Корни эти любой предмет обхватывают очень плотно, а когда высыхают, их
уже только пилить можно, и то не всякая пила возьмет. Фуруху на себе такого
не испытал, но видел много раз, ох много...

"Что это я вдруг с веселых мыслей на печальные переключился?" - задал он
вопрос сам себе. И тут же понял. Оказывается, он уже минут десять пристально
наблюдал за красивой самкой фруктовика. Она действительно казалась ему
красивой, и это было ужасно. Подобные наблюдения сравнительно давно вошли у
него в привычку, но правильная половина мозга Фуруху противилась постыдному
занятию и автоматически заставляла молодого доверенного сотника отвлечься,
вспомнив что-нибудь неприятное.

"Ой, смотри, и тебе когда-нибудь руки скрутят, если будешь волю давать
низким страстишкам! Соберись, Фуруху, ты же умеешь быть жестоким и умным. Ты
умеешь молчать, когда безумно хочется рассказать кому-нибудь дурацкую байку.
Ты умеешь молчать даже после целой фляги чорума. Вот и сейчас возьми себя в
руки. Оторви взгляд от этой уродины!"

Выполнить такой приказ оказалось предельно просто. Взгляд оторвался сам
собою, потому что с другой стороны, совсем близко от вышки, послышался
громкий, ну прямо истошный крик. Перестав работать и подняв руки к небу,
среди кустов вопил бесноватый фруктовик.

"Ох, не к добру это!" - подумал Фуруху. Бесноватые попадаются нечасто.
Их, как правило, сразу уничтожают, но они успевают накликать беду. В прошлый
раз, например, когда орал такой же кретин, гроза началась чуть не на полчаса
раньше, чем ее ждали. Фруктовики не успели убрать очень много корзин, и
несметное количество плодов бесценной айдын-чумры погибло под крупным
градом. Но страшнее всего было, когда бесноватые кричали на моналойском
языке. Они его безобразно коверкали, но все-таки у них получались иногда не
только отдельные слова, но и целые осмысленные" предложения. От этого мороз
пробирал по коже. Ведь в Уставе планеты Моналои ясно сказано: "Моналоец не
должен говорить на фруктовиковом языке, а фруктовик не может говорить на
моналойском". "Не может" означает только одно: не может. А этот орал громче
нагрудного крикунца, и из глотки его вырывались вполне понятные фразы:

- Спасувайтесь! Опась! Гроза - не крупная зла! Горы - страха более!..

Собственно, как и всякий бесноватый фруктовик, этот тоже прекрасно
понимал (если они вообще способны что-то понимать): люди не поверят ему.
Крики бесноватых были всегда криками отчаяния. Они как будто делали вид, что
предупреждают о беде, а в действительности просто объявляли ее, когда уже
ничего нельзя было исправить. Поздно "спасуваться". Однако свихнувшийся
фруктовик помимо обычных предупреждений об опасности успел прокричать раза