Юрий НИКИТИН
СОВЕРШЕННЫЕ СЛОВА
соседка Володи: разговаривала в коридоре по телефону и потянулась до
защелки одного замка, другого, сняла цепочку, а сама все радостно верещала
в трубку: молодая, рыхлая, теплая со сна, в коротенькой рубашке с глубоким
вырезом, поверх которой небрежно наброшен халат.
все соседи относятся хорошо, своих же, слава богу, нет. Я пнул дверь
Володиной комнаты.
машинкой. Я бы так не смог, мне нужно обязательно как собаке в конуре:
лицом к дверям, а вот он мог, он умел, и ничего на свете нет, если перед
ним чистый лист бумаги.
словно грязная пакля, воротник рубашки потемнел и скоро заблестит. Пальцы
не на клавишах: руки лежат по обе стороны машинки, кулаки сжаты. Капитан
спортивной команды, а не молодой писатель, зато меня соседи сразу признали
писателем: я сплошная одухотворенность, одна борода да очки чего стоят, да
и весь я почему-то уродился настолько интеллигентом, что перед
современными женщинами - а они с каждым годом все рассовременнее - бывает
неловко.
познакомились еще пять лет тому, и я вскоре признал его первенство, что в
мире начинающих литераторов немыслимо: здесь каждый - гений, остальные же
- дураки набитые. Он превосходил меня одержимостью, это я признал с
готовностью. Мы всегда охотнее всего признаемся в лени, ибо, по нашему
мнению, только она не дает развернуться нашим удивительным способностям. И
потому Володя добьется своего раньше меня: я могу только на взлете, а он
шаг за шагом, последние метры проползет, цепляясь окровавленными пальцами,
- но на вершине окажется впереди всех.
пришел друг, - слишком даже для современного писателя.
какой друг, а ты на чашку кофе не раскошелишься!
словно гипнотизировал ее, а может, сам был ею загипнотизирован, - сам кофе
свари, а? А то голова не варит.
подоконнике среди бумаг и посуды кофеварку. - А если бы я не зашел?
голова просветлела, две одолел - рассказ настрочил, а если три - то и
роман?
соседями отношения, как я уже говорил, всегда распрекрасные, а вот у
Володи здесь натянуто, что и хорошо: для творческого стимула: писатель
должен голодать и жить в коммуналке, а у меня, на беду, изолированная,
двадцать метров, паркет, кирпичные стены, две лоджии, кухня - десять мэ,
потолки - три восемьдесят, да в довершение несчастья еще и на
"Баррикадной".
горячего кафе действует на современного интеля как на кота валерьянка:
Володя беспокойно задвигался, вернулся в наш грешный мир и, вставая,
потянулся с таким остервенением, словно тужился перерваться пополам, как
амеба при делении. В нем захрустело, затрещало, даже чмокнуло, словно
суставы выскочили из сочленений, как поршни из цилиндров. Из глотки
вырвался звериный вопль облегчения, коему и динозавр бы позавидовал.
отхлебывал жадно, губы его были в пластинках, как бывает, когда после
дождя внезапно ударит засуха, и почва лопается на квадратики, края их
загибаются, и пейзаж становится не то марсианским, не то еще каким, но не
нашенским.
"Эрикой". Машинка вообще главное существо в комнате, и сам Володя ею
отбояривался, когда его приглашали девахи: дескать, жена ждет -
некапризная, безотказная, но ревнивая...
проклятый. Все раздраконил и вернул.
любил признаваться в неудачах. - Что думаешь делать?
нажимали и отпускали верхний регистр.
загнанные. - Сколько толочь воду в ступе? Пишем и посылаем, а они читают и
возвращают... И так сколько лет! А ведь есть же слова, чтобы приковать
внимание, не дать оторваться... Только бы найти эти слова!
купить.
замечательно, но прежде чем наши труды осчастливят массы, нужно преодолеть
треклятый редакторский барьер, а то кретины рубят нас неизменно. Рубят по
тупоумию: нельзя требовать, чтобы редактор был квалифицированным да еще и
умным, рубят из элементарной зависти - все редакторы пишут, рубят из-за
необходимости пропихивать родственников и друзей... Увы, от понимания
ситуации легче не становится. Кого-то печатают, а нас нет.
на вкус. - Если ты это сделаешь...
смогу. Эту заразу уже не брошу, мы с тобой литературные наркоманы.
вылавливая последние капли.
тут книгу одного современного классика!
он тут же повел пальцем:
головой в знак согласия". Каково?
кивнул... И "своей" нужно бы вычеркнуть, - продолжил я. - Чужой не
кивнешь.
можно кивнуть? "Он кивнул" - и все. Нет, я такую чепуху не читаю.
Достаточно встретить в романе одну такую фразу, чтобы сразу книгу
выбрасывать к такой матери! Или не покупать, если успел заметить еще на
прилавке.
форма! Достаточно первого абзаца, чтобы понять, читать дальше или бросить.
быть, чтобы...
заклинания, заговоры. Гениальные поэты или прозаики из народа - их
называли колдунами - умели так подбирать слова, что подчиняли людей своей
воле. Мы должны учиться мастерству у колдунов!
бродячего оратора и бегут туда, куда укажет. Теперь же каждый подумает: "А
оно мне надо?"
Потому надо рывком...
детства помню стихотворение Киплинга, в котором король великодушно решил
возвести в рыцарский сан менестреля. Оказать ему великую честь... Тот,
оскорбившись, схватил свою гитару, или что там у него был за инструмент,
ударил по струнам и запел. Короля бросило в жар, он услышал ржанье коней,
лязг оружия, рев боевых труб, кулаки его сжимались, и сердце колотилось.
Но менестрель изменил песню, и король вознесся ввысь, душу обдало небесным
светом, ангелы приняли в объятия, и короля наполнило восторгом... Но
менестрель снова сменил мелодию, и король рухнул в пучину ужаса, кровь
ушла из сердца, смертная тоска сжала грудь... А менестрель, оборвав песню,
сказал что-то вроде: "Я вознес тебя к престолу, я бросил в пучину огня,
надвое душу твою разорвал, а ты - рыцарем вздумал сделать меня!" Дескать,
мощь поэта куда выше как мощи рыцаря, так и всех королей, вместе взятых...
начинало подниматься, и тут, как это часто у меня бывает, мои глаза что-то
увело в сторону, я начал прикидывать, что сделал бы, если бы выиграл сто
тысяч или стал бы властелином Галактики. На плите зашипело, в ноздри
ударила волна одуряюще-прекрасного запаха, и я увидел серо-коричневую
крупнопузыристую шляпку пены, что поднимается и поднимается из недр
кофейника, сползает по его горячим стенкам, мгновенно высыхая и
превращаясь в плоские ленты, сползает прямо в жадно вспыхнувшее непривычно