Дмитрий Михайлович БАЛАШОВ

БРЕМЯ ВЛАСТИ

Роман

ВЗГЛЯД С ВЫСОТЫ

Судьбы людей существуют в истории, и историей, данными свыше
законами, определяются беды и радости, успехи и скорби любого из нас,
каждой бренной и временной человечьей судьбы, для которой краткий миг ее
земного бытия вмещает в себя безмерность мироздания, с чудесами далеких
земель и алмазными россыпями бесчисленных горних миров в океане небесном.

Прежде чем снизойти с горней вышины к тверди земной и погрузить ум в
кишение страстей злободневных, в суету сует, в судьбы, не ведающие вышней
предначертанности своей, - ибо так, близко-поблизку, погодно, от 1328 и до
1341 года будем мы разглядывать ныне тревожную историю родимой земли, -
обозрим с высоты свершившееся в мире к началу описанных событий, дабы
понять, к чему и зачем были труды и подвиги ныне исчезнувших людей и какой
смысл имело то, что содеявал московский князь Иван Калита в исходе первой
половины сурового и скорбного четырнадцатого столетия.

Птица, что летит над землею, вытянув клюв и упорно махая крылами,
видит леса и поля, видит курящие дымом деревни, и для нее невнятен тайный
смысл человечьего бытия. Чьи кони движутся там, внизу, по тонким извивам
дорог? Какою молвью толкуют люди? От мирных костров или ратных пожарищ
восходят огнь и столбы горячего горького воздуха, опасного распростертым в
аере крыльям? Птица не ведает истории, и человек, неспособный взлететь над
землею, видит подчас много больше птицы, ибо он смотрит духовным взором и
провидит неразличимое с высоты, но внятное разуму, видит не токмо огнь
живой, но и свечение пламени духовного, видит взлеты и угасания того огня,
коим живут и движутся судьбы народов.

И прежде всего, оглядев с высоты земное бытие, поразимся и ужаснемся
тому, как исшаял и померк к началу четырнадцатого столетия духовный огнь
Византии, как умалился, едва ли не до полного исчезновения своего, -
светоч, еще недавно распростертый над тьмою тем языков и народов.

По землям славян от Адриатики и до Дуная, в Болгарии и Сербии, и до
Карпатских гор, и за Карпатами, в Галиче и на Волыни, и по всей русской
земле до самого моря Полуночного, и оттоле до Волги и до Оки, и под горами
Кавказскими, в землях ясов, и в Дагестане - древнем Серире, - и за горами
Кавказа, в Грузии, в Великой и Малой Армении, и в Малой Азии - в Киликии,
Фригии, Сирии, - и на склонах Ливана, и даже под властью султанов в
Месопотамии и Египте, и в дальней Абиссинии, и по всей Греции - в Эпире,
Фессалии и Пелопоннесе, во Фракии и Македонии - всюду простерлась
православная вера. А последователи отверженного патриарха Нестория
пронесли ее сквозь земли Ирана, Согдиану и Семиречье в Кашгарию и Турфан,
и до монгольских степей, к берегам Селенги, и к далекому Чину - даже и
туда, в Китай, досягнуло слово Христа. Таково было свечение духовного огня
Византии в двенадцатом, совсем еще недавнем столетии.

Но вот минули немногие десятки лет, и по всему Ближнему Востоку, от
Нила и до Инда, словно меч гнева или губительный смерч, прокатилась гибель
на православное христианство. Мусульмане захватили всю Ближнюю Азию.
Погибли в страшной резне конца тринадцатого века христиане Сирии и
Армении, Дамаска, Эдессы и Антиохии, Тира, Сидона, Газы и Акры. Пали
древние церкви, основанные еще первыми пустынножителями и пророками. В
Африке едва устояла одна Абиссиния, а в Малой Азии мусульманские султанаты
турок, сельджуков и османов подступили к самым стенам древнего града
Константина. Уже раздавлена и растоптана копытами чуждых завоевателей
Армения, пленена Грузия и земля ясов-алан попала в плен иноверным. Уже и в
Иране в 1295 году ильхан Газан принял ислам, и вскоре, в 1319 году,
вырезаны несториане персидские. И в те же годы пала, с воцареньем Узбека в
Орде, христианская вера у кочевников-монголов. Исчезли, растаяли к исходу
тринадцатого столетия общины христиан в Китае, умалилось христианство в
Турфане и Индии. А в самой Византии и в сопредельных землях створилось
гибельное разномыслие. Бесконечные церковные споры сотрясают гибнущую
Византию, и сами кесари великого города склонили слух к приятию унии с
Римом. Лишь горсть монахов в горе Афонской еще блюдет истинное
православие, в суровой аскезе добиваясь лицезрения света Фаворского.

А великую некогда землю Руси поделили Литва и Орда, и уже под стены
Пскова и Новгорода, уже на земли Галича и Волыни, уже к Смоленску и Твери
дотягивают властные руки литовских князей, о коих полтора века назад и
слыху не бывало на Руси Великой!

И долго ли простоит еще княженье владимирское, подвластное
мусульманскому хану? И не угаснет ли последний отблеск византийской веры и
там, в Залесской Руси, единственно оставшемся осколке размахнувшей некогда
на тысячи поприщ киевской державы? А с ним, со светом этим, с отблеском
былого огня, не угаснет ли, не обратит ли во снедь иноверцам и сама земля
русичей, не исчезнет ли язык словенск в волнах иных народов? Ибо что иное,
кроме веры, обрядов, отчих заветов родимой старины, способно совокупить и
удержать народ в быстробегущем потоке времен? И, строго оглядевши с
высоты, невозможно было бы не изречь, что да, исчезнет и растворится и
смеркнет совсем свет православия и с ним вместе имя Руси Великой!

Еще тянет дымом пожара сожженной Твери, самого сильного града земли
владимирской, а тверской князь Александр отсиживается сперва во Пскове
(Плескове по-древнему), а оттоле бежит в Литву, под руку великого князя
литовского Гедимина.

Малый прок Залесья: Москва с прилегающими немногими градами осталась
неразоренной и необезлюженной после многолетней распри московских князей с
тверскими. Малый прок, малый, ежели поглядеть с высоты, останок земли,
малый и слабый, ибо не дерзают днесь ни на какую великую борьбу с соседями
князья владимирские. И сам Иван Данилович Калита, брат покойного Юрия
Московского, разделивший великое княжение владимирское с суздальским
князем, не дерзает уже на ратные споры, послушно исполняя наказы хана, и,
бог весть, удержит ли еще власть, вернее, тень власти в родимой земле!

А литовские полки, охапив уже всю землю Руси до Киева, рвутся дальше
и дальше, дерзают спорить с ханом; и, огрызаясь, пустоша землю набегами,
отступают, уходят татарские рати, отдавая Литве город за городом и волость
за волостью. И, поглядев с высоты, кто бы не сказал в те поры, что недалек
день, когда и последние волости русские исчезнут, подчиненные Литвою, и
два великих соперника, Литва и Орда, столкнутся в последнем бою за
обладание этой землею, обратить которую в католичество - в <веру
латинскую> - уже и сейчас деятельно хлопочут легаты, епископы и кардиналы
папского Рима?

Погубленная после убиенья Шевкалова в 1327 году Тверь, во главе со
своим беглым князем, откачнет к Литве, Псков и Новгород тоже перейдут под
руку великого князя литовского Гедимина, а ослабленная двадцатилетнею
борьбою Москвы и Твери залесская земля угаснет, истает, обратившись в
прохожее и проезжее пограничье меж сильными соседями, которые во взаимных
походах окончательно истребят все живое и несхожее с ними, что еще уцелело
здесь от великой, легендарной, невозвратимой киевской старины.

Вот что сказал бы тот, кто нелицеприятно обозрел с высоты русскую
землю к тому часу и дню, когда московский князь Иван Калита вернулся из
похода под Псков, откуда он выгонял, по приказу хана Узбека, беглого
тверского князя Александра Михайловича. Вот что сказал бы горний мудрец; и
мы сами, вновь перебрав и пересмотрев нелицеприятно и строго все сущее в
мире и на Руси к 1328 году по Рождестве Христовом, что сами мы должны были
бы изречь, не зная грядущей судьбы родимой земли? Ибо грядущего не ведает
никто, а мудрецы дерзают лишь объяснять совершившееся в прошлом и о том,
что должно произойти, судят по преждебывшему. Да, сказали бы мы в 1328
году, видна простому оку близкая гибель православия, на коем держалась не
одна Византия, но и земля славян, но и Великая Русь. Да, этой духовной
опоры своей мы вскоре будем лишены. Это был бы первый наш вывод и первое
заключение при взгляде с высоты.

Да, невероятно усилилась Литва, выросла в грозную державу и
продолжает расти, поглощая русские земли одну за другой. И уже теперь
великий князь литовский Гедимин стал едва ли не сильнее повелителя Золотой
Орды хана Узбека, сравнялся с польским королем и теснит орденских немцев,
еще недавно безраздельно хозяйничавших в Прибалтике. Да, в Орде
окончательно утвердилось мусульманство, и уже теперь смешно мечтать о
союзе Руси со степью, обращении в христианство татар и скором одолении
властных кочевников. Литва и Орда, Гедимин и Узбек - вот две истинные силы
и два непримиримых противника на холмистых просторах Восточной Европы. Да,
вс° так! И это был бы второй нелицеприятный вывод при взгляде с горней
высоты на землю русичей.

А в самой залесской земле, в пределах великого княжения
владимирского, что увидим мы там, приглядевшись с высоты?

Увидим мы, что самое сильное княжество земли - Тверское, с городом
Тверью - разгромлено и, значит, вся владимирская земля стала много слабее.
Убит в Орде Михаил Тверской. Убит в Орде старшим сыном Михаила, Дмитрием
Грозные Очи, противник его отца, московский князь Юрий Данилович. Казнен
ханом Узбеком и сам Дмитрий Грозные Очи. Второй из четверых сыновей
Михаила Тверского, Александр, получивший было, вослед отцу и брату,
великое княжение, изгнан год назад из сожженной Твери, и на тверском
княжении сидят сейчас младшие Михайловичи - Константин и юный Василий
Кашинский. А великое княжение только частью досталось московскому князю
Ивану, другая часть, с городом Владимиром, отошла князю суздальскому,
Александру Васильевичу. И уже почти независимым стал Господин Великий
Новгород, и совсем отпали от власти великих князей владимирских земли
рязанская, брянская и смоленская. И, значит, нет в Залесье единой
непререкаемой власти, как в Литве или Орде, а то, что есть, рассечено
нелюбием и враждою и не может противустати врагам как единая Русь... Да