Александр ДЮМА

ГРАФИНЯ ДЕ МОНСОРО

ТОМ I

Глава 1

СВАДЬБА СЕН-ЛЮКА

В последнее воскресенье масленицы 1578 года, после народного гулянья,
когда на парижских улицах затихало шумное дневное веселье, в роскошном
дворце, только что возведенном на берегу Сены, почти напротив Лувра, для
прославленного семейства Монморанси, которое, породнившись с королевским
домом, по образу жизни не уступало принцам, начиналось пышное празднество.
Сие семейное торжество, последовавшее за общественными увеселениями, было
устроено по случаю бракосочетания Франсуа д'Эпине де Сен-Люка, наперсника и
любимца короля Генриха III, с Жанной де Коссе-Бриссак, дочерью маршала де
Коссе-Бриссака.

Свадебный обед был дан в Лувре, и король, который с величайшей неохотой
согласился на этот брак, явился к столу с мрачным выражением лица,
совершенно неподобающим для такого случая. Да и наряд короля находился в
полном соответствии с его лицом: Генрих был облачен в темно-коричневый
костюм, тот самый, в котором его написал Клуэ на картине, изображающей
свадьбу Жуаеза. При виде этого угрюмого величия, этого короля, похожего па
свой собственный призрак, гости цепенели от страха, и особенно сильно
сжималось сердце У юной новобрачной, на которую король всякий раз, когда он
удостаивал ее взгляда, взирал с явным неодобрением.

Однако насупленные в разгаре брачного пира брови короля, казалось, ни у
кого не вызывали удивления; все знали, что причина кроется в одной из тех
дворцовых тайн, что лучше обходить стороной, как подводные рифы,
столкновение с которыми грозит неминуемым кораблекрушением.

Едва дождавшись окончания обеда, король порывисто вскочил, и всем гостям
волей-неволей пришлось последовать его примеру; поднялись даже те, кто
шепотом высказывал желание еще побыть за пиршественным столом.

Тогда Сен-Люк, долгим взглядом посмотрев в глаза жены, словно желая
почерпнуть в них мужество, приблизился к своему господину.

- Государь, - сказал он, - не соблаговолит ли ваше величество послушать
нынче вечером скрипки и украсить своим присутствием бал, который я хочу дать
в вашу честь во дворце Монморанси?

Генрих III повернулся к новобрачному со смешанным чувством гнева и
досады, но Сен-Люк склонился перед ним так низко, на лице его было написано
такое смирение, а в голосе звучала такая мольба, что король смягчился.

- Да, сударь, - ответил он, - мы приедем, хотя вы совсем не заслуживаете
подобного доказательства нашей благосклонности.

Тогда бывшая девица де Бриссак, отныне госпожа де Сен-Люк, почтительно
поблагодарила короля, но Генрих повернулся к новобрачной спиной, не пожелав
ей ответить.

- Чем вы провинились перед королем, господин де Сен-Люк? - спросила Жанна
у своего мужа.

- Моя дорогая, я все расскажу вам потом, когда эта грозовая туча
рассеется.

- А она рассеется?

- Должна, - ответил Сен-Люк.

Новобрачная еще не освоилась с положением законной супруги и не решилась
настаивать; она запрятала любопытство в глубокие тайники сердца и дала себе
слово продолжить разговор в другую, более благоприятную минуту, когда она
сможет продиктовать свои условия Сен-Люку, не опасаясь, что он их отвергнет.

Итак, в тот вечер, когда начинается история, которой мы намерены
поделиться с нашими читателями, во дворце Монморанси ожидали прибытия
Генриха III. Но пробило уже одиннадцать часов, а короля все еще не было.

Сен-Люк пригласил на бал всех, кто числился в его друзьях или в друзьях
короля. Кроме того, он разослал приглашения принцам и фаворитам принцев,
начиная с приближенных нашего старого знакомца, герцога Алансонского,
которого восшествие на королевский престол Генриха III сделало герцогом
Анжуйским. Но герцог не счел нужным появиться на свадебном обеде в Лувре и,
по всей видимости, не собирался присутствовать на свадебном балу во дворце
Монморанси.

Короля Наваррского и его супруги в Париже не было, они, как это известно
читателям нашего предыдущего романа, спаслись бегством в Беарн и там
возглавили войска гугенотов, оказывавшие открытое сопротивление королю.

Герцог Анжуйский, по своему всегдашнему обыкновению, тоже ходил в
недовольных, но недовольство его было скрытым и незаметным; герцог неизменно
старался держаться в задних рядах, выталкивая вперед тех дворян из своего
окружения, кого не отрезвила ужасная судьба Ла Моля и де Коконнаса, чья
казнь, несомненно, еще жива в памяти наших читателей.

Само собой разумеется, приверженцы герцога и сторонники короля пребывали
в состоянии дурного мира: не менее двух-трех раз в месяц между ними
завязывались дуэли, и только в редчайших случаях дело обходилось без убитых
или по меньшей мере без тяжелораненых.

Что до Екатерины Медичи, то самое заветное желание королевы-матери
исполнилось - ее любимый сын достиг трона, о котором она так мечтала для
него, а вернее сказать, для самой себя; теперь она царствовала, прикрываясь
его именем, всем своим видом и поведением выказывая, что в сем бренном мире
занята только заботами о своем здоровье и ничто другое ее не беспокоит.

Сен-Люк, встревоженный не сулящим ничего доброго отсутствием короля и
принцев, пытался успокоить своего тестя, который по той же причине был
огорчен до глубины души. Убежденный, как, впрочем, и весь двор, в том, что
короля Генриха и Сен-Люка связывают тесные дружеские узы, маршал рассчитывал
породниться с источником благодеяний, и - вот тебе на! - все вышло наоборот:
его дочь сочеталась браком с ходячим воплощением королевской немилости.
Сен-Люк всячески пытался внушить старику уверенность, которой сам не
испытывал, а его друзья - Можирон, Шомберг и Келюс, разодетые в пух и прах,
неестественно прямые в своих великолепных камзолах, с огромными брыжами, на
которых голова покоилась, как на блюде, шуточками и ироническими
соболезнованиями лишь подливали масла в огонь.

- Э! Бог мой! Наш бедный друг, - соболезновал Сен-Люку Жак де Леви, граф
де Келюс, - я полагаю, на этот раз ты действительно пропал. Король на тебя
сердится потому, что ты пренебрег его советами, а герцог Анжуйский - потому,
что ты не выказал должного почтения к его носу <Лицо герцога Анжуйского было
обезображено оспой, казалось, что на этом лице два носа. (Прим, автора.)>.

- Ну нет, - возразил Сен-Люк. - Ошибаешься, Келюс, король не пришел
потому, что отправился на богомолье в Минимский монастырь, что в Венсенском
лесу, а герцог Анжуйский - потому, что влюбился в какую-нибудь даму, которую
я, как на грех, обошел приглашением.

- Рассказывай, - возразил Можирон. - Видел, какую мину скорчил король на
обеде? А ведь у человека, который раздумывает, не взять ли ему посох да и не
пойти ли на богомолье, и выражение лица бывает благостное, умиленное. Ну а
герцог Анжуйский? Пусть ему помешали прийти какие-то личные дела, как ты
утверждаешь, но куда же делись его анжуйцы, где хотя бы один из них?
Оглянись вокруг - полнейшая пустота, даже этот бахвал Бюсси не соизволил
явиться.

- Ах, господа, - сказал маршал де Бриссак, сокрушенно качая головой, -
как все это смахивает на опалу. Господи боже мой! Неужто его величество
разгневался на наш дом, всегда такой преданный короне?

И старый царедворец скорбно воздел руки горе.

Молодые люди смотрели па Сен-Люка, заливаясь смехом; их веселое
настроение отнюдь не успокаивало старого маршала, а лишь усугубляло его
отчаяние.

Юная новобрачная, задумчивая и сосредоточенная, мучилась тем же вопросом,
что и ее отец, - чем мог Сен-Люк прогневать короля?

Сам Сен-Люк, конечно, знал, в чем он провинился, именно потому он и
волновался больше всех.

Вдруг у одной из дверей залы возвестили о прибытии короля.

- Ах! - воскликнул просиявший маршал. - Теперь мне уже ничего не страшно;
для полного счастья мне не хватает только услышать о прибытии герцога
Анжуйского.

- А меня, - пробормотал Сен-Люк, - присутствие короля пугает больше, чем
его отсутствие; он явился сюда неспроста, наверное, хочет сыграть со мной
злую шутку, и герцог Анжуйский не счел нужным явиться по той же причине.

Эти невеселые мысли не помешали Сен-Люку со всех ног устремиться
навстречу своему повелителю, который наконец-то расстался с мрачным
коричневым одеянием и вступал в залу в колыхании перьев, блеске шелков,
сиянии брильянтов.

Но в тот самый миг, когда в одной из дверей появился король Генрих III, в
противоположной двери возник другой король Генрих III - полное подобие
первого, точно так же одетый, обутый, причесанный, завитой, набеленный и
нарумяненный. И придворные, толпой бросившиеся было навстречу первому
королю, вдруг остановились, как волна, встретившая на своем пути опору
моста, и, закрутившись водоворотом, отхлынули к той двери, в которую вошел
королевский двойник.

Перед глазами Генриха III замелькали разинутые рты, разбегающиеся глаза,
фигуры, совершавшие пируэты на одной ноге.

- Что все это значит, господа? - спросил король.

Ответом был громкий взрыв хохота.

Король, вспыльчивый по натуре и в эту минуту особенно не расположенный к
кротости, нахмурился, но тут сквозь толпу гостей к нему пробрался Сен-Люк.