Владимир Санин.

В ловушке

Владимир Санин работает над циклом повестей "Зов полярных широт". Не
будучи документальньми, повести эти основаны на драматических событиях,
происшедших в Антарктиде и на Крайнем Севере, и связаны между собой общими
действующими лицами.

"В ловушке" -- первая повесть этого цикла.

ПОВЕСТЬ

Василию Сидорову, замечательному полярнику и другу --

с любовью.

Возвращение

Нынешний год для Семенова был везучий.

Во-первых, остался живой. Медведи редко нападают на человека, чувствуют
в нем ровню, что ли, а этот выскочил из-за тороса, попер напролом. Голодный
и злой был зверюга, сало свое проел, шкура болталась -- как с чужого плеча.
Такого первой пулей срезать -- в лотерею машину выиграть.

Вторая удача -- хорошо, почти что безупречно отдрейфовал. Говорят,
Льдина попалась удачная, верно, а ведь выбирал-то ее сам! Полмесяца искал,
пока не нашел, уж очень хитро пряталась она за крепостными стенами торосов
-- три на четыре километра, ровненькая, молодая, но крепкая. За год дрейфа
по ней трижды проходили трещины, и тоже удачно: ни людей, ни домиков, ни
оборудования океан не проглотил, и сменщикам досталась вполне обжитая
станция. "Легкая у тебя рука, Сергей,-- радовался Кириллов, сменный
начальник.-- Или Полярную Звезду умаслил?" Каждый бы на его месте радовался:
будто с квартиры на квартиру переехал Кириллов со своими ребятами, даже
ремонта делать не надо.

Ну, и третья удача -- только что в гостинице уговорил Веру продать
путевки в Сухуми ("Подумаешь, золотой сезон-сто человек на квадратный метр
пляжа!") и вместе с Андреем и Наташей махнуть на машинах по стране -- куда
глаза глядят. С трудом, но уговорил. Весь дрейф об этом мечтали -- на
месяц-другой окунуться в бродячую жизнь.

И хватит, продолжал размышлять Семенов, нельзя, чтобы одному человеку
бессовестно везло. Кто-то сказал, что количество удач в мире неизменно, и
если тебе судьба улыбается, значит, другого удачи обходят стороной. К тому
же, когда они идут навалом, одна за другой, какой-то критерий теряешь, что
ли. Слишком много удач так же демобилизует человека, как слишком много
неудач: такого он может не выдержать. Промежутки должны быть между ними,
мостики...

Семенов шел по Невскому проспекту, с интересом поглядывая на встречных
людей и беспричинно улыбаясь, что вызывало недоумение прохожих; одна женщина
даже пожала плечами, неправильно истолковав доброжелательный взгляд этого
странного человека. А Семенову просто было хорошо. Коренной москвич, он
любил Ленинград, город, из которого не раз уходил в Антарктиду и улетал на
Льдины, здесь он прощался с Большой землей и здоровался с ней тоже здесь.
Ноги, еще не успевшие отвыкнуть от полупудовых унтов, сами собой шли безо
всяких усилий, вместо многослойной тяжелой одежды тело невесомо облегал
плащ, и сугробов тебе никаких, ветеришко пустяковый -- живут же люди! Так бы
и ходил без устали с утра до ночи, глядя на разных людей -- разных, в том-то
все и дело! -- на витрины, улицы и на всю эту кипящую жизнь, которую на
станции только в кино увидишь. И привычно удивлялся себе: жил ведь на
Большой земле, не в полярке родился, а до первой зимовки никогда не ценил
вот таких необыкновенных вещей, как эти деревья в скверике. Стоят себе,
колышут бездумно желтеющими листочками и ведать не ведают, сколько в них
радости и смысла.

У Аничкова моста Семенов, как добрым знакомым, подмигнул вставшим на
дыбы коням, глубоко и радостно вдохнул в себя сырой ленинградский воздух и
свернул с Невского на Фонтанку. Отсюда до Института было несколько минут
ходу, и Семенов почувствовал привычное волнение, какое испытывал всегда,
когда приезжал в Институт. После долгих зимовок и экспедиций по этому
асфальту шли самые знаменитые полярники и тоже, наверное, волновались при
виде Института...

Вспомнил Семенов, как много лет назад пришел сюда в первый раз, худым,
неоперившимся птенцом. Начальник кадров Муравьев, крестный отеп двух
поколений полярников, хмуро повертел в руках документы, спросил в упор:

-- Куда хочешь7

-- Куда пошлете! -- Семенов вытянулся, руки по швам.

-- Послать тебя... это я могу,-- проворчал Муравьев.-- Крепкие морозы с
ветерком любишь?

-- Не очень...-- ответил Семенов и испугался, запоздало подумав, что
другой ответ был бы начальнику приятнее.

-- Смерти боишься?-- И взгляд, будто щуп, до самых печенок.

-- Боюсь,-- честно признался Семенов.

-- Во сне храпишь?

-- Храплю,-- безнадежно кивнул Семенов

-- Теперь сам посуди.-- Муравьев стал загибать пальцы.--Морозов не
любишь, смерти боишься, во сне храпишь. . Ну какой из тебя полярник? Могу
позвонить на завод радиоизделий, там техники нужны.

-- Спасибо,-- уныло сказал Семенов.-- Дайте, пожалуйста, мои документы.

-- Куда пойдешь?

-- Не знаю еще... Может, в Архангельгк, там приятель живет.

-- А на Скалистый Мыс радистом хочешь?..

-- Хочу!?

-- Чего орешь, не глухой. Оформляйся.

Долго еще в Институте вспоминали зеленого новичка, который не любит
морозов, боится смерти и храпит. Семнадцать лет как испарился тот новичок,
но вместе с ними навсегда ушло и то, чего не заменишь положением и опытом,--
телячий оптимизм, весело бегущая по жилам кровь и каждый день открытия.

По годам идешь, как вверх по лестнице -- с каждой ступенькой все
труднее. Тот зеленый новичок порхал и подпрыгивал, а начальник станции
шествует, усмехнулся Семенов. Впрочем, подумал он, многие печалятся этой
неравноценной замене -- молодости на опыт, а предложи вернуться назад --
редко кто согласится. Радости вновь пережить -- пожалуй, а невзгоды и
ошибки?

-- Сергей, где твоя борода?

-- Там же, где твоя -- на веники пошла!

В Инсгитуте коридоры длинные, за три часа не обойдешь. Сделав шаг --
кореша встретил. Обнялись, помяли друг друга по полярной привычке.

-- Как там Льдина?

-- Позавчера была целехонькая.

-- Верно, что тебя медведь чуть не схарчил?

-- Информация ошибочная, наоборот, я -- его!

-- С возвращением, Николаич!-- приветствовал Семенова загорелый бородач
в кожаной куртке.-- Отдрейфовал?

-- Спасибо, Палыч.А ты где обитаешь?

-- Только-только от пингвинов вернулся, на "Оби".

-- В Мирном как, пальмы не расцвели?

-- Путаешь, Николаич!-- Бородач ухмыльнулся. Пальмы -- они на твоем
Востоке.

-- Не наступай на больную мозоль,-- вздохнул Семенов.-- Пионерскую и
Комсомольскую прикрыли, а теперь и до Востока добрались...

-- Да, закрыли твой Восток на учет,-- посочувствовал бородач -- Ну, а
сейчас куда махнешь?

-- Резерв главного командования, в отпуск собираюсь.

-- Слышали?-- Бородач остановил приятелей.-- Такую гаубицу в резерве
держат!

-- Недолго, Сергей, будешь ржаветь,-- включился один из них Станцию для
тебя новую открывают... Только -- молчок, секрет пока что!

-- Где? -- простодушно спросил бородач.

-- На самой северной точке... Южного берега Крыма!

Посмеялись, поговорили, разошлись.

-- Семенов? -- удивился невысокий франтоватый человек с холодным,
неулыбающимся лицом -- Ты же, говорят, только вчера прилетел, что здесь
делаешь?

-- Старая артиллерийская лошадь услышала зов полковой трубы,--
отшутился Семенов -- Свешников на шестнадцать тридцать вызвал.

-- Стружку снимать? Натворил чего на Льдине?

-- Не знаю.-- Семенов пожал плечами -- Вроде бы не за что

-- А вот здесь ты ошибаешься, начальство всегда найдет!.. Шучу.--
Макухин, однако, не улыбнулся.-- Зачем же он тебя вызвал?.. Шумилин вроде
все антарктические станции укомплектовал... Кстати, Семенов, начальником
следующей экспедиции будто прочат меня. Пойдешь ко мне замом?

-- До следующей полтора года, трудно загадывать,-- уклончиво ответил
Семенов.

-- Твоя голова, думай.-- Макухин покровительственно похлопал Семенова
по плечу.-- Гаранин Андрей с тобой вернулся?

Семенов кивнул.

-- Его бы тоже взял, начальником аэрометотряда,-- с тем же
покровительством в голосе продолжал Макухин.-- Ну, бывай!

Семенов задумчиво посмотрел ему вслед. Предложение заманчивое, пожалуй,
принял бы его, исходи оно не от Макухина. Опыта и личного мужества у него не
отнимешь, всю полярку прошел с низовки, во всех переделках побывал, а
зимовать с ним не любили. Почему? Трудно сказать, какие то штрихи, пустяки
Ну, хотя бы то, что за общий стол не садился, подчеркивал дистанцию. Или с
самого начала зимовки выбирал человека послабее и делал из него "мальчика