Виталий Коржиков.

Веселое мореплавание Солнышкина.

ПАРУСА! ВПЕРЕДИ - ПАРУСА!

В один из июльских солнечных дней провод-лик седьмого вагона поезда
Москва - Океанск стал свидетелем удивительного события.

Накануне вечером на станции Хабаровск в вагон вошли два молодцеватых
моряка. Едва они встали на подножку, вагон прогнулся и крякнул от тяжести.
Один из моряков внёс на спине большой серый мешок и осторожно опустил на пол
возле своей полки.

Поезд скрипнул и тронулся. За окнами заплясали сопки и начались разные
таёжные штучки. С ёлки на ёлку прыгали звёзды. Следом за вагоном бежала лиса
и присматривалась, не выбросит ли кто по ошибке из окна кусок колбасы. На
соснах сидели совы и сигнализиро вали друг другу громадными глазами: "Точка
- тире... Точка - тире".

Вагон качался, как колыбель. Пассажиры уснули на редкость быстро и стали
так храпеть, будто соревновались друг с другом. А при каждом вздохе моряков
крыша вагона ходила ходуном, поднимаясь и опускаясь, как гармошка.

- Здорово спят! - позавидовал проводник и тоже решил прикорнуть.

Он сел у входной двери, положил седую голову на руки и стал глядеть вдоль
коридора. Вот из одного купе выкатился и, словно заскучав от одиночества,
укатился обратно полосатый мячик. Вот на верхней полке чья-то левая нога
почесала правую... Проводнику над оело на это смотреть и стало грустно. А
уснуть он не мог, оттого что страдал бессонницей. Он собирался уже встать и
подмести пол, но вдруг ему почудилось, что серый мешок в конце коридора
неожиданно повернулся сам по себе, словно бы на ногах!..

"Стоп! Кажется, я начинаю видеть сон!" - подумал проводник.

Мешок подпрыгнул раз, другой и поскакал ему навстречу.

"Ну, так и есть, - усмехнулся проводник. - Наконец-то я хоть немного
вздремну!"

...Мешок скакал ему навстречу. Вот он остановился и с опаской притих.

"А ты не бойся, - весело сказал проводник, - я сейчас сплю".

Он хотел похлопать мешок сверху, но мешок отскочил.

Тогда проводник поднял руку, как семафор. Мешок, шатаясь, вывалился из
коридора. Потом из него вдруг выросла рука, протянулась к стакану и открыла
кран у бака с водой.

"Все хотят пить", - сказал проводник.

Но мешок промолчал, напился, поставил стакан на бак и поскакал обратно.

"Вот сейчас он станет на место, и я проснусь..."

Мешок свалился у своей полки, и проводник действительно встал. Он скосил
один глаз за окно на лысые сопки, зевнул и вдруг круто повернулся к двери: в
коридоре из бачка бежала вода! Кто-то пил и оставил кран незакрытым! Рядом
никого не было. Проводник вдр уг вспомнил свой сон и, с подозрением взглянув
на пол, направился по коридору вперёд.

У матросского купе он остановился. Мешок лежал у полки, свернувшись так,
будто вместе со всеми спал крепким дорожным сном.

"Странно..." - подумал проводник и хотел рассмотреть мешок поближе, но в
это время один из моряков так вздохнул, что проводника отбросило струёй
воздуха к стенке вагона.

- Странно! - сказал он, потирая затылок. Но самое удивительное произошло
всё-таки днём. Поезд подходил к пригородам Океанска, и пассажиры бросились к
окнам. Слева шелестели деревья, а справа сверкала голубая вода океанского
залива. Повсюду в вагоне опуст или стёкла, и в коридор ворвался запах моря.

Проводник подошёл к морякам отдать билеты и сказал:

- Что, братцы, прибыли на океан? На родной, на Тихий?

И вдруг он отскочил в сторону. Из-под его ног рванулся мешок, из которого
появилась крепкая рыжая голова и с отчаянным криком:

"Где океан?" - повернулась к окну. Проводник оторопело упал на сиденье, а
из мешка выкатился коренастый крепыш в залатанной тельняшке. Он вскочил на
стол и, высунув в окно голову, закричал:

- Паруса! Впереди - паруса!

Поезд проносился мимо весёлых коричневых пляжей. На них, как сухари на
противне, подрумянивались купальщики. А вдалеке по синей воде ловко бежали
яхты и качали стройными парусами.

САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК НА СВЕТЕ

"Впереди - паруса!" Это кричал самый счастливый человек на земле -
Алексей Солнышкин.

Четыре дня назад его бабушка, Анна Николаевна, уборщица сельского клуба,
довязала ему новый свитер. Потом положила в мешок хлеба, сала и кедровых
орешков, отсчитала на дорогу тридцать потёртых рубликов и, чмокнув внука в
рыжий чубчик, отправила из тайги

в город - поступать в училище. Но ни в какое училище Солнышкин не
собирался. Глаза у него светились, как морская вода. Десять лет ему уже
снились океан, грохот прибоя и высокие корабельные мачты. И поэтому на
станции, сунув рублики в окошечко билетной ка ссы, он попросил:

- Один до Океанска!

- Денег-то едва до Хабаровска... - сказала кассирша.

- Куда хватит, - сказал Солнышкин. И через три дня проводница высаживала
Сол-нышкина из вагона в Хабаровске.

Прихватив свой мешок, он обдумывал, как добираться дальше, когда на
перроне появились два матроса. Они браво направлялись к седьмому вагону.
Солнышкин с грустью посмотрел на них.

- Эге, кажется, человек в беде! - сказал один из моряков и остановился.

- Далеко? - спросил у Солнышкина второй.

- В Океанск, - ответил Солнышкин.

- Такой груз в мешке за спиной таскать можно, - сказал первый, окинув
Солнышкина взглядом.

И через несколько минут Солнышкин, согнувшись в собственном мешке,
въезжал на матросской спине в двери вагона.

Всё, что произошло потом, хорошо известно читателям, и мы можем
продолжать рассказ дальше.

Солнышкин что было сил кричал:

- Впереди - паруса!

Проводник хлопал глазами, матросы смеялись.

Поезд проскочил сквозь дымный, как печка, тоннель, промчался под
громадной скалой и остановился перед похожим на сказочный терем вокзалом.
Слева по перрону бежали, толкаясь, пассажиры, покрикивали носильщики. А
справа, среди залива, тянулись к небу десят ки мачт, упирались в причал
чернобокие корабли. А над заливом кувыркались чайки.

Солнышкин схватил мешок, махнул всем на прощание и выпрыгнул на перрон.

- В школу! В морскую школу! - сказал он и уже через полчаса взбирался по
шумной улице Океанска к красивому белому зданию.

По направлению к школе шли капитаны. Что-то шепча, торопились глазастые
старушки.

"Обгоняют!" - сообразил Солнышкин и припустил во все лопатки. Высунув
кончик языка и задыхаясь, он влетел на широкие гранитные ступени.

МАЛ, МАЛ! ПОДРАСТИ НЕМНОГО!

Солнышкин потянул к себе дверь за бронзовую ручку и оказался в вестибюле.
У мраморной лестницы стояли два высоких курсанта. На них были красивые
форменные фуражки, руки в белых перчатках крепко сжаты в кулаки, а
подбородки, казалось, были из самого твёрд ого мрамора.

"Здорово!" - подумал Солнышкин и представил себя в этой форме у этой
лестницы. Вот так он сфотографируется, такую фотокарточку он пошлёт бабушке!

- Как мне пройти к начальнику школы? - спросил Солнышкин, поглядывая на
дежурных.

Два металлических голоса торжественно произнесли:

- Коридор - налево, коридор - направо, комната - прямо!

Солнышкин кивнул: "Спасибо!" - ив три прыжка одолел ступени. Коридор -
налево! Коридор - направо! Зелёные стены качались, как волны. Солнышкин
летел по мягкому ковру, как яхта по морю. Флажком развевался рыжий хохолок.
Вот уже сверкнула табличка "Начальн ик школы", и Солнышкин собирался открыть
дверь, как вдруг услышал, что там, в кабинете, что-то затенькало. Будто
пробежали пальцами по клавишам: "Там-та-та-там, там-та-та-там".

Он прислушался. Звуки повторились, и кто-то пропел:

Бури нас вновь позовут,

В море герои уйдут...

Солнышкин приоткрыл дверь и увидел толстячка, сидящего за пианино.
Толстячок оглянулся и лукаво спросил:

- Что, подслушиваем?

- Что вы! - Солнышкин замотал головой.

Но человек подмигнул ему: "Знаем, знаем!" - и улыбнулся.

Нужно сказать, что начальник училища в свободное время сочинял музыку. И
когда он наигрывал в кабинете свои сочинения, ему казалось, что за дверью
стоит на цыпочках и прислушивается целая толпа почитателей его таланта. Это
прибавляло ему сил и вдохновени я, и он ещё сильнее ударял по клавишам. Хор
в училище распевал его песни, курсанты маршировали под его марши.

Сейчас начальник закончил новую песню "Бравые моряки". Он был уверен, что
за дверью слушает вся школа.

- Ну, заходи, заходи, - кивнул он. Солнышкин вошёл и по стойке "смирно"
застыл на ковре.

- Споём? - жизнерадостно спросил его начальник.

- Споём! - воскликнул Солнышкин. Ему и вправду хотелось петь. Всё
устраивалось великолепно! Удача летела ему навстречу на всех парусах. Даже
на крышке пианино, за которым сидел начальник школы, был вырезан большой