Гильберт Кийт Честертон
Избранное
И. Трауберг: Предисловие к сборнику избранных произведений
Бездонный холодец
Битва с драконом
Борозды
Великан
Вещая собака
Высокие равнины
Двенадцать человек
Доисторический вокзал
Если бы мне дали прочитать одну-единственную проповедь
Зеркало судьи
Злой рок семьи Дарнуэй
Корни мира
Кусочек мела
Летучие звезды
Лиловый парик
Небесная стрела
Необычайная сделка жилищного агента
Несчастный случай
О вшах, волосах и власти
О чтении
ПОТРЯСАЮЩИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАЙОРА БРАУНА
Причуда рыболова
Розовый куст
Сапфировый крест
Сияние серого света
Скандальное происшествие с отцом Брауном
Странное преступление Джона Боулнойза
Странные шаги
Тайна Фламбо
Тайна отца Брауна
Томми и традиции
Три типа людей
Хор
Человек в проулке
Человечество
Чудо "полумесяца"
И. Трауберг
Предисловие к сборнику избранных произведений
документов, много и мифов. Однако сразу же встает проблема,
которую мы решать не станем: документы и мифы далеко не
всегда совпадают. Разница не только в том, что мифический
Честертон не всегда похож на настоящего, - об этом мы как
раз поговорим, да и что такое "настоящий"? Разница в том,
что одни и те же события происходили постепенно, если судить
по документам, и внезапно, если судить хотя бы по
свидетельству самого Честертона. Он считал, что все самое
важное происходит внезапно, и в "Автобиографии" говорил о
том, что жизнь подобна не медленной, размеренной эволюции,
"но ряду переворотов, в которых есть ужас чуда". Придется
рассказывать и так, и так, то ли подправляя одно другим, то
ли просто предоставляя читателю что-то выбрать или все
совместить, как, видимо, в жизни и бывает - хотя бы в такой
жизни, какой ее видел Честертон.
дельца, который не столько занимался делами, сколько
рисовал, издавал домашние книги, мастерил для детей
кукольный театр. Эдвард Честертон был хорошим и умным
человеком, Мэри, его жена - живой, практичной и довольно
властной. У нее были шотландские и швейцарские предки, у
него - только английские. Старший их сын, Гилберт, жил в
детстве очень счастливо. На миниатюре тех лет он - поистине
маленький лорд Фаунтлерой; первые главы его "Автобиографии"
повествуют о детском рае. Говорить он начал поздно, хорошо
говорить - к пяти годам, когда родился его брат Сесил (тот
научился говорить рано, и с тех пор они непрестанно
спорили). В одном из поздних трактатов Честертон писал:
"...чем выше существо, тем длиннее его детство" и называл
это "всем известной истиной". Если истина к тому же верна,
придется признать, что он был очень "высоким существом".
Юность его в узком смысле слова тоже запоздала, а в широком
- началась рано, зато кончилась только тогда, когда
сменилась "вторым детством". Он часто называл себя
отсталым, себя в отрочестве - тупицей, но передать трудно,
какие хорошие статьи, письма, стихи этот тупица писал. Он
был особенным - и намного сильнее, и намного слабее других.
такая хорошая школа, основанная в XVI веке, такой занятный
директор, чья внешность подсказала облик Воскресенья из
"Человека, который был Четвергом", клуб дебатов, прекрасные
друзья, с которыми Честертон дружил до самой смерти. Однако
детство для него - рай, светлый и уютный, отрочество - едва
ли не ад, во всяком случае - место темное и неприютное.
Учился он и хорошо, и плохо. Он получил премию за стихи
вместе с теми, кто был на два класса старше (секретарь его,
мисс Коллинз, говорит, что "получил" - это сильно сказано,
потому что он вышел, постоял и вернулся, а премию оставил, и
по рассеянности, и по застенчивости). Писал он много,
иногда на удивление мудро, иногда - совсем по-детски.
Школьное эссе о драконах очень похоже на то, что мы читаем в
изданных сборниках. Средневекового дракона он сравнивает с
"упившимся крокодилом", а о новых, современных ему, говорит
так: "Когда, читатель, ты встретишь его, в какой бы личине
он ни был, взгляни на него смело и спаси хоть немногих из
темной его пещеры. Пронесем копье храбрых и чистый щит
сквозь грохочущий бой турнира жизни и сразим роковым мечом
яркий гребень обмана и неправды". Что он и делал всю жизнь.
выражал в слове, - его не занимало ничего, и он просто не
учился. Видимо, его любили, и это ему как-то сходило. Он
утратил детское благообразие, вид у него был смешной, он
толстел (начались какие-то эндокринные неполадки), а смешней
всего было то, что он спал на ходу, спал и сидя. Главное
же, он страдал. Юного Честертона необычайно мучили и дух
"конца века" - безнадежность, безверие, беззаконие, и то,
что творилось в его собственной душе. Не мог он вытерпеть и
несправедливости. Судя по одному из писем другу, он места
себе не находил от того, что убили и арестовали нескольких
русских студентов; а в самом начале гимназических лет он
писал о том, что бедных и "простых" мальчиков непременно
надо принимать в привилегированные школы, и не из
милосердия, а по справедливости. Милосердие "сверху вниз"
он ненавидел уже тогда. Слово "филантроп" так и осталось
для него ругательством.
кончив в семнадцать лет свою привилегированную школу,
напечатал первые стихи (плохие), в университет решил не
поступать, а стал учиться живописи. Рисовал он очень
хорошо. По его словам, в училище Слейда или работали день и
ночь, или ничего не делали. Он не делал ничего, хотя тут
миф и документы расходятся - может быть, что-то и делал. Во
всяком случае, директор училища писал его родителям, что
учить его бесполезно, можно только лишить своеобразия.
90-х годов он слушал от случая к случаю лекции о литературе
в Лондонском университете. Страдал он по- прежнему. Он
просто видеть не мог равнодушных и высокомерных людей, не
верящих ни во что и над всем глумящихся. Многие считают, и
сам он считал, что несколько долгих лет он бездельничал,
едва не сошел с ума, погибал. Конечно, так оно и было, хотя
от этих лет сохранились и хорошие статьи для издательств
(как бы "внутренние рецензии"), и умные, здравые письма. И
снова возникают два варианта того, что было одним из двух
главных событий его жизни (второе - переход в католичество).
Школьный друг, Люциан Олдершоу познакомил его с семьей
Громыко Ольга
Каменистый Артем
Никитин Юрий
Корнев Павел
Махров Алексей
Андреев Николай