Виктор ЧИРКОВ
ЗАМОК НА СТЫКЕ МИРОВ
всех частях тела... Стоп. Это уже было. Полет - или что-то иное, обрывки
мыслей о прочитанных романах, судорожная попытка выбраться из этого бреда.
Мне нужно открыть глаза. Голубое небо меньше всего походило на потолок
комнаты, где все началось. Я приподнялся... тело было цело, но рука,
правая рука... В глазах потемнело. То, что я обнаружил там сильно
напоминало кадр из фильма ужасов. Почти человеческую руку покрывала
сверкавшая на солнце чешуя. Страшные когти переливались оттенками голубого
цвета. Указательный палец украшал перстень с черным бездонным камнем. Я
снова провалился в беспамятство.
возвращалось чувство юмора. Я оценил лапу и подумал, что нос или ухо
теперь тереть лучше левой конечностью, затем ощупал лицо, оно не
изменилось, это чуть приподняло общее состояние духа. Так было привычней.
осмелев сел, потрогал новую кисть, она оказалась теплой и не столь уж
противной. Ближе к локтю чешуя отсутствовала, лишь маленький детский шрам.
Разглядывая его, я захотел мысленно разгладить кожу, выравнять давний
дефект, стал словно погружаться в информационное поле поврежденной зоны.
Моя мысль будто ввинчивалась в это давнее повреждение кожи. Появилось
ощущение нарушенной гармонии. Я разглаживал и выравнивал, черпая
информацию в окружающих тканях. Наконец, ощутил удовлетворение содеянным,
теперь инородное изменение пропало. Не знаю точно, сколько времени я
мечтал, но когда очнулся, то обнаружил, что найти место шрама невозможно.
Меня потянуло на эксперименты. Лапа удивительно легко подчинялась, сверкая
зелено-голубыми солнечными бликами при движении. Она была явно моей или,
по крайней мере, возникла по какому-то непонятному стечению обстоятельств
с изрядной долей моего участия.
если... - шрам рассосался по моей воле! Я собрал все свои жалкие силы и
уставился на лапу. Она превратилась в руку, замечательную, знакомую мне
руку!
левую конечность. Там теперь за сияла, радостно переливаясь на солнце,
сине-зеленая когтистая кисть все с тем же перстнем. После нескольких
попыток я сделал две лапы, правда, перстень остался все-таки один, он лишь
кочевал с одной конечности на другую. Теперь эта операция проходила легко,
а что если сделать четыре?! Интересно, где будет кольцо? Но благоразумие
все же одержало верх.
попытался хотя-бы изменить внешний вид: появляться среди людей с таким
приобретением не хотелось.
если мои новые способности простирались дальше? Если я смог перестроить
свое тело...
похоже не моя.
внимание... - бубнил я.
я, при этом продолжив попытки создать перчатку.
цветом вороненой стали.
это мне удалось... - сантиметров до двух. Более аккуратный контроль за
процессом создания позволил мне скрыть измененную конечность черной
кожаной перчаткой. Вот только перстень, несмотря на все старания, оказался
поверх перчатки, словно он хотел видеть мир вокруг. Снять его и спрятать в
карман мне не удалось, но тем не менее это уже был явный успех. Эти
эксперименты окончательно утомили непривычный разум, я задремал.
меня к реальности (что было действеннее "осел" или "сожрут", я понять не
успел). Так как, даже не открыв еще глаза, я ощутил здоровенную змею,
готовую отобедать подогретой на солнце дичью. Моя (уже смирился) лапа
засветилась в этом мире на грани сна и протянулась к змее, увеличившись и
разорвав перчатку. Когти прежнего размера сомкнулись на змеиной голове.
Раздался жуткий хруст, что-то чавкнуло. Веки наконец раскрылись, - лапа
уже прежних размеров, все с тем же перстнем, блеснув на солнце, обтянулась
кожей. Кольцо снова находилось поверх перчатки.
Вокруг разлетелись брызги, оставшиеся от нее. Змея была довольно большая,
раньше мне такие не встречались. Окраска о принадлежности к какому-либо
виду ничего не говорила, в учебнике биологии таких не упоминалось.
приподнятая часть тела змеи рухнула на песок.
все тот же голос (пусть голос, так проще для моего перегруженного
впечатлениями восприятия).
выуживать свои воспоминания...
сном и явью. Собственно, даже не сон, а какое-то воспоминание, глубоко
укрытое в недрах памяти и сохранившее лишь детский страх перед
неизвестностью и мучительную боль утраты чего-то несвершившегося. Жизнь
неслась, раскручивая свою спираль, и вообще-то не сулила ничего нового или
необычного. Начинало казаться, что земной путь пройден. Все напоминало
последний день в городе, из которого уезжаешь вечерним поездом, а все дела
сделаны уже к обеду...
ко сну. И то, что так угнетало, постепенно проявилось. Я наконец
рассмотрел все. Но это была не более чем иллюстрация, она напоминала об
Этом как картина - настоящий шторм.
тянущаяся за мной из прошлого? Потом уже было трудно определить. Впрочем,
я не смог бы указать и точное начало пути. Что двигало мной? Мог ли я
предположить, что будет дальше, когда шаг за шагом пытался вдохнуть жизнь
в мертвые вихри иного мира.
раза все глубже и подвластнее становилась бездна. Теперь я помнил детали,
все говорило, что именно Это было утеряно памятью. Но теперь чувство
детского страха сменилось ощущением глубокого удовлетворения понятым, а
может созданным? Что это такое? Трудно оценить. Но оно находилось рядом,
вполне реальное, твердо обосновалось и никуда не собиралось исчезать.
Огромная бездна, клубящийся туман, уходящий в бесконечность, смешанное
впечатление страшной высоты и невозможности разбиться. Мелькнула явившаяся
извне мысль, что эта мощь со мной навсегда, что путь открыт, что прежнего
счастливого неведения не будет никогда.
знанием делать, кроме как нырнуть... Да, нырнуть в воображаемый туман,
который вам снился в детстве... Может лучше следовало обратиться к
психиатру?! Два укола в день, свежий воздух, и через месяц болезнь
пройдет. Но если это и было видением, то очень реалистичным. Что я
собственно теряю? Попробовать? И попробовал...
отрывочной копией из какого-то романа, скрещенная с весьма
быстродействующей системой защиты неизвестного принципа действия. Два
столь странно сочетаемых понятия дали этот удивительный гибрид. Какие
возможности у новой конечности - неясно, но она явно была частью меня, а
уж соображала значительно быстрее. Пришлось удовлетвориться пока таким
объяснением на сей счет.
соображения теперь были... Похоже, неумелые эксперименты с необычными
образами привели на какой-то путь. Испугавшись, я попытался покинуть его,
и был выброшен в неизвестное место Земли. В это по крайней мере хотелось
верить. Пребывание в недоступной пониманию человека среде, помноженное на
испуг, дало такой странный результат. Вот, собственно, и все, что удалось
вспомнить и понять. Негусто.
видно не было. Продолжением песчаной полосы служил лес, перемежающийся
скалами. Из-за деревьев и каменных выступов далее ничего не
просматривалось. Понять, где я, не представлялось возможным. Любовь к
теплу, глубоко укоренившаяся в подсознании, оказала добрую услугу (при
суммировании сил, указавших мое нынешнее место пребывания), по крайней
мере, тут в данный момент тепло.
иной жизни не имелось, кроме змеи. Правда это была уже не жизнь, только