Анатолий Безуглов

СЛЕДОВАТЕЛЬ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ

Повесть

М.: Моск. рабочий, 1980. - 256 с., ил.

В повести писателя-юриста А. Безуглова рассказывается о работе
московского следователя, выехавшего для доследования обстоятельств гибели
молодой женщины в один алтайский совхоз. Изучая дело, он глубоко вникает в
жизнь и быт сельских тружеников, которые помогают ему раскрыть
преступление.

70302-213

186-80.4702010200

М172(03)-80

Издательство "Московский рабочий", 1980 г.

Я всегда завидовал спортивным болельщикам. Завидовал глубоко и
обреченно. У них могущественные покровители. О них особая забота.
Посмотрите, какие огромные строят для них стадионы, разом вмещающие
население приличного города (а то и государства, например Монте-Карло),
какие дворцы спорта. Иногда мне думается, что телевидение изобретено
специально для них. Не верите-изучите программу телевидения. Редкий день
обходится без футбольного или хоккейного матча или там водного поло, борьбы
самбо, поднятия штанги... А то выпадет на какое-нибудь число несколько
матчей сразу.

Зависть моя оттого не утихает, что у меня тоже есть страсть. И болеет ею
не так уж мало людей. В том легко убедиться: попробуйте достать билет в
Большой театр, когда партию Жизели исполняет Бессмертнова, а в "Спартаке"
танцуют Максимова и Васильев.

Но что может сравниться с ощущением, когда ты, сжимая в руках
драгоценный клочок простой бумаги, проходишь сквозь строй неудачников в
ворота твоего храма!

И становишься, как правило, свидетелем единственного, неповторимого! Я
уже не говорю о самой обстановке: торжественное ожидание чуда,
непередаваемое волнение присутствия.

Вот почему я просто не мог не послушать Кибкало в "Женитьбе Фигаро", не
имел права.

В Центральной театральной кассе билетов, разумеется, не было. Я попытал
счастья в кассах Большого театра.

С таким же успехом.

И вот пришлось встать засветло, взять такси (метро еще не открылось) и
подъехать к кассам Большого театра. Водитель, узнав, куда везет столь
раннего пассажира, посмотрел на меня подозрительно. А когда увидел толпу
таких же "ненормальных", как я, сочувственно покачал головой.

Потом-волнения: будут ли билеты? Билеты были, только на спектакль,
который состоится через три недели.

Но и это считалось удачей...

В день спектакля я был "при параде" с самого утра. Потому что за
шестьдесят минут, разделявшие окончание работы и начало спектакля,
немыслимо слетать от Кузнецкого моста, где моя служба (Прокуратура РСФСР),
до Бабушкина - места моего жительства - и обратно в центр. Благо от моего
учреждения до Большого театра десять минут ходу. Все шло но расписанию.

В четыре позвонила Надя, справилась, не отменяется ли поход.

Надя работала рядом. Дом моделей. Мое первое (очень хотелось бы, чтобы
и последнее) "случайное" знакомство.

В ресторане ЦДРИ. Сколько раз мы передавали друг другу дежурное
обеденное меню, прежде чем я решился заговорить о чем-либо, не имеющем
касательства к бульону с пирожком и бифштексу.

У нее, оказалось, тоже было желание свести более близкое знакомство. Но
почему-то оно шло по линии, которую я долго не мог взять в толк. Моя
собеседница все время сбивалась на разговор о том, что какое-то СМУ
постоянно роет траншею возле их дома и портит телефонный кабель.

Я намекнул, чю простое человеческое общение лучше телефонного. Она же
твердила о своем: о кабеле, о СМУ...

Объяснилось все неожиданно: Надя принимала меня за работника связи. Да,
были времена, когда прокурорская братия носила погоны. Теперь же наш удел
- скромные звездочки в петлицах.

Узнав мою настоящую профессию, она заметно зауважала меня. А я
обрадовался тому, что Надя не манекенщица. Право же, конструктор-модельер
с фигурой манекенщицы - это действует на мужское воображение. Свободное от
семейных забот. Правда, впоследствии выяснилось, что начинала она с
манекенщицы. Что ж, я тоже начинал совсем не со следователя...

В тот день я подтвердил Наде, что уговор в силе. А это значит, что,
отпросившись у своего начальства (Агнессы Петровны, с которой мне довелось
уже познакомиться по телефону), она поедет домой переодеться. Чтобы успеть
к нашей встрече у крайней колонны слева.

В пять часов мне позвонили из больницы. Отоларинголог, который меня
лечил, сказал, что в отделении завтра освобождается место. Мне следовало
бы обрадоваться. Что я и высказал по телефону. А когда положил трубку,
почувствовал неприятный холодок. Какая может быть радость от того, что
тебе полезут скальпелем в горло? Б-р-р!

Что ж, видимо, пора дать решительный бой...

В четверть шестого заглянула в мой кабинет Фаиночка.

Миниатюрное существо со вздернутым носиком и каштановыми кудряшками.
Секретарша зампрокурора республики.

Фаиночка работала совсем недавно. Срезалась на вступительных экзаменах
в заочный юридический институт, но юриспруденция, как говорится, прикипела
к сердцу, и она пошла служить в прокуратуру.

На ней было простенькое платьице. И все в ней было естественно и
человечно, слова и поведение. Глядя на нее, я с грустью думал: неужели и
она когда-нибудь совьет себе кокон вежливо-холодной секретарской учтивости?

- Игорь Андреевич, Иван Васильевич просил, чтобы вы зашли к нему в
конце работы.

Мой телефон частенько занят. И если я нужен начальству, она не ленится
подняться на два этажа.

Смущается, краснеет, по приходит. Правда, в буфете (если у меня нет
времени на поход в ЦДРИ) никогда не сядет за мой столик. Прекрасный повод
для шуток. Его с удовольствием используют некоторые мои коллеги. И вгоняют
девушку в краску.

- А сейчас Иван Васильевич занят? - спросил я.

- Его просто-напросто нет. В Совмине. Вы его все-таки дождитесь.
Просил...

- Уж эти просьбы, - сказал я. - Паче приказания.

Фаиночка сморщила носик: рада, мол, помочь, но нечем. Перед тем как она
захлопнула дверь, я попросил:

- Как только объявится, позвоните?

- Обязательно, Игорь Андреевич.

Ее кудрявая голова исчезла.

Значит, завтра к двенадцати - в больницу. С узелком.

Всякие там кулечки, электрическая бритва, зубная щетка...

Собираюсь лечь уже второй год, а тут сразу-завтра. За полдня надо
успеть переделать массу дел. Позвонить в прачечную, чтобы белье не
привозили. Непременно внести взнос за кооператив. И так уже задолжал за
два месяца.

По работе, слава богу, ничего срочного. Неделя ничего не решает.
Правда, я слышал, что после операции некоторое время разговаривать не
разрешается. А сколько? Надо было узнать. Немой следователь - что за
следователь...

Незадолго до шести я не вытерпел и, не дожидаясь звонка Фаиночки,
спустился в приемную к заму.

Ивана Васильевича еще не было. Секретарша смутилась. Словно в
отсутствии начальства была виновата она.

Конечно, ровно в шесть я имел право, как и все, покинуть службу.
Де-юре. Но де-факто... Не знаю, отыщется ли такой человек, кто решится не
уважить просьбу руководства. Впрочем, де-юре тоже не очень на моей
стороне. День у меня ненормированный... С мрачным видом я устроился в
кресле возле Фаиночкиного стола.

Девушка продолжала бойко стучать на машинке, изредка бросая на меня
извинительные взгляды. Наверное, по молодости она считала себя обязанной
уходить вместе с шефом. Или по его разрешению.

А может быть, она сегодня осталась из-за меня, чтобы мне было не так
скучно в приемной?..

В четверть седьмого мне стало тоскливо.

Звонить Наде бессмысленно - в пути.

При всем моем уважении к Ивану Васильевичу в эти минуты я про себя не
очень лестно о нем отзывался.

На всякий случаи сбегал наверх, к себе. Может быть, Надя все-таки
позвонит. Но аппарат молчал.

Тогда я спустился в приемную (опять же бегом), чтобы не упустить ни
одной секунды.

Но зампрокурора все не было. Я снова пошел к себе.

Еще в коридоре услышал звонок и бросился к двери.

Это была не Надя. Звонил свидетель по делу, которое я заканчивал. Я
постарался поскорее закруглиться, чтобы освободить линию.

Не успел я положить трубку, как опять раздался звонок.